Третий брак бедной Лизы - Миронина Наталия (книги без регистрации txt) 📗
– Ничего, Леночка, ты еще успеешь и кузнецовский фарфор описать, и статуэтки Миклашевского, – говорили ей старшие товарищи.
Леночка вздыхала – ничего интересного пока в ее работе не было. Впрочем, в один прекрасный день все изменилось, и Елена Валерьевна именно тогда свято поверила в предчувствия, предзнаменования, интуицию и обширные познания.
В тот день на работу в музей все пришли поздно. Была зима, снега выпало много, улицы чистили тогда плохо, а потому наледи и склизкая снежная каша мешала и транспорту, и людям.
– Так, для начала надо чай заварить. – Эту фразу произнесли почти в один голос. Женский коллектив отдела имел свои традиции – утреннее чаепитие, эти двадцать минут спокойствия и плавного перехода от домашней суматохи, тяжелой езды в переполненном транспорте к сосредоточенной тишине музейного труда. Только закипел чайник, только на блюдечко высыпали чуть раскрошившееся круглое печенье, только в вазочку положили конфеты, как открылась дверь и на пороге отдела показался директор. От неожиданности – пить чай в рабочее время вроде никто не запрещал, но и не поощрял тоже – сотрудницы даже не поздоровались. Директор на это внимания не обратил, как и на утреннее пиршество.
– Так, у нас, возможно, новое поступление. Закупка, думаю, уникальная, надо внимательно все посмотреть, оценить… Ну, словом, все как полагается… Пройдемте ко мне – предметы у меня в кабинете.
Через десять минут отдел собрался вокруг длинного стола, где обычно проводились совещания. На столе, на белоснежной простыне, стояли большие фарфоровые тарелки. Каждая из них имела свой рисунок. Молодой специалист Тартаковская ахнула про себя – она никогда не могла себе представить, что увидит сразу в таком количестве агитационный фарфор. Тот самый, за которым гоняются все, без исключения, коллекционеры, который стараются заполучить музеи, выставки которого пользуются огромным успехом. Этот фарфор создавался в очень короткий период – всего несколько лет после революции, и расписывался знаменитыми художниками.
– Это просто невероятно! – хором воскликнули сразу несколько человек.
– Да, и все из одних рук. Уж не знаю происхождение, но… Человек принес приличный. Прошу, давайте посмотрим предметы. Только – внимательно, деньги музей заплатит за это богатство просто невероятные.
– Так оно этого стоит, – скорее машинально, чем осознанно, произнесла молодой специалист Тартаковская. Впрочем, этой вольности никто не заметил – все были поглощены изучением предметов. Лупы, чтобы рассмотреть рисунок и клейма, линейки, чтобы уточнить размеры – они должны совпадать с принятыми размерами Императорской фарфоровой мануфактуры, точные электронные весы – вес тарелок был тоже унифицирован, справочники, альбомы с фотографиями клейм – все пошло в ход. Через два часа, когда каждая тарелка была измерена, взвешена, по ней постучали карандашиком и послушали звенящий звук, когда сличили клейма, сопоставили с описанием в профессиональной литературе рисунки, когда посветили специальными лучами на краску и выяснили, что все изображения имеют один возраст, музейные работники вздохнули с облегчением и радостью. Нет ничего важнее и приятнее для специалиста, чем ценное поступление в коллекцию.
– И сколько же заплатят за это богатство владельцу? – позволила себе задать вопрос заведующая отделом фарфора.
– И не спрашивайте, – отмахнулся директор. – Но делать нечего – вещи уникальные.
– Да, – согласились все без исключения сотрудницы.
– Так, сейчас приглашу заведующего отделом учета фондов, сделаем описание и будем оформлять. Молодой человек страшно торопится – деньги нужны, покупает что-то он. – Директор в возбуждении прошел по кабинету и вдруг предложил в нарушение всех инструкций и правил: – По капельке коньяка, дамы? Такое ведь раз в сто лет случается. Чтобы такие предметы одного периода, почти погодичные, пришли в один момент. Это такая удача! Давайте отметим!
Директор открыл шкафчик, достал дорогой коньяк, рюмки, разлил напиток.
– Поздравляю всех с ценным приобретением! – Директор поднял свою рюмку. – И выпьем за нас, людей, для которых покупка предмета для экспозиции важнее, чем покупка в свою собственную квартиру.
Присутствующие согласно закивали и выпили коньяк. Тартаковская выпила вместе со всеми – действительно, это было событие. Она не могла отвести взгляда от фарфоровой роскоши, разложенной на длинном столе. Все, о чем она читала в учебниках, монографиях и справочниках, лежало сейчас перед ней. Лозунги, написанные характерным шрифтом, серп, молот, профили вождей, колосья, знамена, звезды – все это сейчас превратилось в панораму, о которой и помыслить было нельзя. Найти одну такую тарелку, подлинную, было редкой удачей, но чтобы столько…
– Говорит, семья собирала. Еще в те года… Ну и понимали, что хранить надо, как следует… Обратите внимание, почти никаких дефектов. Только несколько сколов на двух или трех тарелках, ну, немного краска потертая. – Директор от выпитого коньяка покраснел и заговорил громче. – Представляете, приносит он эту самую спортивную сумку. Страшную такую, грязную, ставит ее на стол. Я ему чуть не сказал, что, мол, у нас этом столе раритеты стоят, а вы… А он тут и достает первую тарелку, вот ту с осенними листьями и серпами. Ну я и промолчал… Господи, вот это удача! Теперь надо готовиться к интервью, отдел по внешним связям пусть релиз выпустит, такой внушительный!
Елена Валерьевна обошла вокруг стола, еще раз подивилась белизне фарфора и подумала, что на Императорском заводе фарфоровые массы делали уникальные – то с кремовым оттенком, то с голубоватым. А этот вообще какой-то молочный, почти полупрозрачный. Не характерный, редкий. Тартаковская не удержалась и еще раз взяла в руки одну из тарелок, поднесла близко к глазам, пригляделась к рисунку, перевернула, посмотрела великолепное, не вызывающее никакого сомнения клеймо, а потом чуть подняла тарелку над головой, под небольшим углом – так, чтобы свет падал не прямо, а скользил по поверхности.
– Это подделка. А использовали японские тарелки. – Голос молодого специалиста Тартаковской прозвучал громко и уверенно. Присутствующие обернулись к ней, кто-то рассмеялся.
– Не смейтесь – это подделка. И доказать это легко. Смотрите. – Елена Валерьевна проделала тот же самый фокус – взяла уже другую тарелку, приподняла и позволила лучу света упасть по касательной. В этом ракурсе все увидели округлое затемнение прямо в «тесте», то есть в самом фарфоре.
– Все очень просто. Это старый японский фарфор. Тех времен – начало двадцатого века. Но клеймо японцы ставили хитрое, словно тень между «тестом» и глазурью, до конца вывести его невозможно. Они, конечно на это место нужные клейма поставили, но на просвет, в определенном ракурсе, все видно.
Елена Валерьевна взяла в руки следующую тарелку и увидела ту же самую картину.
– Кстати, этот фарфор тоже очень старый и тоже дорого стоит, но не столько, сколько агитационный.
Немую сцену нарушил ворвавшийся в кабинет директора бодрый заведующий отделом учета музейных фондов:
– Что принимаем на хранение? У нас, говорят, здесь «бомба»!
Эта история получила широкую огласку, а Елена Валерьевна, за которой начали охоту журналисты, стала почти знаменитостью. Впрочем, ее это мало волновало, и если времени не было, а была срочная работа, она обходилась с представителями прессы почти грубо.
– Я занимаюсь делом и предпочитаю о нем не распространяться. Старинные предметы не любят шума. А фарфор еще не терпит хлопанья дверями. Рассыпаться может.
Потом эту байку на все лады повторяла одна молодежная газета. Сама же Елена Валерьевна любила другое известное высказывание. Когда-то очень давно в семье Тартаковских произошли события грустные. Мама маленькой Елены рассталась с мужем и уехала за границу. Все, что предшествовало этому, ускользнуло от внимания дочери, но само событие Лена запомнила из-за сплошных дурацких ситуаций – то папа пытается удержать маму, то мама плачет и запирается на кухне, то приезжает бабушка, папина мама, и противным шепотом ругает родителей Лены. Потом вдруг наступил покой и тишина, все старались говорить спокойно и даже весело, но от этого стало еще хуже. Объяснения взрослых, неискренние обещания, нарочито бодрые возгласы – маленького ребенка это мало когда обманывает. Ребенок живет ощущениями, чувствами, ему достаточно одной незначительной детали, чтобы почувствовать перемены того или иного свойства. Так и в семье Тартаковских – Лену не обманули внезапные гостинцы и оживленное внимание вечно занятого и погруженного в себя отца. Потом, когда мать уехала, когда в доме навели порядок – разложили вещи по местам, заполнили опустевшие полки, когда бабушка, мать отца, отплакав, нажарила пышных оладьев и открыла «запретное» малиновое варенье, Лена задала один-единственный вопрос:
