Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара (книги без регистрации txt) 📗
Скрестив руки на обнажённой груди, я в ужасе замерла перед «умершим» императором и парой коленопреклонённых подданных. И заполненным зрительным залом.
Посреди сцены. Перед всей школой.
В трусиках и балетках.
В ушах загудело. Тело отяжелело, врастая в дощатую сцену. Хотелось невозмутимо сыграть на публику — помахать рукой и воскликнуть что-то остроумное, типа: «А за это зрелище с вас соберут отдельную плату!» Или притвориться, что мой спонтанный стриптиз — часть спектакля.
Можно было повести себя по-разному.
Но меня сковал паралич.
Время измерялось в долях секунды. Или в годах.
Я почти собралась с силами, когда меня скрутила боль. От разбитых коленей и ладоней, от удара о сцену, от стыда.
«Мёртвый» император соскочил со стола, с трудом удерживая накладное брюхо. Остолбеневшие подданные не сводили с меня глаз.
И в этот момент я увидела Его.
Резник нёсся к сцене, огибая зрителей. Прыгнул через ступени и бросился ко мне, грозя расплющить своим телом.
Ярость на его лице была настолько ослепляющей, что я не заметила других людей, спешащих на помощь. В том числе Гришу, бегущего с другой стороны, и учителей.
С размаху приземлившись на колени, Резник схватил меня за плечи, укрывая собой.
— Иди ко мне, Ника, — шептал он, осторожно притягивая меня к груди. — Я унесу тебя отсюда. Всё будет в порядке.
Громко ругаясь, Гриша отпихнул его, и они сцепились в злобной схватке, расталкивая остальных. Я осталась на полу. Рядом крутилась запыхавшаяся учительница, наступая на мои пальцы и не предлагая ничего путного.
Хаос. Вокруг полуобнажённой меня царил настоящий хаос.
В тот момент на мои плечи опустилась мягкая ткань. Синяя мужская рубашка, большая, пахнущая незнакомым одеколоном. Шершавая рука застегнула пуговицу у самого горла.
— Я помогу тебе встать и уйти со сцены. Если не можешь идти, возьму на руки, — сказал уверенный, спокойный голос за спиной, и я кивнула, не сводя глаз с Резника.
— Я пойду сама, — послушно поднялась, опираясь на чужие руки. — Я в порядке.
Рядом заворковала учительница.
— Молодцы, ребята! Василий Степанович, её к медсестре надо и побыстрее. Вызовем «Скорую», а кровь надо быстренько подтереть. Вдруг кто поскользнётся.
Кто-то поскользнётся в моей крови.
Я стояла на сцене в балахоне из мужской рубашки, опираясь на мужчину за моей спиной. Если бы не он, если бы не его спокойная уверенность, я бы заплакала. Зарыдала, наверное. Но его хватка на моих руках, его голос и запах держали моё отчаяние под контролем.
Запах. Особенно запах. В последующие дни я развлекла друзей тем, что пыталась незаметно понюхать Василия Степановича, учителя химии, чтобы поточнее запомнить запах одеколона. Мне удалось «случайно» столкнуться с ним в коридоре, но в тот момент бедняга пах чем-то горелым и химическим и очень спешил в лабораторию. Я поблагодарила его за помощь, но спросить об одеколоне не решилась. К своей превеликой радости, я умудрилась найти нужный запах в магазине. Перенюхала несколько десятков, как одержимая, потом купила и наслаждалась перед сном. A&F так и остался моим любимым мужским одеколоном, дарящим спокойствие.
Балансируя на грани истерики, я смотрела на Данилу Резника. Удерживаемый Гришей и братом, он не сводил с меня горящего взгляда. Мне уже не было стыдно, да и больно тоже, но очень хотелось понять причину его ярости. Да и ярость ли это? Чувства настолько сильные, что они исказили его лицо, подчинили тело. Он трясся, с силой сжимал зубы и рычал от вынужденного бессилия, не сводя с меня безумного синего взгляда.
Его чувства передались мне, ударили в голову, как крепкое вино. Я смотрела на одноклассника и гадала, почему он бросился ко мне на помощь. Почему успел первым. Почему смотрел на меня так… необычно.
— Я отнесу Нику! — в который раз потребовал он, но учительница преградила ему путь.
— Мы с Василием Степановичем отведём Нику в медкабинет. — Она подтолкнула Резника к спуску со сцены и повысила голос: — Оставайтесь на местах, спектакль продолжается! На сцене должны быть только актёры.
«Скорая» не понадобилась, школьная медсестра справилась на «Ура» и забрала у меня синюю мужскую рубашку. За дверью кабинета меня дожидался Гриша, он и отвёл меня домой.
— Я напомнил Резнику, чтобы не лез к тебе.
— Спасибо.
Наверное, это было самое неискреннее «спасибо» из всех, сказанных соседу.
Не подумайте, Резник мне не нравился, нисколько. Но есть что-то волнующее, интимное и безжалостно влекущее в случайно вырвавшихся человеческих чувствах. Бешеная ярость Резника, его почти животный прыжок ко мне через всю сцену то и дело всплывали в памяти. Словно я подсмотрела в замочную скважину и увидела нечто невероятно личное, тайное, тщательно скрываемое от остальных.
И теперь не знала, что делать.
Только насильно подавляемые чувства заявляют о себе так сильно, публично и искренне. Я хотела узнать, что подавлял в себе Данила Резник.
Хотела и боялась одновременно. Не знала, готова ли я к эмоциям такой силы.
Я не спала всю ночь. Стояла у окна, глядя на побитые ступени школьного крыльца, дожидаясь, когда уборщица Агриппина Степановна откроет школу. Как только она появилась во дворе, размахивая сумкой и, как всегда, разговаривая сама с собой, я оделась и поспешила в мастерскую.
Всем, кто посещал художественный кружок, предлагалось сделать выпускной проект. В конце года проходил городской конкурс, на котором лучшие работы получали грамоты и денежные призы.
Я ждала вдохновения, и в ту памятную ночь оно пришло. Настолько сильное, что я уже и не волновалась о последствиях публичного стриптиза. Пусть дразнят, пусть отпускают глупые шутки, меня этим не удивишь.
Меня волнует другое.
Выбираю хорошо грунтованный холст, шпаклёвку и акриловые краски.
Я рисую потёртые доски сцены. На них — сердце, раскрывшееся перед всеми. Абстрактно, анатомия здесь ни к чему.
А вокруг — брызги чувств, выпуклых, ярких и противоречивых. Выходящих за границы холста. Я не понимаю чувств Данилы, но ощущаю их силу. Смешиваю цвета, чтобы изобразить то, чего не знаю, но что завораживает.
Опьяневшая от чужих чувств, я закончила выпускной проект за два дня. Назвала его «Секрет».
На следующий день после спектакля Резник попал в больницу с острым аппендицитом и отсутствовал почти месяц. Я сочувствовала однокласснику, но втайне радовалась, что он не увидит мою картину.
Однако Резник вернулся очень не вовремя, как раз, когда работы вывесили в актовом зале перед утренней линейкой. Наблюдая за ленивыми и равнодушными взглядами соучеников, я сожалела о порыве откровения. Хотелось сорвать работу со стены и спрятать её в мастерской. Чужая тайна подмигивала мне разбрызганными красками, но оставалась скрытой для других. В ней каждый видел то, что хотел. Свои секреты.
Резник остановился около моей работы и застыл, положив руки в карманы. Потом разыскал меня в толпе и посмотрел тяжёлым, долгим взглядом. Мне на секунду показалось, что он обо всём догадался. Но нет, секунда прошла, и он насмешливо закатил глаза и отошёл к друзьям.
На городском конкурсе «Секрет» выиграл денежный приз. Отпраздновав с родителями, я закрылась в комнате и долго сидела у окна, глядя на школу и поглаживая пальцем три большие по тому времени купюры.
Этично ли зарабатывать на чувствах другого человека? Тайных, непонятных, которые ты увидела случайно, словно подсмотрев в замочную скважину.
Очень надеюсь, что ответ — «да», потому что это моя жизнь. Я собираю эмоции, свои и чужие, и размазываю их по холсту.
Вот и вся история Данилы Резника, школьного шалопая и странного парня.
Для меня он был выпускной работой, источником полуночного вдохновения, странным одноклассником и больше никем.
