Мерзавец Бэдд (ЛП) - Уайлдер Джасинда (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
Когда мне было семнадцать, мама умерла ‒ и обязанности по готовке перешли ко мне. Я возвращался домой из школы, одевал фартук и подавал бургеры, картошку фри и куриные крылья. Это была моя первая работа, а сейчас, десять лет спустя, как оказалось, единственная. Когда мне было двадцать, отец позволил помогать ему с бухгалтерией, мы разделили смены: три дня в неделю работал он, четыре ‒ я.
Я знал, что дела в бизнесе шли не очень хорошо, но за последние несколько месяцев, с тех пор как умер отец, все резко пошло на спад.
Я прилагал все усилия, чтобы держать дело на плаву, однако этого было недостаточно: я был единственным сотрудником. Я готовил, обслуживал бар, убирал со столов, мыл полы и подметал. Я работал так семь дней в неделю ‒ с четырех вечера, когда мы открывались, до закрытия ‒ до двух ночи.
Удручало еще, что, несмотря на существование семи кровных братьев, никого из них не было рядом, чтобы помочь.
Да, все верно, нас было восемь. Мама с отцом вырастили восьмерых мальчиков в трехкомнатной квартире над баром, мы жили по четверо в комнате с двухъярусными кроватями. Когда мама умерла, Зейну было пятнадцать, Броку ‒ тринадцать, Бакстеру ‒ двенадцать, близнецам Ханану и Корин ‒ десять, Лусиану ‒ девять, Хавьеру ‒ самому младшему в нашем племени ‒ было семь.
Десять лет спустя Зейн уехал и вступил где-то в спецназ «Морских котиков». Брок играл в футбол в Канадской футбольной лиге, и им заинтересовались агенты из Национальной футбольной лиги США, ну или так он утверждал. Бакстер был пилотом и путешествовал по стране со своим авиашоу. Ханан и Корин гастролировали со своей хард-рок группой «Пешка Офицера», а Лусиан… Ну, я не был точно уверен. Он ушел из дома в день своего восемнадцатилетия и больше не вернулся, даже ни разу не прислал проклятую открытку. Я подозревал, что он взял деньги, которые заработал на рыболовецких суднах в пятнадцать, и болтался по миру, как чертов босяк. Это было очень похоже на него: задумчивый, ленивый и прирожденно крутой. Хавьер получил «полный пакет» в Стэнфорде и стипендию благодаря футболу и уму. Ходили слухи, что им интересовались агенты ФИФА… и, помимо этого, какие-то «мозговые центры» или какое-то дерьмо вроде этого. Ну и был я, Себастиан Бэдд, самый старший. Я застрял в чертовом Кетчикане и обслуживал этот никчемный бар, как делал с семнадцати лет.
Все мои братья были круты, хороши собой и успешны, а я был чертовым барменом.
Не то чтобы я сильно расстраивался или что-то подобное. Но блин, в конце концов, я был самым привлекательным из всех.
И не поймите меня неправильно ‒ я любил бар. Он был моим домом, всей моей жизнью. Сложность состояла в том, что у меня никогда не было шанса заняться чем-то другим. Когда мама умерла, на меня как на старшего свалилась обязанность помогать отцу. Мне кое-как удалось получить диплом об окончании старших классов. Но я был слишком занят готовкой, уборкой столов и мытьем посуды, чтобы уделять время экзаменам или домашним заданиям. Я работал, чтобы моим братьям не приходилось это делать, по крайней мере, в течение рабочей недели.
Отец всегда давал мне в субботу выходной и просил помочь того, кто был поблизости. Обычно это означало, что работали Зейн, Бакстер или близнецы ‒ Брок все время тренировался, а Лусиан и Хавьер были слишком малы, чтобы помогать. По субботам у меня были свидания. Я брал свою недельную выручку и разъезжал по городу в поисках девчонок на навороченном Харлей-Дэвидсоне, над которым мы с отцом трудились каждое воскресенье. Обычно я быстро находил кого-то, с кем можно было потусоваться, ‒ ростом и внешностью я пошел в отца, от мамы мне достались холодная уверенность и невозмутимый нрав.
Ладно, я унаследовал большую часть маминой невозмутимости, но все же у меня была отцовская вспыльчивость, и в последние дни не составляло труда кому-то до нее докопаться и вытащить наружу. Думаю, что я был зол, потому что приходилось управлять баром в одиночку. В былые времена мне было скучно и я был безумно озлоблен из-за маминой смерти, поэтому все время был готов драться ‒ так же, как и трахаться, ‒ и всегда был чертовски хорош и в одном, и в другом.
Сейчас единственная драка, в которую я ввязывался, ‒ выгонял пьяных чудиков. Но секс был постоянный. Несмотря на то что бизнес был не очень успешен, у «Бэддз Бар энд Грилл» все еще была репутация места с красавчиком-барменом, который наливал крепкие напитки и всегда был не против перепихнуться, если ты выглядишь мало-мальски прилично и имеешь привлекательные буфера. Красавчик-бармен, как очевидно, ‒ это я.
Кетчикан был популярным городом на Аляске, куда обязательно заходили круизные лайнеры, и через него постоянно проходил поток туристов, которые искали местные бары, чтобы выпить, что приводило привлекательных милашек на день или два. Эти легкие связи имели неотъемлемые условия отступления: они знали, что уезжают, я знал, что они уезжают, поэтому не было ни сумбура, ни задетых чувств, ни неловких разговоров утром.
Это была хорошая тусовка.
Но это была моя единственная тусовка. Я понятия не имел, в чем бы еще мог быть хорош и чем бы еще хотел заняться. Я обслуживал бар и трахал горячих туристок ‒ вот, что я делал.
И это было все, чем я занимался.
Сегодня я провел почти час, витая в облаках и злясь на своих братьев. Но так никто и не появился.
‒ К черту все! ‒ сказал я и налил себе крепкого виски.
Под крепким я имел в виду стакан, до краев наполненный «Джонни Уокер Блэк Лейбл».
Я обошел бар, сел у телевизора и включил ESPN (кабельный спортивный канал), откинулся на стуле, уперся подошвами в переднюю часть бара, медленно потягивал скотч и смотрел повторы и главные моменты прошедших соревнований.
Спустя два часа, когда я пил уже второй стакан, в баре все еще не было ни души.
Затем прозвенел колокольчик над дверью.
Я надеялся, что это была хорошенькая туристка, может, рыжеволосая с хорошими сиськами или, например, блондинка с упитанной сочной задницей.
Но это оказался Ричард Эймс Берроуз ‒ адвокат, занимающийся отцовским завещанием. В костюме-тройке, с тонким кожаным портфелем, в оксфордах, с прилизанными волосами, разделенными на пробор, в очках, которые вполне уместно, без иронии, можно было назвать окулярами, он имел тенденцию смотреть на меня свысока, в буквальном смысле слова. Еще он вел себя так, словно стулья и барная стойка были чем-то заражены и он мог подцепить гребанных вшей или еще что-нибудь.
Поверь мне, приятель, я драил этот бар достаточно ‒ тут нет ни единого гребанного микроба.
Ричард Эймс Берроуз аккуратно ступал по полу, который был все еще чист, с тех пор как я его помыл перед открытием, и добрел до меня.
‒ Мистер Бэдд.
‒ Просто Себастиан, ‒ рявкнул я.
‒ Себастиан, тогда. ‒ Он выдвинул стул рядом со мной, протер его салфеткой и лишь потом положил на него свой портфель. ‒ У меня завещание вашего отца.
Я сделал глоток виски.
‒ Он уже три месяца как мертв, Дик (прим. перев. Дик ‒ уменьшительно-ласкательная форма имени Ричард.). Почему вы принесли мне его сейчас?
‒ Если вас не затруднит, называйте меня Ричард или Мистер Берроуз. И такова была его воля: завещание не должно было быть прочитано раньше, чем через двенадцать недель после его смерти. Я не знаю, почему так, он не привел причин. ‒ Адвокат сделал паузу и открыл свой портфель. ‒ Я отправил копии каждому из ваших братьев, по крайней мере, тем, чьи адреса смог найти. Но я забегаю вперед. Ваш отец был очень конкретен: он хотел, чтобы я подождал три месяца, прежде чем зачитать его завещание, и хотел, чтобы вы были последним, кто его услышит.
Я закатал рукава своей теплой рубашки фирмы «Хенли» до локтя, обнажая предплечья, покрытые татуировками.
‒ Ладно, это чертовски странно. И что это проклятая штука говорит? Позвольте мне догадаться: я разорен, он разорен, бар конфискуют, и я должен кучу денег, которые, как оказалось, должен был мой отец.
‒ Это уж точно именно то, что можно было ожидать в отношении грязного места, подобного этому, ‒ сказал Ричард, вытаскивая папку из своего портфеля. ‒ Но я думаю, вы будете приятно удивлены.
