Ловушка (ЛП) - Кендалл Беверли (книги полностью .TXT) 📗
— И когда вы собираетесь нормально поговорить о том, что будет дальше?
— Не знаю. Завтра, наверное. — Надеюсь. Я позвоню Митчу вечером и посмотрю, стал ли он более восприимчивым и готовым поговорить. Понятия не имею, что буду делать, если он решит вернуться в Нью-Йорк осенью. И ещё этот футбольный лагерь через четыре недели.
— Ты скажешь ему?.. — она не произносит этого вслух, просто многозначительно смотрит на меня, и её взгляд сравним с обвиняюще указывающим пальцем.
Единственный звук слышный в комнате — шелест моих волос, когда я энергично качаю головой.
— Никогда? — тихо спрашивает она. Слишком тихо. Сейчас в её голосе больше порицания.
— Какой в этом смысл? Я уже беременна. — К тому же тогда у Митча появится причина винить меня. И ненавидеть.
Она неторопливо кивает, но по выражению её лица становится ясно, что она со мной не согласна. В её глазах я умалчиваю и лгу. Мне же кажется, что это называется «не подливать масла в огонь».
Я неуютно меняю положение на кровати, но заставляю себя выдержать её взгляд.
— Ты же понимаешь, что если он узнает?.. — её голос зловеще обрывается, так что смысл предупреждения не вызывает сомнений.
От одной мысли об этом моё сердце принимается быстро и тяжело стучать, отчего на секунду мне кажется, что я задыхаюсь. Медленно, глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать поднимающуюся панику и волну вины, которая грозит поглотить меня.
— Не узнает. — Эту ошибку я унесу с собой в могилу.
Глава четвёртая.
Митч
На следующий день я приезжаю к Пейдж чуть раньше одиннадцати утра. Миссис Николс открывает дверь и провожает меня внутрь с огромной улыбкой и тёплыми приветствиями. Очевидно, она ещё не знает, что я обрюхатил её единственную дочь.
Когда я следую за ней от входной двери к подножию лестницы, она оглядывается через плечо и замечает:
— Посмотри, какой ты загорелый и красивый. То ли мне чудится, то ли ты ещё подрос с тех пор, как я видела тебя в прошлый раз. И, кажется, плечи стали шире. Это на тебя так университет влияет?
Пора бы уже привыкнуть к миссис Николс, но я всё равно чувствую тепло, согревшее моё лицо. Клянусь Богом, она единственная женщина, способная бросить меня в краску.
— Да, и ещё вес. Поддерживаю форму для футбола, — отзываюсь я, молясь, чтобы она прекратила сыпать комплиментами.
Одно дело, если бы она была похожа на обычную маму, но мать Пейдж из тех мам, вслед которым поворачиваются головы, где бы они не проходили. Темноволосая, голубоглазая и стройная, она более взрослая версия моей девушки. И даже не старая. Она родила Пейдж, когда ей было двадцать один, а это значит, что ей сейчас нет и сорока. Моей маме было сорок три, когда у неё родился я. Поздний ребёнок.
— Пейдж в своей комнате. Она себя нехорошо чувствует, но ты можешь подняться.
— Спасибо, миссис Николс.
Она безмятежно смеётся.
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты называл меня Морин? Ты же часть нашей семьи.
Господи, она даже половины не знает.
Но я ни к кому из родителей моих друзей не обращаюсь по имени. Мои родители меня так воспитали, а от старых привычек трудно отказаться. Я только киваю её улыбающемуся лицу и отправляюсь наверх.
Ещё она единственная мать знакомая мне, которая не имеет проблем с тем, чтобы её дочь оставалась наедине в комнате со своим парнем. Но Пейдж как-то сказала мне, что её мать всегда была реалисткой, когда дело доходит до секса и всякого такого. Она поощряла воздержание, но, тем не менее, хотела, чтобы Пейдж была готова и защищена. Знание — сила, и так далее.
Ага, точно. Посмотрите-ка к чему это привело её дочь. Она залетела в восемнадцать.
Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт.
Я решительно стучу в дверь Пейдж, прежде чем войти внутрь, где нахожу её лежащей лицом в кровать.
Вздрогнув, она спешно убирает полотенце со лба, откинув его на прикроватную тумбу, и поднимается на локтях.
— Мне казалось, ты сказал, что приедешь не раньше обеда.
— Сестра приехала домой пораньше и забрала Тесс с Дагом на занятия по плаванию, поэтому мне не пришлось оставаться. — Я придвигаюсь к кровати. Обычно мои мысли заняты только тем, как бы присоединиться к ней и немного пошалить. Теперь же, всё о чём я могу думать, это то, как эти шалости повергли нас в такой хаос. Ведь так оно и есть. Один сплошной гигантский хаос.
— Почему ты тогда не позвонил и не сказал? — интересуется она чуть хрипло.
Понятия не имея, разозлит ли её или заставит плакать «Не знаю», я ничего не произношу и занимаю место рядом с ней на кровати. Она поднимается в сидячее положение. Длинные волосы запутались, на лице нет макияжа — хотя Пейдж и не часто красилась. Но сегодня она необычайно бледна.
— Как ты себя чувствуешь? — вместо этого спрашиваю я. — Твоя мама сказала, что тебе нехорошо.
— Не очень, — признаётся она, поморщившись.
— Похоже, у тебя была непростая ночка.
— Скорее, утро, — она странно смотрит на меня, и я впиваюсь в неё ответным взглядом. — Утренняя тошнота, — объясняет Пейдж.
— Ах да, точно. — Дерьмо, у меня в голове сейчас каша. Не получается мыслить ясно. — Я много думал обо… всём. Мне придётся перевестись в местный университет, так что я смогу жить дома, чтобы быть ближе к тебе и ребёнку. — Господи, надеюсь, она не ждёт предложения. Мы, может, и не слишком молоды для того, чтобы сделать ребёнка, но мы чересчур малы для брака. До этого мне ещё далеко.
Глаза Пейдж вспыхивают от эмоций, а губы начинают дрожать.
— Митч, ты уверен? — спрашивает она едва слышным, взволнованным голосом.
Уверен ли я?
Подавляю мрачный смех, потому что моя девушка смотрит на меня так, будто всё её будущее зависит от моего ответа. Она не хочет знать правды. Мне кажется, она не сможет выдержать моих слов о том, как я себя на самом деле чувствую и что мне хочется сделать.
Найти выход. Убежать.
Единственное, что останавливает меня — моя любовь к ней и мой ребёнок, которого она носит. Мощная комбинация для ответственности. Так что я закупориваю ядовитую смесь из гнева и обиды, которую, кажется, не могу стряхнуть, зарывая её так глубоко, насколько это возможно.
— Да, уверен. Тебе нужно, чтобы я был рядом, а мне надо найти работу. Может, у меня получится ходить на вечерние занятия. — Моя сестра управляет трастовым фондом, который я унаследовал, когда умерли наши родители. Даже с тем, что Диана настояла, чтобы я взял её половину, этих денег недостаточно для того, чтобы устроить жизнь, но их хватит надолго, если ими правильно распоряжаться. И ребёнку определённо достанется от них большой кусок.
Пейдж не часто плачет, но когда это происходит — как сейчас, например, — её слёзы принимают свою собственную форму криптонита. Поговорим о принятии нокаута. Да, это про меня. Я пойду на всё, кроме убийства, чтобы они прекратились. В этот раз я обнимаю её, стараясь не давить на грудь.
— Мне та-а-а-ак жаль, — всхлипывает она, пока моя футболка мокнет от её слёз. Я целую её влажную щеку, когда она сжимает мои плечи, а потом крепко обнимает за шею.
— Пейдж, я не виню тебя, — тихонько шепчу я ей на ухо. — Мы сделали, что смогли. Это не твоя вина, так что не нужно извиняться. — Логически я знаю, что это правда, но крохотная часть меня неизменно вопрошает, не могла ли она это как-то предотвратить, отчего я чувствую себя полным дерьмом.
Она начинает плакать сильнее, прижавшись ко мне.
Я понимаю. Контрацепция была на ней, и теперь она, наверное, чувствует жуткую вину. Если ребёнок изменит всю мою жизнь, я не хочу этого. Если бы мы не завязали с презервативами, и я не переложил ответственность за принятие противозачаточных полностью на неё, мы бы не оказались в такой ситуации.
— Ну ладно тебе. Мне казалось, ты обрадуешься тому, что я буду ближе. Помнишь, сколько раз ты жаловалась, что не видишься со мной? Теперь мы будем видеться чуть ли не каждый день, — дразню я, надеясь остановить её слёзы.