Соль уходящего лета... (СИ) - Резник Юлия (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Лада извлекла из простой холщевой авоськи сверток, обернутый в грубую серую бумагу, и положила на стол. Тончайшей работы кружево… Она провозилась с ним весь прошлый месяц.
Йоси Соломонович отмотал полотно и тихонько присвистнул, по достоинству оценив все возрастающее мастерство своей ученицы. Поначалу Лада занялась этим старинным ремеслом, чтобы справиться с параличом рук, но кружевоплетение оказалось увлекательным делом. И вот теперь, спустя почти два года, в ее руках рождались поистине уникальные кружева, которые находили свое применение в декоре неповторимых в своем роде свадебных платьев.
- Красиво? – закусив губу, поинтересовалась Лада у своего учителя.
- Это какая-то итальянская техника?
- Бурано…
- Точно… Я видел что-то подобное у Dolce & Gabbana.
- О, да! Кружево добавляет интриги их последним коллекциям. И будоражит мужское воображение… Только мое кружево все же отличается.
- Ты сама разработала схемы? – вскинул брови пожилой мужчина.
- Сама, да… Хотя, конечно, мне здорово подсобили старинные описания, раздобытые в мою прошлую поездку в Италию. Как бы было хорошо поучиться у тамошних мастеров… - мечтательно протянула Лада.
- Так что же тебе мешает?
Лада оглянулась, провела по замысловатому узору тонкими пальцами без маникюра и, нацепив на лицо маску беспечности, пояснила:
- А у меня с финансами беда, Йоси Соломонович! Реставрация крыши отняла все, что удалось скопить за сезон. А ведь еще менять старый водопровод и проводку!
Отказываясь поддержать шутливый тон разговора, мужчина бросил на Ладу задумчивый взгляд:
- Зачем тебе это?
- Ну, как же? – сделала вид, что не понимает сути вопроса Лада, - по стояку постоянная течь, проводка искрит и мигает! Меня скоро закроют, к чертям… Вот будет хохма! Второй прогоревший бизнес за без малого пару лет…
- Лада!
Владислава резко отвернулась. Ссутулила плечи:
- Извините… Извините, Йоси Соломонович, я… Я просто не могу это обсуждать.
- Ты гробишь свой дар в этой трещащей по всем швам гостинице, ты зарываешь себя…
- Неправда! Меня зарыли давным-давно… Уже два года как… - парировала Лада тихим срывающийся голосом. - Я… я, пожалуй, пойду. – Она подхватила свою авоську и устремилась к выходу. Йоси Соломонович посеменил вслед за ней:
- К Лидочке?
- К ней… Не знаю, как в глаза ей буду смотреть. Опека опять не шевелится. Хорошо хоть в детдом не запретили приходить. Блюстители порядка, чтоб им пусто было…
- Постой… А ты разве не в курсе, что ее забрали в больницу?
- В больницу? – застыв на полушаге, просипела Лада. Откашлялась, встряхнула волосами, прячась за отросшей челкой. - Но как… когда? Мне ничего не сказали…
Холод волной прошелся по ее искореженному телу и свернулся тугим комом в груди.
- Как? Я думал, что ты в курсе… Вчера ей опять стало плохо. Мне Леночка Савина разболтала. Знаешь, там такая светленькая работает? Она мне творог продает…
- Господи… Почему же мне ничего не сказали? Я ведь просила! Я их просила сразу мне сообщать…
- Лада! Послушай, ты ведь никто ей по факту…
- Но ведь не потому, что я этого не хочу! – едва не плача, воскликнула женщина. – Есть ли в них хоть толика человечности?!
- Я не знаю, милая… Но, тем не менее факт остается фактом. Они тебе ничего не должны.
В бессилии Лада сжала руки в кулаки. Ее учитель был прав. Сотрудники интерната не были обязаны перед ней отчитываться! Кто она такая? Несостоявшийся опекун, которому из-за инвалидности и отсутствия мужа в этой самой опеке отказано? Сумасшедшая баба, которая, не имея возможности родить, сосредоточила всю свою любовь на чужом ребенке? Больной ребенке… Смертельно больном…
- Знаешь, что? Погоди несколько минут. Я отвезу тебя в больницу. Только отпущу девочек.
- Я не хочу отвлекать вас от дела, - прошелестела Лада.
- Да какое тут дело теперь? Погоди… Не убегай…
- Я подожду на улице, - не имея сил больше противиться, согласилась Лада и резким ударом ладони открыла дверь. С трудом преодолела три не слишком высоких ступеньки и опустилась на красивую, выкрашенную белой эмалью скамью. Отгоняя слезы, растерла лицо. Яркий свет больно ударил по ее воспаленным глазам, золотистым лучом скользнул по отполированной резной двери и скрылся где-то под козырьком веранды. Все было как всегда. Ничего не поменялось за время, что она пробыла в доме учителя. Только в ее душе стало немного больше боли. Боли, о которой никто не знал. Боли, до которой никому не было дела. Ни солнцу, ни небу, ни облакам, плывущим в далекие дали…
Как и большинство пожилых людей, Йоси Соломонович вел машину неторопливо. Лада едва сдерживала себя от того, чтобы не прикрикнуть на него с просьбой ускориться. Несчастные пятнадцать минут, что они ехали, для нее растянулись на долгие-долгие годы.
В отделении Ладу прекрасно знали. Это она из собственного кармана оплачивала лечение девочки, это ей врачи отчитывались о ее состоянии. Это ее пугали прогнозами, сочувствующе похлопывая по плечу…
- Виктор Васильевич… Ну, слава богу, вы на месте! Как она? – Лада влетела в обшарпанную ординаторскую, даже не поздоровавшись, и, увидев знакомого врача, в облегчении замерла у стены.
- Добрый день, Лада… Сама понимаешь, что ничем хорошим я тебя порадовать не могу.
Она знала. Она действительно знала… Неоперабельный порок сердца. Неоперабельный… порок. Прогноз – меньше шести месяцев. Лидочка и без того прожила больше, чем ей было положено, исходя из тех же дурацких прогнозов врачей. Впялив взгляд в потолок, Лада шумно вздохнула. Она же понимала, она ведь все понимала, так почему же так больно? Каждый чертовый раз? Слезы набежали на глаза. Слезы бессильной злобы. Она перерыла все! Изучила законодательство, практику… Она написала о проблеме Лидочки в министерство и проклятому президенту… Она даже телевидение подключила, но это нисколько не помогло. Для нее не находилось донора. Не находилось…
- Лада, - тяжело вздохнул пожилой доктор. –Пойми, я и сам за эту девочку как за свою переживаю. Мне ситуация с ней… вот тут! – Виктор Васильевич ударил ребром ладони по горлу и в отчаянии зарылся пятерней в остатки своей шевелюры. – Но нет для нее донора. Нет! Все упирается в это чертово противопоказание: «ограниченная поддержка семьи». Все…
- Они не дают разрешения на удочерение…
- Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль.
Лада все же всхлипнула. По крайней мере, этот человек не намекал на то, что ей стоит обратить внимание на менее проблемных детей, как это делали многие другие. Люди, с которыми она после не смогла общаться. Которых вычеркнула из жизни, не понимая, как они вообще в ней появились? Черствые… Чудовищно равнодушные.
- Вы, наверное, знаете, что после принятия решения о трансплантации реципиенты ожидают донорский орган порой до восемнадцати, а то и больше месяцев? Пятьдесят процентов… пятьдесят чертовых процентов погибают, так его и не дождавшись?
- Лада…
- У нее нет восемнадцати месяцев. У нее нет…
- Мне очень жаль.
Она покачала головой и, пошатываясь, встала со стула:
- В какой она палате? Я ведь могу ее увидеть? Или… мне это тоже запрещено?
Виктор Васильевич тяжело вздохнул:
- Она в седьмой. Пойдем… провожу.
В седьмой палате лежала одна только Лидочка. Ее маленькая, совсем не по возрасту фигурка казалась еще меньше на фоне огромной больничной койки. В тонкую ручку была воткнута капельница. Лада ненавидела… лютой ненавистью ненавидела эти иголки.
- Ладушка, ты пришла…
- Конечно, моя золотая девочка. И всегда буду рядом, помнишь?
- Да… до конца.
Лада сглотнула соленый ком:
- Это с чего ты о конце заговорила? Виктор Васильевич утверждает, что ты молодцом. Того и гляди выпишут.
- Это хорошо! Ты обещала прокатить меня на лодке… - тонкий голос Лиды слабел, а ведь она просто разговаривала… всего лишь разговаривала…
- Обязательно… Я обязательно покатаю тебя на лодке, моя золотая девочка. Быстро-быстро, чтобы соленый ветер в лицо и лишь крики чаек над головами…
