Замужем за олигархом - Лобановская Ирина Игоревна (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
«Надежды маленький оркестрик под управлением любви…» Так пел Окуджава, которого очень любил слушать дядя Наум.
И Миша даже стал с изумлением порой подумывать, что если рай на земле возможен, то он находится сейчас именно там. Кощунственность этой мысли нисколько его не ужасала и почти не удивляла, а, наоборот, безупречно входила в правила игры.
Он казался самому себе Алисой в Стране чудес… Эту книгу читала когда-то Мише бабушка. И необычная сказка ему очень поправилась.
Через два дня после приезда в Москву Миша робко, бочком, совсем как покойная баба Женя, вошел в свой новый класс и остановился. Он волновался перед первым днем учебы в новой школе, а потому пришел чересчур рано. Собственно, он не пришел сам, а его привел дядя Наум. Тетя Бела, провожая их утром, накормила вкусно и сытно и пожелала удачи и успехов. Даже всплакнула. Она оказалась слезливой, доброй и рыхлой, внешне напоминая Мише полную, дородную, хозяйственную бабушку. Только баба Таня всегда была энергична и собранна, не позволяла себе сильно распускаться даже при мыслях об умершей Иринушке, а тетя Бела была медлительна, излишне суетлива и нервна. И первые дни жизни Миши в Москве прошли как-то полусонно, полуосмысленно, словно жил там не он, а кто-то другой.
На следующий после Мишиного приезда день дядя Наум вывел машину из гаража, усадил рядом с собой племянника и повез его по магазинам. Купили и брюки, и джинсы, и несколько рубашек и свитеров. Еще две пары ботинок, кроссовки, куртку… Потом сумку для школы и разные там ручки-тетрадки…
— Ну, на сегодня хватит, — удовлетворенно произнес дядя, с удовольствием оглядывая заднее сиденье, заваленное пакетами и свертками. — Остальное прикупим позже, поближе к зиме. Сапоги тебе нужны зимние, дубленка, шапка… Понял, нет?
Миша сидел рядом с ним, робко озираясь и втянув голову в плечи. У него никогда в жизни не было подобного великолепия. Да и квартира дяди… она тоже поразила воображение мальчика из провинции, привыкшего жить на бабушкину пенсию и жалкие доплаты от государства. Квартира Каховских производила неизгладимое впечатление. Большая, с прекрасным паркетом и дорогими обоями, где на стенах, увешанных картинами, соседствовали ностальгические пейзажи и абстрактные яркие неопределенности, она притягивала к себе и манила задержаться как можно дольше. Все в ней казалось слишком необыкновенным. Было так на самом деле или Миша по младости лет еще плоховато разбирался в этой чересчур пестрой и разнообразной жизни?
А ванная… Именно здесь по-настоящему ощущались подлинный утонченный вкус, пристрастия и неограниченные возможности хозяев квартиры. Сверкающая дорогим кафелем и шикарной сантехникой, с бесконечными рядами «пантинов», «давов» и «рексон» на многочисленных полочках, ванная могла поразить даже куда более искушенную душу.
А еще магнитофон, о котором Миша у бабушки мог только безнадежно мечтать, видеокамера, два цветных телевизора с огромными экранами…
Изобилие и роскошь обрушились на Мишу мгновенно и неожиданно, придавив его к земле. Благосостояние тоже надо было пережить, переварить и к нему привыкнуть.
Дядя Наум оказался красив. По-настоящему красив, с правильными четкими линиями лба, носа, ушей и подбородка — волевого и резкого. Гордо откинутую назад, к спине, голову украшала рано поседевшая шевелюра просто устрашающей густоты. Правда, от сидячей работы, несмотря на обязательную утреннюю гимнастику, он начал полнеть и, пытаясь спрятать постоянно вылезающий из-под пояса круглый животик, часто рассеянным движением, которого сам не замечал, подтягивал брюки вверх. Ходил он упруго и властно. В его походке угадывалась поступь льва. Интересно, сразу подумал Миша, многие ли его принимают за льва? Разве что тетка… А еще кто?
Миша стал наблюдать за дядей с нескрываемыми завистью и иронией, но сейчас их было лучше всего поглубже спрятать: он живет здесь и встречает одну лишь обезоруживающую доброту и приветливость. А простая отзывчивость и человечность — это очень много по нынешним временам, так что нечего выпендриваться и демонстрировать дурной характер.
Недобрую скептическую усмешку Миша старательно прятал. Из-за этого его узкий безгубый рот постоянно съезжал влево и вверх, делая и без того неприятное лицо просто отталкивающим. Каховский-младший был очень некрасив и хорошо знал жестокую правду о себе с детства. Маленький, кривоногий, с цыплячьей грудкой и сутулой спиной, он усиленно отрабатывал уверенную, стремительную, быструю походку и резкие жесты. Миша не замечал, насколько они не подходят ему, уродуя еще больше и превращая в ходячую злую пародию на человеческое существо.
Огромные очки на крохотном личике с мелкими чертами уменьшали и без того небольшие, подслеповатые глазки, но были не в состоянии хотя бы немного притушить неизменную, пугающую всех ненависть, сжигавшую Мишу Каховского последние годы и придающую его облику нехорошую законченность. Все вокруг казались подлыми, мелкими, ничтожными, и прежде всего таким был, конечно, он сам. Все вокруг постоянно лгали и обманывали друг друга, любая фраза резала ему слух своей неискренностью, даже если в действительности оказывалась совершенно бесхитростной. Хотелось вырваться из-под гнетущего, давящего обмана, убежать от лжи, от ее необходимости, от чужих ему людей, слов и отношений. Миша стремился принадлежать лишь самому себе. Терзаясь противоречиями и разочарованиями, он тщетно пытался найти хоть каплю хорошего в своем существовании.
Внешность Миша в основном действительно унаследовал от отца: те же очки с толстыми стеклами на близоруких, болезненно щурившихся глазах, те же несоразмерно мелкие для мужчины черты лица, та же нескладная сутуловатая фигура с согнутой шеей и кривоватыми ногами.
Он подрос и возненавидел себя, а заодно и все человеческое несовершенство. Его было слишком много. Ненависть стала главным его чувством, подавив остальные, словно их и не существовало никогда. С отвращением и странной, когда-то неожиданно прорезавшейся наблюдательностью, Миша без конца подмечал исключительно дурное во всех окружающих, а больше всего — в самом себе. Что делать с этим состоянием, как с ним бороться, он не знал и замыкался все сильнее.
Увидев дядю, он задумался всерьез, в кого же он такой, если у него такой дядя-красавец? И почему отец Миши, родной брат дяди Наума, был совсем другим? Даже в детстве Аркадий, мальчик лет пяти-шести, смотрел озлобленно. Слишком рано проявились в нем ненависть ко всему окружающему. Сплошной негатив… Неужели он родился таким?.. И Миша весь в него… Да, но почему?! Почему он так не похож на дядю?!
Представительный, респектабельный, вальяжный, Наум всегда пользовался бешеным успехом у женщин. Дамы буквально поклонялись ему, вечно сходили по нему с ума, по-кошачьи млели, восторгаясь и любуясь роскошными волосами, гордой осанкой и мягкой поступью. Хотя он никогда ни одной из них не отдал предпочтения. Тогда стали предполагать, что Каховский (какой умница! Новый повод для умиления!) не хочет заводить никаких служебных романов. И правильно делает. Что в них хорошего? Одни только сплетни да кривотолки. Очевидно, Нёмочка развлекается на стороне. Молодец! Просто душка!
Ровный и всегда невозмутимый, спокойный и доброжелательный, искренне расположенный к людям, Каховский производил на всех неизменно прекрасное впечатление. Никто всерьез не задумывался, почему он никогда не интересовался окружающими его женщинами, хотя определенная загадка была налицо. Видеть ее и признавать никому не хотелось. У тайны обязательно окажется разгадка, и, вероятно, не слишком приятная, пусть даже вполне удовлетворяющая человеческое любопытство. Отгадка звалась Белочкой. Тайна была очень проста — одна-единственная Белочка на всю жизнь. Но в это никто не верил и не принимал этой отгадки всерьез. Все искали чего-то другого, непростого, щекочущего нервы.
— Ты, Мишук, духом не падай, — сказал дядя Наум, включая двигатель. — Ты, главное, должен проникнуться сознанием, что теперь твое место здесь. Понял, нет? Это просто, как три рубля. И жизнь твоя отныне будет проходить именно в нашей славной Москве. И все здесь твое — и квартира, и обстановка, и вообще весь город со всеми его парками-бульварами-магистралями. «Все вокруг колхозное, все вокруг мое…» Не слыхал такой припевки?
