Начать сначала - Стил Даниэла (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Я не утверждаю, что это причина, я говорю «возможно».
Нельзя перевернуть всю страну вверх дном, изменить традиции, которые создавались веками, и Не заплатить за это. Наверное, это плата, слишком большая…
Пакстон все еще не верила, но спор возникал не впервые.
— О каких традициях ты говоришь? О рабстве? Как ты можешь?
— Некоторые рабы раньше жили гораздо лучше, чем сейчас, когда они свободны и сами отвечают за себя.
— Бог мой!
Но миссис Эндрюз была убеждена в том, что говорила, и Пакстон знала это.
— Посмотри, на что они похожи в результате рабства! Они не умеют читать и писать, работают как волы. Их унижают, ограничивают в правах, они лишены того, что доступно нам, мама! — Она очень редко называла ее так, только когда была в отчаянии или очень взволнована и растеряна, как сейчас Но Беатрис Эндрюз не заметила этого.
— Может быть, они не в состоянии воспользоваться этими привилегиями, Пакстон. Я не знаю. Я только хочу сказать, что нельзя изменить мир за одну ночь без последствий.
Пакстон ничего не ответила. Она поднялась к себе, легла на кровать и плакала до вечера. Вечером на традиционный семейный обед приехал брат, и она вышла к ним с бледным лицом и опухшими от слез глазами.
Брат приезжал обедать каждые вторник и пятницу, если не мешала работа и у него не было особенно важных общественных дел, которые, по-видимому, случались не часто. Он придерживался тех же взглядов, что и мать, и только снисходительно улыбался, когда Пакстон выражала свое мнение, или заявлял, что ее взгляды с возрастом изменятся. Поэтому она так редко говорила с ним о политике, храня молчание и соблюдая уважительную дистанцию. Ей нечего было сказать им, хотя любые их попытки завести философские или политические споры выводили Пакстон из себя. Она оставляла свои мысли для школьных друзей, наиболее либеральных учителей или для сочинений. Когда Пакстон казалось, что Квинни поймет ее, она рассказывала что-то ей. Житейская мудрость пожилой негритянки восполняла недостаток образования, и ее неожиданные суждения порой делали беседы на кухне необычайно интересными для Пакстон. Она рассказала няне о колледжах, в которые собиралась написать, — пусть Квинни скажет, что она думает о ее планах. Квинни поняла без объяснений, почему Пакстон не хочет оставаться на Юге, и поддержала ее. Она огорчилась возможной разлуке, но знала, что так девочке будет лучше. Она слишком похожа на своего отца, чтобы оставаться здесь.
— Я думаю, что это кубинский заговор, — высказался за обедом по поводу убийства Джордж. — Я полагаю, что они найдут больше, чем предполагают найти, если будут копать вглубь.
Пакстон смотрела на него и соображала, есть ли какая-то доля правдоподобности в этой мысли. Брат был умный мужчина, хотя и не особенно тонкий. Большую часть времени он отдавал медицине, и ничего больше по-настоящему его не интересовало, истинное волнение он испытывал только тогда, когда речь шла о новых достижениях в области его специализации — выявления ранних стадий диабета. Ему исполнился тридцать один, год назад он был помолвлен, но помолвка была расторгнута. Пакси предполагала, что в этом виновата мать, хотя девушка происходила из семьи, с которой мать поддерживала знакомство. Беатрис не раз повторяла, что Джорджу еще рано жениться. Он должен утвердиться, продвинуться в карьере, прежде чем взвалить на себя заботу :о семье.
Пакетом вообще не нравились девушки, с которыми он общался. Все они были очень милы, но глупы и недалеки. За красивой оболочкой не было содержания, и любые попытки завести с ними серьезный разговор были бессмысленны. Последней, которую он привел на обед, устроенный матерью, было двадцать два года, и она прощебетала весь вечер. Она разъяснила всем, почему не пошла в колледж — у нее был ужасный аттестат и ей больше нравилось работать в Юниор-лиге. Она собиралась участвовать в показе мод, который должен состояться на следующей неделе, чего она с нетерпением ждет, — и об этом говорила целый вечер. Пакстон была готова задушить девушку, так раздражала ее эта болтливость и пустота, она не представляла, как Джордж выносит это. Девушка еще что-то рассказывала, выходя вместе с Джорджем из дома и садясь в машину, чтобы съездить куда-нибудь выпить по коктейлю. С тех пор Пакстон пребывала в уверенности, что будет ненавидеть ту, на которой Джордж женится. Она была уверена, !Что брат выберет в жены типичную южанку: слащавую, недалекую, но хорошо воспитанную особу. Пакстон тоже была южанкой, но только по месту рождения, и отнюдь не походила на идеал, который искал брат и который воплощала их мать. Большинство девушек здесь хотели бы играть в семье роль красавицы жены, что извиняло бы отсутствие знаний или просто глупость. Пакстон терпеть не могла подобных девиц, но брат не разделял ее мнения.
Пакстон так и не уснула ночью, ее мучило желание сопереживать происходящему. В три часа ночи она встала, включила телевизор и уселась в кресло. Она видела, как в 4.34 переносили гроб в Белый дом и миссис Кеннеди шла рядом с ним.
Следующие три дня Пакстон не отходила от телевизора. В субботу члены семьи и государственные деятели прощались с человеком, которого знали, любили, с кем вместе работали. В воскресенье гроб на лафете, запряженном лошадьми, перевезли в Капитолий.
Жаклин Кеннеди и ее дочь Каролина стояли на коленях перед гробом, маленькая девочка гладила американский флаг, которым он был задрапирован. На лицах читалось отчаяние. Потом Пакстон увидела, как Джек Руби застрелил Ли Освальда, когда того переводили в другую тюрьму, — на первый взгляд это была ошибка или недоразумение.
В понедельник весь день показывали похороны, и она непрерывно плакала от звуков траурного барабанного боя. Горе было бесконечным, боль не проходила, печаль казалась бездонной, даже мать выглядела потрясенной вечером в понедельник — за обедом они с Пакстон едва перемолвились словом. Квинни все время подносила платок к глазам, и Пакстон зашла к ней вечером поговорить. Она села в кресло и сначала совершенно бессмысленно наблюдала за Квинни. Потом спохватилась, помогла няне вытереть посуду и поставить ее на место. Мать пошла наверх звонить друзьям. И как всегда, ей нечего было сказать дочери, кроме как посоветовать успокоиться. Они были слишком далеки друг от друга.
