Пустая (СИ) - Шагаева Наталья (читать книги полностью txt) 📗
— Я не могу, — закрывая лицо руками, сдавленно произносит она, глубоко дыша себе в руки. — Это так грязно, мерзко и унизительно. Ты потом не захочешь быть со мной, тебе будет противно от меня.
— Господи! Что ты несешь?! Что бы с тобой не произошло в прошлом, я никогда от тебя не окажусь. Пожалуйста, Виталина, — отчаянно произношу я, пытаясь отнять ее руки от лица. Замечаю, что моя девочка плачет. Она зажмуривает глазки, пытаясь остановить поток слез, но они все равно беззвучно льются по ее щекам. Сажусь рядом с ней на кровать, стираю дорожки слез с ее лица, чувствую, что скоро сам сойду с ума. — Посмотри мне в глаза, — прошу ее я. Она открывает глаза, утирает слезы, смотря на меня с какой-то надеждой. — Ты любишь меня?
— Да, — отвечает она, задерживая дыхание.
— И я очень тебя люблю, — забираюсь рукой под ее одеяло, поглаживаю животик. — Внутри тебя живет маленький человечек. Беззащитный комочек, наш с тобой ребенок, который лишает тебя права быть ребенком и совершать необдуманные поступки. Ты теперь мать, Виталина. Ты должна защищать и любить его уже сейчас. И внутри тебя больше нет места монстру, которого ты боишься. Ты должна отдать… выдать его мне. Я сам буду с ним бороться. Ты хочешь, чтобы наш сын или дочь уживались вместе с монстром? — я рискую и иду на крайние меры, совершенно не зная, как она отреагирует на мои слова. Но у меня нет больше сил и времени на пробивание ее стен.
— Нет, нет! — мотая головой, отвечает она и, как ни странно, прекращает плакать, накрывая мою руку, гладящую ее живот. — Хорошо, я расскажу. Дай мне минуту, — киваю ей, молча садясь на стул, откидываюсь на спинку, чувствуя, как мышцы ломит от усталости, и голова тяжелеет с каждой минутой.
— О, Боже, ты устал, иди сюда, ляг со мной, — немного отодвигаясь, просит она.
— Рассказывай, Виталина, нет времени отдыхать.
— Я начну говорить, только если ты ляжешь со мной и обнимешь меня, — и меня несказанно радуют ее внезапные перемены. Похоже, моя девочка прислушалась к моим словам и все же взяла себя в руки.
— Хорошо, — устало улыбаюсь я. Скидываю туфли, расстегиваю первые пуговицы на рубашке и ложусь рядом с Виталиной, Кошка ластится во мне, ложится на мою грудь, обвивает меня ручками и глубоко вдыхает.
— Когда мне было пятнадцать лет, моя мать вышла замуж за Вербицкого Павла Алексеевича. — Его имя Виталина произносит так, словно это что-то гадкое, противное и нечто страшное, но я зарываюсь в ее волосы, нежно поглаживаю, позволяя расслабиться. — Ген. Директора одной из строительных корпораций. У моей матери такая профессия — удачно выходить замуж. До этого наши отношения были с ней больше дружескими. Оксана — это женщина подросток, и раньше мне это нравилось. Она могла спокойно находиться в компании моих подруг, и никто не чувствовал себя скованно. С ней было весело, она ни в чем мне не отказывала, и даже делилась со мной секретами про своих мужиков. Так вот, когда мы переехали в большой дом к Вербицкому, Оксана сказала мне, что мы теперь будем жить в шоколаде. Так, в принципе, и было. Вербицкий был щедр и ни в чем нам не отказывал. Он относился ко мне не как к бесплатному приложению к Оксане или обузе в виде чужого ребенка, он уделял мне много времени, беседовал на разные темы, интересовался моими увлечениями, желаниями, мечтами. Помогал советами, и я его начала уважать. Если Оксана была для меня подругой, то Павел, наверное, заменил мне мудрого и рассудительного отца, которого у меня никогда не было. И все были довольны: Оксана тем, что Павел принимает ее дочь как родную и ей не придется ему рожать, а я тем, что в моей жизни появился серьезный человек, который меня понимает и поддерживает. Казалось бы, что может быть лучше — мать-подруга и крепкая поддержка от Павла. Идеальная семья. Но все мои иллюзии на этот счет закончились ровно тогда, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Павел закатил грандиозный прием по этому поводу. О таком дне рождении можно было только мечтать. Он арендовал целый клуб, пригласил группу музыкантов, от которых я фанатела, купил мне самое роскошное платье от французского модельера. В общем, я была тогда самой счастливой. Когда день рождения закончился, и мы приехали домой, Оксана тут же поднялась наверх, приняла свое снотворное и легла спать, а Вербицкий позвал меня в свой кабинет и заперся на ключ, я тогда была так счастлива, что даже не обратила на это внимание. Он спросил меня, все ли мне понравилось, усаживаясь рядом со мной на диван. Я была наивной, глупой девочкой и кинулась ему на шею с благодарностями и даже не сразу заметила, что он обнимал меня в ответ не так, как раньше. Не как отец, а… — Виталина напрягается, сглатывает, делая недолгую паузу, а я уже все понимаю. И не могу больше спокойно лежать. Мне хочется вскочить с места и живьем закопать ублюдка. Но я слушаю ее, ведь Вербицкий умер и мне нужно знать, кого она боялась вчера.
— В общем в тот вечер он четко дал мне понять, что вся его щедрость и интерес ко мне далеко не отцовский. Когда он начал прижиматься ко мне и задирать мое платье, я пыталась кричать, сопротивляться, отталкивая его, звала на помощь Оксану. Но все было бесполезно, мне никто не помог. Это потом я узнала, что его кабинет звуконепроницаемый как бункер, хоть бомбу там взрывай — никто ничего не услышит. Он мерзко мне шептал, что я его малышка, пытаясь снять с меня платье. Говорил, чтобы я не сопротивлялась и тогда он не причинит мне боли, но я не слушала его, царапала его ногтями, кусала, била кулаками, продолжая кричать, срывая горло. Тогда он разозлился и ударил меня по лицу, сорвал с себя ремень, связал мне руки, разорвал платье и взял меня, насильно навалившись на меня всем своим противным телом. Мне было жутко больно, до такой степени, что каждое его движение во мне разливалось болью в ногах и животе. Меня тошнило и почти выворачивало наизнанку, от его противных рук и губ, которые терзали мое тело. Я теряла силы с каждой минутой этой пытки, плача навзрыд, скуля, уже моля его отпустить меня и сопротивлялась до последнего. Позже я поняла, что в тот первый раз, он еще был очень нежен со мной, а вся настоящая боль и унижения еще впереди…
ГЛАВА 16
Я думал, что за всю свою жизнь испытал все чувства и эмоции, на которые способен человек. Но сегодня понял, что ошибался. В то время, когда Виталина с холодным спокойствием рассказывала о том, как ее истязал Вербицкий, во мне зарождалась стойкая, непреодолимая тяга убивать. Жгучее желание окунуть эту мразь в грязь и ад, в котором побывала Виталина. С каждым ее новым словом желание усиливалось.
— После того как он меня отпустил, я всю ночь просидела на полу душевой кабины в своей комнате под горячими струями воды, пытаясь отмыться и избавиться от жгучей боли внизу живота. Я боялась бежать к матери или звонить в полицию, поскольку после того как он надругался надо мной — швырнул мне десятки фото, на которых были запечатлены искалеченные трупы людей разных возрастов и полов. Павел спокойно сел в свое кресло и беззаботно сказал мне, что если я не сохраню наш секрет, то его коллекция фото трупов пополнится. Меня убьют и закопают в лесу. В тот момент мне было так страшно и больно, что я замолчала почти на неделю. Оксана отчаянно не понимала, почему я не разговариваю, учителя со школы звонили и жаловались на то, что я просто всех игнорирую. А Вербицкий с невозмутимым и даже спокойным видом советовал Оксане отвезти меня к психологу, выдумывая чушь о том, что я нахожусь в переходном возрасте. Через неделю полной прострации, отчаяния и страха я все же решилась рассказать все Оксане. Она же моя мама и обязательно поймет, защитит меня, думала я тогда. Я пришла ней, как только Павел уехал в какую-то поездку на несколько дней, кинулась в объятия и все в подробностях рассказала. Но она мне не поверила, а, наоборот, отхлестала по щекам за такое ужасающее вранье и оговоры на Павла. Назвала неблагодарной дочерью, боготворя своего мужа. На мой вопрос, зачем мне ей лгать и придумывать такие отвратительные вещи, она заявила, что я не хочу ей счастья, ревную ее к Павлу или хочу, чтобы они разошлись. Она называла Павла добрым, мягким человеком с открытой душой, который не способен на ту мерзость, о которой я ей рассказывала. Хлестала по щекам, когда меня накрыло истерикой, и я пыталась доказать, что не вру, и называла меня маленькой сумасшедшей дрянью. На следующий день ко мне прислали психолога. Худого и высокомерного мужика, которого Оксане посоветовал Павел. Мужик остался со мной в моей комнате, из которой я отказывалась выходить. Он нес полный бред, который я не хотела слушать. Задавал дурацкие вопросы о моем отце, которого я не знала, спрашивал, не били ли меня в детстве и все в таком роде. Я отказывалась отвечать, а он что-то записал в своих бумажках и вышел из моей комнаты.
