Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения (читать книги без txt) 📗
— Ну, тебя там экстремисткой теперь считают.
— Экстремалкой, — поправила я.
— Не надейся. Экстремисткой и обидчицей, — Кариша, как обычно, в довольно категоричных формулировках подводила итог услышанному. — Мальчикам пофиг, а вот девочки милую Милу пожалели, а тебя поругали. Разлучница.
Я закрыла глаза ладонью.
— Разлучница? Я?
— Не дергайся. Никто, кроме Милы, так не думает. Просто поддержать-то надо, сказать то, что девчонке сейчас хочется услышать больше всего. Людям правда, вообще, редко нужна. Ты не выясняла, кем милая Мила трудится?
— Нет пока.
Карина вздохнула.
— Ладно. Как вернешься, звони.
— Пока, — шепнула я.
— Пока, — повторил с заднего сиденья Артём.
Я оглянулась. Мы с малым сидели в машине и ждали, пока наш капитан за бортом установит контакт с представителями местного гостиничного бизнеса.
— Тём, — позвала я. Ответа не ждала, уже даже не считала такое «не ожидание» чем-то из ряда вон. Единственное, что я хотела, — взгляд, хотя бы мимолетный. Конечно, и его я не получила. Но, как говорится, вода камень точит.
— Тём, — позвала я еще раз.
Не сработало.
В третий и четвертый раз тоже не помогло.
— Артём! — проговорила я как можно отчетливее.
И опять провал.
Тогда я развернулась, забралась с ногами на свое сиденье, потянулась и взяла малыша за локоть:
— Артём.
Он перевел равнодушный взгляд с окна на воротник моей футболки.
— Артём хочет спать? — опробовала я непривычный способ речи.
Вместо ответа он чуть подался вперед и подцепил пальчиками цепочку у меня на шее.
— Артём хочет спать? — повторила я, слегка потерев его локоть.
Тём молча вытащил у меня из-под футболки крестик и нахмурился, изучая новую вещицу.
— Артём хочет есть? — на этот раз помассировала его руку от локтя до кисти.
— Артем хочет есть.
У меня от неожиданности аж сердце в пятки провалилось. Я упрямая, конечно, но совсем не ожидала, что чего-то с первого захода добьюсь.
— Артём хочет спать?
Тем подергал цепочку.
— Артём хочет сок?
— Хочешь сок!
— Артём хочет голову мыть?
Мне Свет эту страшную тайну как раз днем выдал, что сын больше стрижки ненавидит помывку.
Тем издал протестующий возглас, крестик из руки выпустил, а взгляд перевел с меня на сиденье отца.
— Значит, кушать и сок, — подвела я итог, стараясь успокоить пострадавшие детские нервы. Сидит чужая тетка, эксперименты над ребенком ставит. Злыдня.
С довольной улыбкой я вернулась на свое место. Диалог совсем короткий получился, но зато сколько важного выяснила. Во-первых, мы тактильные. Надо привлечь внимание — прикоснись. Во-вторых, мы не используем слово «нет». А значит, слово «да» тоже. И само собой, мы даже не в курсе на кой пес эти два чудо-слова нужны человечеству. В третьих, у нас в словаре пара «я-ты» усложняет восприятие любой информации. Он Артём или Тём. Конкретно он и никто другой поблизости. Все просто и предельно понятно. Он мог бы быть «я», если бы люди вокруг не называли себя «я». Он, наверняка, хотел обозначить себя «ты», ведь люди вокруг называют его «ты». Но когда он говорит о себе «ты», люди отвечают: «неправильно, ты должен говорить про себя „я“, а я буду говорить про тебя „ты“». Достаточно на секунду отринуть привычное восприятие действительности, очистить эмоции и разум, чтобы взглянуть на мир глазами Тёмыча и понять насколько бессмысленно для него звучит подобное требование. Зачем тогда вообще нужны все эти «я-ты»? Разве жизнь без них не стала бы проще и понятнее?
— Мы хотим кушать и сок, — заявила я, стоило Свету открыть дверь. — Где ночуем?
— Мы с тобой в лесу.
При этом уже привычно у него на лице ни один мускул не дрогнул. Повисла недолгая пауза, пока я соображала что бы такое сказать.
— В следующий раз, а пока в гостинице, — добавил Свет, и уголки губ дернулись в едва уловимой улыбке.
Шутка, прямо скажем, была глупая, но я засмеялась. Мы всегда так поступаем с людьми, к которым испытываем самые яркие сильные положительные эмоции. Искренне смеемся над тем, что раньше считали несмешным, и искренне изучаем темы, которые раньше считали не стоящими внимания. В ряды футбольных фанатов меня пока не тянуло, но скоро потянет точно, раз юмор его увлекает. Выражение лица Света было такое довольное, что у меня сердце защемило. Дожила. За высшее блаженство почитаю угождать этому мальчишке одинокому, рано повзрослевшему.
Номер в гостинице оказался двухместным с одной большой кроватью и одной дополнительно выданной раскладушкой за отдельную плату. Ужин и сок мы организовали себе сами: провизией запаслись заранее, а микроволновая печь нашлась на первом этаже в комнате персонала.
Тём поел, посетил душ и, взгромоздившись на большую кровать, уснул. Причем уснул не абы как, а поперек и в позе морской звезды. День наполненный эмоциями сказался на нервной системе ребенка.
— Кто следующий? — прошептал Свет, укрывая сына одеялом.
— Не знаю! — соврала тихонько я и, подхватив полотенце со сменной одеждой, убежала в душ. Как говорится, кто успел, тот и съел.
Не буду лукавить и утверждать, будто не знала, что он придет. Знала, поэтому первым делом смыла косметику, чтоб под водой пандой не стать. Вторым делом разделась. Разделась, как обычно мы, женщины, это делаем, рассчитывая, что за нами кто-то может наблюдать. Мы ведь всегда неосознанно с самого детства привыкаем контролировать себя. Чем выше вероятность столкнуться с мужчиной, тем женственнее себя ведем. Это наедине с собой, в квартире, в ванной, где нет окон, я могу стягивать джинсы, просто наступая на штанины по очереди, при этом с всклокоченной шевелюрой чистить зубы, а потом долго пялиться на себя в зеркало, размышляя над мотивами Вселенной, сотворившей мою левую грудь больше и ниже правой. Почему бы не сделать их одинаковыми? Печаль.
Расчеты подвели. Свет вошел, когда я стояла под струями теплой воды. Оперся о стену плечом, чуть отодвинул штору и с озорной улыбкой взглянул на меня. С такой улыбкой шкодят, а не к обнаженной женщине в душ заглядывают. Я покачала головой и засмеялась:
— Ты похож на семиклассника в магазине женского белья.
Вместо ответа Свет улыбнулся еще шире, закусил кончик языка и потянул ладони к моей талии.
— На очень смелого семиклассника, — пробормотала я, безуспешно стараясь увернуться от его попыток поймать меня. Сотворить такой фокус в условиях крохотного уголка размером метр на полтора, отделенного от остальной части комнаты шторой, невозможно. Я попалась, а он вымок. И, в общем, все.
Он просто обнял меня сзади, не обращая внимания на свою одежду и струи воды, прижался лбом к моему виску и тихо тяжело вздохнул. Я замерла, мгновенно обратившись в слух. Одну руку положила поверх его ладони на своем животе, другой обхватила его затылок, прижав к себе сильнее.
Было бы гораздо проще, если бы ты умел рассказывать вслух, что тревожит тебя, усталый мальчик, отчего больно на душе твоей. Я знаю, что ты вот прямо сейчас мне это рассказываешь, и я слышу и понимаю то, что слышу. Но все же, если бы ты умел говорить, то давно был бы счастлив и без меня. Может с Милой, а может с той, что была до нее, неважно. Важно, что в глубине синих глаз не таилась бы бесконечная боль. Нужно быть действительно ненормальной Верой, чтоб уметь находить щели в той толстой непробиваемой стене, которую ты возвел вокруг себя.
А может, все не так. И нужно быть нормальной Верой, чтобы жить с уверенностью в малой значимости всяких слов. Слова могут солгать. Сколько раз на дню человек лжет? Разве сосчитаешь? Зато движения и жесты не лгут почти никогда. Он может сейчас сказать, что я ему неважна, и я не поверю, а может сказать обратное, и я поверю. Одно его объятие красноречивее тысячи слов.
Свет потерся щекой о мой висок и выдохнул мне в волосы за ухом.
— Хитростью душ отбираешь? — с улыбкой ласково проговорила я.
— Да, — при этом ответ у него получился хрипловатый, не слишком внятный.
