Прекрасные и порочные (ЛП) - Вульф Сара (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Я подхожу к нему сзади. Мама Айсис замечает меня поверх плеча мужчины, её глаза выражают ужас и настолько широко распахнуты, что напоминают умирающую рыбу. Он огромен. По меньшей мере, он весит в два раза больше меня, а ростом примерно с меня. Его руки толстые от мышц и сухожилий, и все в шрамах от тяжелой работы. Грязной работы.
София кричала, зажав голову руками, её запястья тонкие, словно крылышко птицы.
– Помоги мне, Джек!
Меня придавил мужчина, его руки удерживают мои за спиной. Они собирались заставить меня смотреть.
– Оставайся смирной, принцесса. Скоро всё закончится, – хихикала одна из движущихся теней. Некоторые пьяно покачивались. Их пятеро. Пятеро огромных мужчин с широкими плечами елейно усмехались в лесном лунном свете.
Мама Айсис смотрит на меня и хрипит:
– Помоги мне.
Они начали снимать с Софии платье. Я укусил мужчину, который меня держал и поднял упавшую биту. Взмах. Еще взмах. Я продолжал размахать сквозь крики и кровь.
Я сжимаю биту, расставляю ноги и размахиваюсь.
Первый удар приходиться сбоку головы. Ухо. Его барабанные перепонки мгновенно лопаются, разбрызгивая кровь. Горячие капли попадают на мое лицо. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я улыбаюсь.
Еще взмах.
Коленные чашечки. Они пытались схватить меня, но я был быстрым, сильным, сильнее, чем они думали. Слишком молодой, чтобы противостоять, так они думали. У первого и второго были сломаны кости черепа. Третий достал пистолет, чтобы выстрелить в меня, но вместо этого застрелил четвертого. Я улыбнулся и кинулся к третьему, ударяя битой по его шее. Раздался отвратительный хруст, и он замер. Пятый едва натянул штаны, когда я ударил его битой в бок. Он пошатнулся, дотянулся до пистолета, но я снова замахнулся.
Темные глаза мужчины расширяются, когда бита соединяется с его рукой. Локоть. Я быстро ударяю его еще три раза, и вот он – отвратительный хруст. Он воет, отступая от кровати. Мама Айсис, рыдая, заползает под нее. Мужчина хватается за руку, согнутую в локте в неестественном направлении.
– Ты чертов ублюдок! – кричит он и, сжимая плечо, бежит ко мне. Я смеюсь и отхожу в сторону в последний момент, и он врезается в шкаф, дезориентированный на несколько секунд из-за нападения. И я использую эти мгновения с пользой.
Я сломал его руку с пистолетом. Он был так шокирован, что просто смотрел на меня, словно это было захватывающее телешоу, а не то, что происходило с ним. И я снова замахнулся. Хруст костей, и у него открытый перелом руки, кровь и мясо полетели на сосновую хвою. Он плакал. Он отползал от меня и рыдал, моля о прощении.
– Пожалуйста, чувак, мы не хотели… мы не собирались…
– С-слушай, парень, я просто уйду, окей? Нет необходимости…
Я снова замахиваюсь и бью в его брюхо. И снова, между ног. Он опрокидывается, воя, я наступаю ему на грудь и смотрю на него.
– Существуют преступления. Вследствие чего возникает необходимость, – говорю я. – Наказаний.
– Пожалуйста…
Я улыбаюсь и слега ударяю его по носу концом бейсбольной биты.
– Никакого вымаливания. Умри достойно.
Я поднимаю биту, вровень с его головой, он кричит и защищает лицо здоровой рукой.
И та часть меня смеется от восторга.
-16-
3 года
23 недели
2 дня
Я просыпаюсь у Сатаны в заднице. И всё белое: белые стены, белые кровати, белый свет. Или в Нарнии. Это могла бы быть Нарния. Я умерла и попала в Нарнию? Оу, это было бы круто! Но затем я замечаю капельницу, прикрепленную к моей руке, слышу устойчивый «бип-бип» своего сердца на кардиомониторе, и вся надежда тут же улетучивается. Неа. Это альтернатива задницы Сатаны – больница.
Я немного приподнимаюсь с подушек, моя голова пытается вывернуться наизнанку и сбежать от моей шеи. Головная боль раскалывает меня до самого центра тела, а затем сшивает обратно с раскаленной болью.
– Мохнатые обезьяньи яйца! – шиплю я. – Собачье дерьмо на палочке! Рвотные леденцы!
Голова пульсирует. Рен, его зеленые глаза, он, улыбаясь, подходит к моей кровати.
– Я знал, что ты очнулась. Кто еще извергает такие оригинальные и очаровательные ругательства?
Я ощупываю свою голову. Вокруг нее обмотана массивная, похожая на тюрбан, перевязка. На маленьком столе рядом со мной стоят цветы, а из угла радостно смотрит шарик с улыбающимся лицом, серьезно? Шарик в виде смайлика? Он медленно вращается, специально пытается попасть в мое поле зрения. Со всех ракурсов.
– Где я? Если не в аду?
– В больнице Святого Джермейна, – представляет Рен, выдвигая стул и садясь на него. – Ты была без сознания неделю или около того.
– Мама! – я сажусь. – Мама…
– Она в порядке, – Рен, успокаивая, кладет свою руку на мою. – Она пошла сегодня на работу, но сказала, что вернется вечером. Мы все дежурили у тебя по очереди. Я, Кайла, Эйвери…
– Эйвери? Как рыжеволосая Эйвери? Эйвери, которая меня ненавидит? Эйвери, которой мы угрожали?
– Это очень странно, я знаю. Но она принесла цветы, – он показывает на букет белых камелий на столе.
– А что насчет Лео? Это парень, который ворвался…
– Полиция сказала, что он вырубил тебя и пошел наверх. А потом…
Лицо Рена искажается от дискомфорта.
– Потом что, Рен? Что произошло?
Рен медленно поднимает глаза, чтобы встретиться с моими.
– Джек. Он сказал, что пришел поговорить с тобой и нашел тебя на полу без сознания.
– Кто?
– Что Кто?
– Кто такой Джек?
Рен улыбается.
– Да ладно, не прикидывайся дурочкой. Джек. Он пришел и позаботился о Лео. Четыре сломанных ребра. Сломанная рука. Лопнувшая барабанная перепонка. Перелом черепа.
Я вдыхаю. Рен качает головой и пытается улыбнуться.
– У тебя тоже. Перелом черепа. Ты очень сильно ударилась головой об стену. Первые несколько дней врачи не знали: впадешь ли ты в кому или нет. Но ты справилась. Было внутреннее кровотечение и гематомы. Но они подлечили тебя и ты выкарабкалась.
Я смотрю на свои руки, затем поднимаю простынь и осматриваю свое тело. Практически зажившие синяки покрывают мои ноги и руки.
– Лео под стражей, – говорит Рен. – Миссис Хантер наняла Джеку адвоката. Его не задержали, но за ним наблюдают. В полиции сказали, что у него хорошие шансы остаться без ареста, если ты и твоя мама дадите показания, а Лео определенно попадет в тюрьму.
– Я должна обнять этого парня – Джека. Показать ему свою благодарность. Дать ему, например, подарочную карту Старбакс, по крайней мере.
Рен фыркает.
– Серьезно? Я думал, что вы с ним воюете. Разве во время войны обнимаются?
– Война? Нет, я ни с кем не воюю. Ну, я должна ежедневно бороться, чтобы не жениться на себе, но нет. Я ни с кем не воюю, – смеюсь я. – И уж определенно не с этим парнем, Джеком. Я найду хороший способ отблагодарить его. В конце концов, он спас наши с мамой задницы. Он старый? Он молодой? Он ходит в нашу школу?
– Окей, Айсис, завязывай. Поначалу это было смешно.
– Завязывать с чем?
– Ты знаешь Джека Хантера. Не притворяйся, что не знаешь.
– Джек Хантер, да? Какое имя. Такое имя может быть у надменного придурка с Уолл Стрит. Но, ух, он спас маму. Когда я не смогла. Так что, думаю, он скорее замечательный не-придурок.
Открывается дверь, и входит доктор. Он улыбается мне и проверяет мониторы.
– Хорошо, что ты очнулась, Айсис. Ты в состоянии для некоторых когнитивных тестов?
– В мои глаза будут светить невыносимым ярким светом?
– Да.
– Потрясающе.
– Доктор, – говорит Рен, уводя доктора за локоть. Они шепчутся в углу.
– Хей, я здесь! Это действительно грубо! – кричу я. Они игнорируют меня, продолжая разговор. Я пыхчу, складываю руки на груди и смотрю на дверь.
Там, в дверном проеме, стоит горячий привлекательный парень. Он прекрасен. Я говорю это одновременно и с отвращением, и с восхищением. Первое, потому что привлекательные парни обычно невыносимые, а второе, потому что он так хорошо выглядит, что даже такой человек как я, который не любит симпатичных парней, должен признать, что он невероятно горяч. Он высокий, 189? 192? Долговязый, не качок, однако черная рубашка и джинсы отлично прорисовывают контуры его мышц. Его костное строение как из Римского Пантеона, но нос идеально прямой, а губы выглядят невероятно мягкими. Волосы золотисто-коричневые, подстрижены до миндалевидных глаз, цвета ледяного озера, которые пронзают меня насквозь. Даже если они холодные и недостижимые, я могу видеть темные оттенки печали в них.
