Клятва графа Калиостро (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Мы с мамой развлекали друг друга до девяти вечера, пока я не почувствовала, что засыпаю. Решение во что бы то ни стало дождаться Воропаева уже не казалось таким правильным. Тоже, что ли, уборкой заняться? Без резких движений, пыль там протереть...
На этой оптимистичной ноте я отрубилась.
- ...а ты говорил: «Свет горит! Слово «наоборот» для женщины – почти образ жизни!» Давай ее сфоткаем на память? Назовем фотку: «Они сражались до последнего», - прошипели из коридора.
- Печорин, имей совесть, заткнись! Гаджет, иди в баню! Я тоже рад тебя видеть...
- Змеюки вы водоплавающие, - проворчала я, не открывая глаз. – Могли бы хоть ради приличия шипеть потише.
Они застыли на месте. Кое-кто – опять же, по звукам сужу – получил неслабенький подзатыльник.
- Но я, кстати, тоже рада вас... слышать. С приездом!
Обнять себя мужчины не позволили, сославшись на то, что грязные. Печорин, сменив засаленную тельняшку на чистую «алкоголичку», отволок на кухню трофейную рыбу и под негодующий писк Люськи принялся разделывать.
- Да вы спите, ребят, - разрешил вампир, белозубо улыбаясь. – Мне всё равно на поезд в шесть утра, а так полезным делом займусь, котлеток нам нажарю...
Прикинув, чем обернется для нашей с Люськой цитадели «полезное дело», забрала у альтруиста доску для мяса, снабдила доской для рыбы, старыми газетами, целлофановыми кульками и пришедшим в негодность передником. За рвение от души поблагодарила, но котлетки уговорила не жарить. Мои обонятельные рецепторы не вынесут этой пытки.
- Ужинать будете? – промычала я и, пока не стало слишком поздно, отвернулась к раковине. От рыбного духана темнело в глазах.
- Ой, не-е, благодарю покорно, - протянул Женька, отрубая голову очередной рыбешке. – Лично я по дороге... накушался. Но за Тёмыча не отвечаю, лучше спроси. Слушай, Вер, ты хорошо себя чувствуешь? Ты какая-то чересчур зеленая...
Такими темпами я скоро получу мастера спорта по выскакиванию из кухни.
Артемий успел отнести пакеты с грязными вещами (я мысленно призналась мужу в любви) и рыбацкое барахло на лоджию, а сам плескался в душе. Я заглянула в спальню за полотенцем. Из ванной их вечно утаскивали, а Артемий забывал взять с собой.
Не успела я повесить полотенце на крючок, как распахнулась запотевшая дверца душевой кабины, и меня бесцеремонно затащили внутрь. Трикотажные штаны и майка тут же промокли, облепив тело, но куда крепче облепили объятия.
- Привет, - шепнул муж, смахивая поцелуями капли с моих щек и шеи.
- А я... полотенце... принесла... – выдохнула я, подставляясь под эти поцелуи.
- Полотенце – это хорошо, - согласился он.
И мы пропали.
Я и не думала, что можно так соскучиться! Это разлука длиною в год – испытание для любви, а разлука в восемь дней – скорее, издевательство.
Воропаев жадно целовал меня, поглаживая и сжимая все выдающиеся места. Я отвечала тем же. Штаны и майка бесформенным мокрым комом лежали на полу.
- Ты точно с рыбалки вернулся, а не с армии? – всхлипывала я.
- Ну ее нафиг, эту рыбалку, - ощутимо содрогнулся Артемий. – Я, конечно, мужик, но не садист. Мне морально проще рыбу на рынке покупать.
Мы замерли ненадолго, просто наслаждаясь теплом друг друга. Сверху на нас лилась вода. А, правда, ну ее, рыбалку эту...
- Ты голодный?
- Зверски, - зевнул муж и потерся носом о мою шею, - но нету сил, чтобы двигать челюстями. Мне бы кофейку. Сделаешь?
К нашему возвращению Печорин успел разделаться с рыбой и даже привести кухню в более-менее презентабельный вид. Чистотой сверкало всё, кроме самого Женьки. Подложив под щеку разделочную доску, он храпел на разные лады. Окровавленные руки нежно сжимали пакет с требухой, а в темно-русых волосах поблескивала чешуя.
Воропаев не отказал себе в удовольствии запечатлеть эту картину для потомков.
- Наш ответ «Сражавшимся до последнего» - прошептал муж, переворачивая телефон так, чтобы в кадр вошла подставка для ножей. – «Утомленный маньяк».
Глава десятая
Тамара и демон
Животный страх физического или морального насилия несовместим с любовью.
М. Хасьминский.
Дождь раздраженно хлестал по лобовому стеклу «Ленд Ровера». Тамаре казалось, что хлещут ее – без жестокости, монотонно, но от того не менее больно. На коленях Тамары лежал букет бледно-розовых роз, который она рассеянно пощипывала за листья. Розы пахли цветочным магазином, дорогим кофе из кофейни, ароматизатором для автомобиля – чем угодно, только не сами собой.
Букет Тамаре вручил ее зам Елизаров. Как он выразился, в знак дружбы и любви. Народной. Поймал на выходе из офиса и буквально впихнул цветы ей в руки, после чего испарился, как джинн. Проглотив удивление, она метнулась обратно к стеклянным дверям, но быстро опомнилась: на служебной парковке ждет машина, оттуда и она, и офис как на ладони. Так что не народная любовь это вовсе, а одна большая грандиозная подстава.
О патологической ревности Тамариного мужа знали все: и Елизаров, и контора, и уж тем более водитель. Вот и сейчас Костя нет-нет, да поглядывает на розы, точно напоминает: не отвертишься, Тома, ждет тебя допрос с пристрастием.
Водителю Тамара не доверяла, хоть и знала того не первый год. Она вообще никому не доверяла, кроме себя. От букета нужно было срочно избавиться.
- На перекрестке тормозни, - приказала она. Впереди как раз замаячила неоновая вывеска.
- Тамара Владимировна...
- Господи, Костя! – взорвалась та. – Еды на вечер куплю и веник сбагрю. Разве не ясно?!
Водитель недовольно засопел, но всё же включил правый «поворотник» и втиснулся на свободное парковочное место перед супермаркетом.
Иллюзий, что ей позволят закупиться самостоятельно, Тома не питала. Ее муж, Михаил Лазутин – не последний человек в городе, а разборки на почве последних поставок еще не закончились. Мише угрожали, в Мишу стреляли, Мишу подставляли и шантажировали – она всё это понимала и помнила. Казалось бы, где они, лихие девяностые? Ан нет, жива еще такая профессия, жена авторитета.
Костя неотступно следовал за Тамарой чуть ли не с первого дня ее замужества. Женщина привыкла к нему, как привыкают к нелюбимому, но жутко необходимому дивану или неудобному, но по статусу положенному предмету роскоши. Водитель, охранник, надсмотрщик, нянька Арина Родионовна – и швец, и жнец, и на дуде игрец. Он топтался под дверью дамской комнаты и примерочной кабинки, пугая продавцов выглядывающим из-за пиджака «Макаровым». Относительно свободна она была только в собственном доме и, пожалуй, на работе, но никак не в набитом людьми супермаркете.
Букет нашел пристанище в урне. Тома с остервенением ломала стебли, комкала шуршащую обертку и давила в ладонях нежные бутоны, прежде чем утрамбовать их в металлическом ящике. Лицо ее в неоновом свете казалось безумным. Умирающие розы пахли цветочным магазином, а любопытные прохожие бросали заинтересованные взгляды на явно сумасшедшую, но очень красивую и хорошо одетую женщину. Насладиться чужим безумием в полной мере мешал только дуболом за ее спиной.
- Зря вы так, Тамара Владимировна, - сказал Костя, когда они вернулись в машину, предварительно забив багажник продуктами. Сказал безо всякого выражения – просто констатировал факт.
- Тебя забыла спросить, - отрубила Лазутина. – Хоть раз залезь в мою шкуру и будешь возникать. Что, в падлу? Вот и не возникай... Он же всё равно узнает, верно? – спросила она, раздраженно тряхнув шапкой русых волос. – Не от тебя, так от этих... А они стучат, да... Как же достало всё, господи-и! Ненавижу! Уроды!
Миша узнал. Щелчок входной двери застал Тамару за готовкой (домработница Лазутиных вот уже неделю валялась с гриппом). Она едва успела убрать в шкаф бутылку с подсолнечным маслом, как сильный удар сбил ее с ног. Сгруппировалась, защищая голову – не впервой. Пока он бил ее, со всей сноровкой и избирательностью бывшего опера, она отползала как можно дальше от плиты и раскаленной сковородки. Не издавала ни звука. Ни в коем случае не кричать, не просить, не оправдываться! Она виновата. Раскаивается. Он знает это, поэтому лупит вполсилы и не трогает лицо.
