Прогулка под луной - Знаменская Алина (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Внезапно Зверев резко выпрямился, Маша поймала его взгляд — взгляд раненой собаки. Он метнулся в глубь комнаты, не находя себе места.
— Господи! Что я делаю?! — простонал он. — Моя дочь сейчас одна, ночью, а я… Никогда не прощу себе, если с ней что-то случится. Понимаете? Я теряю ее второй раз! После того как нашел! После того как пять лет пытался узнать хоть что-то… — Он махнул рукой и бросился к выходу.
— Денис!
Машин окрик остановил его у самой двери. Он застыл, прислонившись лбом к дверному косяку.
— Не уходите, Денис…
Он обернулся. Глаза — как сгусток дыма.
Маша подошла к нему и обняла так просто и естественно, будто они уже много лет были вместе. Она обвила руками его торс, как ветки дикого винограда обвивают растущее рядом дерево. Он наклонился и ткнулся носом в ее волосы. Потом Маша ощутила на лбу, щеках короткие прикосновения его горячих губ.
Она закрыла глаза. А когда он легко поднял ее и понес на кровать — обхватила руками его шею. Махровый халат распахнулся, и она почувствовала всем телом присутствие властной мужской силы, гипнотическое воздействие сдерживаемого страстного дыхания, выдающего чужое волнение.
И эта сила подчинялась ей, была нежной и ласковой, и она знала, что может остановить ее малейшим жестом. Но она не хотела останавливать. Нервная чувственность Зверева вызывала в ней ответные импульсы, и она сама обнимала и целовала в ответ с жадной безоглядностью, будто ночь грозила обернуться концом света и это были последние в жизни объятия.
Под утро, вконец опустошенные, они уснули. Маша спала без сновидений — глубоко и спокойно. Волосы на лбу шевелились от ровного дыхания Дениса.
Они не проснулись ни тогда, когда в курятнике проорал петух, ни тогда, когда с протяжным мычанием пошла со двора Марта, ни тогда, когда первый, робко просочившийся сквозь хвою луч превратился в сноп янтарного света.
Глава 20
Их разбудили детские шаги на лестнице.
Маша проснулась и толкнула Зверева. Поздно. Одеться или хотя бы разбежаться по разным кроватям — не успеть. Они сели, натянув до подбородков одеяло, уставились на дверь.
На пороге появилась старшая дочь Зотовых, Танюшка.
Она вытаращила на них свои карие, как у матери, глазищи и молчала.
— Ты что-то хотела, Тань?
— Тетя Маша, вас мама зовет. Там тетя Катя пришла. Она вашу Альку в городе видела.
Девочка помялась и, то и дело оглядываясь, побрела к выходу.
Только хлопнула дверь в бане — Денис и Маша вскочили и стали одеваться, как в соревнованиях на скорость. Одновременно кинулись к двери и столкнулись на лестнице. Денис остановил девушку, взял в ладони ее лицо и несколько раз поцеловал.
Маша провела пальцами по его жестким волосам.
Они влетели в дом, когда Инна поила соседку чаем. На столе стояла банка с кремовой густой сметаной и тарелка с рыхлым белоснежным творогом. Инна улыбалась. «Хороший знак», — отметила Маша.
Катя скользнула ленивым взглядом по Маше и откровенно плотоядно оглядела Зверева: его голые загорелые плечи, грудь. Затем бедра, туго обтянутые джинсами. Маша покраснела — Зверев успел натянуть только джинсы.
— Ну что же вы молчите, Катя? — наконец не выдержала Маша. — Мы тут два дня с ума сходим…
— Глядя на вас, этого не скажешь, — заметила Катя, не отрывая глаз от Зверева. — Выглядите вы прекрасно…
— Где она? — Зверев ухватился рукой за спинку Катиного стула так, что тряхнул его.
— Я сегодня поехала молоко продавать, — невозмутимо прихлебывая чай, начала Катя, — быстро продала и пошла сепаратор купить. У белорусов. У них дешевле.
Зверев сверлил ее взглядом, и это Катю вдохновило. Она расправила грудь, погладила себя по животу и продолжала:
— А к стоянке идти — смотрю: народ. Там народу быть не должно — базар кончается. Там цыгане своих детей рассаживают с разными табличками. И мужик хромой на балалайке играет. Но чтобы толпа собиралась — этого нет. Я подошла посмотреть. С сепаратором я близко-то не смогла пролезть, но разглядела: ваша девчонка там стоит и поет. Я ее по собаке узнала. У нас тут таких псин не держат: голая она, зимой замерзнет, на цепь не посадишь. Так, баловство одно.
— Что же вы не привезли ее? — не выдержала Маша. — Взяли бы за руку и…
— Какая ты шустрая! — огрызнулась соседка. — Возьми ее за руку. А собака? Она близко не подпускает. Народ стоит, песенки слушает, но на расстоянии. А деньги в шляпу кидают.
Зверев схватил Машу за руку и выволок на улицу.
— Может, поехать с вами, показать? — подпрыгнула Катя.
Инна удержала соседку за руку: «Сиди. Найдут».
В райцентр домчались за двадцать минут. Миновали барахолку и прямиком направились к автостоянке. Альку увидели издалека — она стояла на асфальтовой площадке, предназначенной для торговли поношенным товаром и железками и теперь свободной.
Вокруг нее стояло человек двадцать зрителей. Поодаль, шагах в десяти друг от друга, расположились конкуренты: цыганка с младенцем, пацан из электрички, пенсионер с балалайкой и две нищие бабульки. Конкуренты страдали черной завистью и бросали недовольные взгляды в сторону Алькиной толпы: выручка неумолимо утекала к новенькой. У Алькиных ног, упираясь носом в край соломенной шляпы, лежала Шейла, сомлевшая от жары.
Зверев наблюдал за дочерью, ничего не предпринимая. Маша хотела было выйти из машины, но он остановил ее. Опустил стекло и подъехал ближе. Теперь хорошо было слышно звонкое детское сопрано, выводившее что-то призывно-жалостливое.
Маша опустила стекло со своей стороны.
Ангел мой! Не улетай на небеса,
Будь со мной и научи меня молиться…
выводила певица, глядя поверх голов своих зрителей, в бледное линялое небо с застиранными облаками.
Узнаю твои шаги, а голос снится…
Лица зрителей были сосредоточенны, многие — полны сострадания. В детской соломенной шляпе меж медяков торчали бумажные купюры, одиноко, но гордо зеленел доллар. Кто-то положил недалеко от шляпы пирожок. Шейла неторопливо поднялась, оглянулась на свою маленькую повелительницу. Та кивнула, не прерывая пения. Собака аккуратно подхватила подачку, принесла к шляпе и, зажав в лапах, принялась есть. Зверев опустил голову к рулю, по плечам его пробежала судорога. В таких случаях непонятно — плачет человек или смеется. Маша сидела не шевелясь. В голове было пусто как в барабане. Ну и что делать? Отругать? Расплакаться? Кинуться обнимать: нашлась, живая… Маша начинала злиться. Ребенок убегает из дома, добиваясь того, что близкие ему люди, вчера еще враги, бросаются друг другу в объятия. Что это — хитрость? Мудрость? Случай? Интуиция? Так или иначе, эта бестия добилась своего.
Маша слегка злилась, но на бурные эмоции не было сил: сказались две бессонные ночи. Маша покосилась на Зверева. Он давно уложил голову на руки и задумчиво глядел на Машу, слушая жалостливую песенку дочери.
— Как поет, поросенок! — улыбнулся он, не решаясь прервать концерт. Первая их заметила Шейла. Совершенно неожиданно для зрителей собака бросила свой пост и помчалась к машине.
Она принялась скулить и повизгивать, узнав хозяйку, подпрыгивать, норовя лизнуть в лицо. Маша открыла заднюю дверь, и псина нырнула внутрь салона.
Алька обернулась и мгновенно покраснела как редиска. Подняла шляпу с деньгами, раскланялась и, секунду помявшись, поплелась к машине.
Зрители с интересом наблюдали за происходящим.
— Вот оно что! — раздалось из толпы. — Вон как теперь деньги-то зарабатывают! Научились!
— Ребенка на жару попрошайничать выставили, а сами в машине отсиживаются!
— Морды бесстыжие, ребенка бы пожалели!
Очень быстро отдельные выкрики переросли в митинг — масса негодовала.
Конкуренты побросали свои рабочие места и подтянулись к толпе.
Маша поспешно подняла стекло. Оставаться здесь дольше было опасно. Зверев повел машину мимо разбушевавшейся публики. Кто-то попал в заднее стекло огурцом. Алька сидела рядом с Шейлой, не поднимая глаз. Все молчали. Наконец виновница суматохи не выдержала:
