Ты у меня одна (СИ) - Сергеева Оксана (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Как себя вести? Что говорить? О чем говорить…
Она даже на Вику не злилась, в таком находилась шоке от произошедшего. От короткого разговора и шауринской ярости. Он не дал ей возможности спокойно объясниться, Алёна даже не помнила, что наговорила ему в пылу.
Яркой вспышкой где-то на краю сознания полыхнули его последние слова «…с тобой не хочу!».
Вдруг закружилась голова, и поразил приступ удушья.
Вот сейчас… сейчас наконец отпустит душу этот нестерпимый холод. Раздражение, отчаяние и злость дойдут до разума. Тогда она начнет соображать. Быстрее бы начать хоть что-то соображать.
Испытывая какую-то болезненную ломоту в костях, девушка прошла к бассейну…
Шаурин вышел из душа и, не найдя Алёну в комнате, спустился в гостиную. Уже вошло в привычку всегда держать ее в поле зрения. Даже сейчас не мог по-другому.
Застал ее у бассейна. Она стояла спиной и держала руки у лица, как будто вытирала слезы. Потом она села и свесила ноги в воду. Опустилась тяжело, словно плохо себя чувствовала или была больна.
Иван вдохнул и отвел глаза, как-то случайно уловив ненавидящий Викин взгляд, направленный на Алёну. На губах ее играла довольная и такая гадкая усмешка.
Ярость поднялась девятым валом, и Шаурин, сам не зная, зачем, шагнул в направлении Савинской. Неожиданно Гера двинулся ему наперерез. Иван вынужденно замер и тяжело выпустил из себя воздух. Наваждение чуть спало.
— Шаур…
— Отвали.
— Пойдем-ка покурим-ка, — Гера закинул руку Ваньке на плечо, второй встряхнул пачку сигарет и вытащил одну из них губами. Шаурин не двинулся с места. — Ну! Долго я буду с тобой как педик обниматься? Сейчас твоя ревновать начнет уже.
Не обнимался он, не дружески поддерживал, а удерживал стальной хваткой.
— Нормально все.
— Нормально? — щелкнул перед шауринским лицом пальцами. — Вижу я. Ушел в точку, ничего не соображаешь. Не знаю, чем тебе эта мамзель не угодила, но то, что ты задумал, это плохая идея. И я вовсе не из-за этой шлюхи переживаю.
— Нормально все, — проскрежетал Иван. — Сейчас утоплю ее в бассейне, и всего делов-то.
— Ценю твое чувство юмора. Ухахатался просто.
Ванька глубоко вздохнул и перевел взгляд на Лейбу. Тогда Гера отпустил его. Попустило вроде уже, не должен дел натворить.
Шаурин быстрыми твердыми шагами подошел к Алёне и сказал тихо, но резко:
— Возьми себя в руки, слышишь!
Девушка повернула к нему горящий взгляд. Промолчала, только нервно вздернула руку и заправила прядь волос за ухо.
— Сцены на людях устраивать не надо. Так что давай — включай улыбку. Окружающим не обязательно знать, что у нас… проблемы, — выдавил он. — Мы с тобой разберемся… может быть… когда вернемся домой. — Шаурин еще не решил, хочет ли разбираться во всем этом.
Алёна коротко вздохнула и разомкнула губы, чтобы что-то сказать.
— Замолчи! — проговорил сквозь зубы и, крепко сжав ее узкую ладонь, потянул вверх. — Просто иди со мной и молчи!
Алёна торопливо оперлась свободной рукой о плитку и вылезла из бассейна, встав на ноги. Едва успела влезть в сланцы, Ванька потащил ее к беседке, и они уселись на широкие белые качели.
Сначала Алёна сидела окаменев.
Шаурин хотел, чтобы они делали вид, что у них все хорошо. Что они счастливы.
Она скрестила руки на груди, сильнее сжав локти.
Только бы сохранить на лице подобие улыбки. Не сорваться в крик, в боль и нелепые признания. Сейчас они точно не к месту. Только бы не сорваться…
Алёна пристроила подушку у шауринского бедра и улеглась лицом к спинке, подогнув ноги в коленях. Вот так они с Ванькой будут выглядеть намного романтичнее. Прям счастливая до умопомрачения парочка.
Не хотел же обнимать ее. Даже прикасаться к ней не хотел. Но так сложно было удерживать свою руку, которая упрямо ползла на ее полуобнаженное плечо. Злясь на свою слабость, Иван поддался желанию. Так просто удобнее. И так Алёна точно не свалится с лавки.
Алёна живо ощущала, как озлоблен, напряжен и недоволен Шаурин. Меньше всего, наверное, он хотел сейчас находиться рядом с ней. Его горячая рука лежала у нее на плече, но касалась только едва. Лишь спустя какое-то время почувствовалась знакомая тяжесть: как будто смирившись, Ваня расслабил руку.
Подумалось: совсем неплохо, что облака все еще царапают спину, внутренности заледенели, а осознание надвигающейся катастрофы обосновалось где-то в подкорке. Ей просто нельзя расползаться, нужно быть стойкой, сильной, собранной, чтобы успеть сделать хоть что-то, пока их с Ваней отношения не превратились в прах. Победа достается спокойным.
— Это было глупостью, — начала она, несмотря на явное нежелание Шаурина разговаривать.
В его голове уже роились мысли. Вспомнились все двусмысленные фразы, непреодолимой стеной встали недоговоренности и недомолвки. Все теперь обернулось другой стороной и приобрело четкий окрас. Кажется, только-только пришел к какому-то пониманию, а все рухнуло в одночасье. Все пустое. До банального. До смешного.
Алёна, не дождавшись ответа, продолжила:
— В жизни никогда не думала, что скажу эти слова, но я жалею об этом.
Он цинично улыбнулся, стараясь сделать это пооткровеннее, и не смог смолчать:
— А тебе никто никогда не говорил, что глупости не нужно делать даже от скуки? Мне очень часто говорили. Я уже вышел из того возраста, когда люди совершают глупости просто потому, что им захотелось. — Язвительно засмеялся: — Чтобы потом — не жалеть. А ты, видимо, нет. Я не живу идиотским правилом: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть. Представь, не могу себе позволить такой роскоши. Знаешь, как я называю тех, кому просто захотелось? — оборвался, разозлившись, что Алёне удалось втянуть его в беседу.
А она вдруг вскочила, так резво, что качели вздрогнули. Ваня схватил ее за предплечье, удерживая от падения.
— Как? — с вызовом спросила она. — Скажи. Шлюха? Молчишь. Потому что у тебя нет повода бросаться такими громкими словами. За все время, что мы с тобой вместе, я тебе ни разу не дала повода, и ты это знаешь! И ты не спросил: правда, что ты мне изменила? Ты был очень аккуратен и точен в словах. Потому что это не измена, и ты это прекрасно понимаешь! И не хочешь меня слушать, потому что боишься, что я покрошу твою логику на куски, если начну говорить. А я покрошу, Шаурин! Потому что тогда у нас не было отношений, мы не вели разговоров «о нас», у нас не было «мы». Был ты, и была я. Мы не целовались, не обнимались, мы даже за ручку не ходили! Я не могла тебе изменить, потому что тогда я не была твоей. Это мое прошлое, и оно тебя не касается! Я не спрашиваю, сколько у тебя было до меня баб! И спал ли ты с кем-нибудь, когда дружил со мной! У меня другая точка отсчета!
Шаурин вдруг понял, что она яростно давит на него. Будто тащит за руку по узкому, темному коридору. Смотрит сверкающим льдистым взглядом и наступает, говоря с таким оттенком в голосе, какого он еще ни разу от нее не слышал. Мать твою, он уже видел свет в конце тоннеля…
— Вот видишь, какие мы разные, — язвительно сказал он, усилием воли сбрасывая трансовое оцепенение и впадая в глухую защиту. — Я оказывается встречался с тобой с пятого числа, а ты со мной — с двадцать пятого! И у меня не было других баб. Нет, бабы были, но я с ними не спал. Я хотел только тебя. И спросил — зачем… Понял бы, ответь ты, что тогда любила его…
— Не смеши меня, Шаурин! Понял бы он! Только не ты. У тебя от ревности асфальт под ногами плавится. Кому ты рассказываешь!
— А дело знаешь, в чем? Мы дружили, как ты говоришь, совсем недолго. Можно посчитать с точностью до одного дня. Но тебе срочно понадобилось в это время переспать со своим бывшим! А мне нахрен не надо думать, что когда тебя в очередной раз переклинит, тебе снова захочется с ним потрахаться! А думать вот так — у меня повод есть! У меня куча поводов! Я просто не верю тебе…
