Поймай меня, если сможешь! (СИ) - "Luchien." (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
— Нет. Мне собраться надо. И, если честно, я хочу просто выспаться. Но вы сходите, заслужили.
— Если захочешь присоединиться, мы будем ждать. — Вито улыбнулся, давая понять, что её отказ никак его не задел. В конце концов, Даниэлла с самого начала была недостижимой мечтой, такие женщины просто так в жизни не появляются. А если появляются, то одним своим присутствием освещают всё вокруг. Как вспышка молнии: раз, и пропала.
— Спасибо.
Она даже не обернулась на прощание. Просто села за руль, завела мотор и вскоре исчезла из глаз. Вито вздохнул, положил руку на плечо Сантино и спросил:
— Что пьёшь? Я угощаю. Настроение какое-то… напиться.
Рико подъехал к дому Даниэллы уже затемно. Долго стоял внизу, курил, собираясь с мыслями. Ничего путного в голову так и не пришло. Но здесь, под её окнами, беспокойство постепенно улеглось, сменяясь предвкушением встречи. Увидеть её, услышать, почувствовать. Завтра поедут в Пизу — ещё целые выходные вместе. А потом… Будут решать, что дальше. Докурив, он выбросил окурок, посмотрел на окна, в которых горел приглушённый свет, и улыбнулся — она его ждёт. И дверь в дом открыла сразу, по первому же звонку. Рико влетел вверх, перепрыгивая через ступеньки, и осторожно постучал одними костяшками пальцев.
— Привет.
Улыбка сама собой расцвела на лице, он шагнул и протянул букет, слега примявшийся в кофре байка.
— Я не знал, какие цветы ты любишь, поэтому вот. Набрал по дороге.
Луговое разнотравье качнулось в его руке. Даниэлла молча уставилась на букет, стараясь дышать медленно, через раз, сквозь ком, закупоривший всё горло. Жёлтый, розовый, белый, иссиня-голубой, колоски и травинки, веточки оливы — хотелось закрыть глаза, а когда откроешь, узнать, что последние сутки были сном. Кошмаром, от которого так приятно очнуться в своей постели. Рядом с простым парнем Рико, продавцом сантехники из Ливорно.
— Тебе не нравится? — встревожился он. — Хочешь, выбросим. Хочешь, схожу за розами. Лилиями. Орхидеями. Что ты любишь, только скажи?
— Оставь.
Это было первое слово, что она произнесла, но от интонации, сухой, словно шелест листьев за окном, Рико застыл. Отдал ей букет и машинально прошёл следом в гостиную, остановился у стола.
— Это тебе, — так же сухо сказала она, двумя пальцами подвинув ноутбук, на котором лежали несколько чёрно-белых снимков. Сама отвернулась, не в силах смотреть на него, не зная, что сделает, если увидит его реакцию прямо сейчас. Что вообще хочет сделать. Вместо этого она достала стакан и открыла кран с водой, сжимая букет с такой силой, словно от него зависело — будет ли стоять на ногах в следующую секунду.
Рико посмотрел на ноутбук — угол разбит, крышка в трещинах. А на фото… Под ногами разлилась слабость, резкая, противная. Под ложечкой засосало, словно летит с обрыва в пропасть. На фотографии была его рука. А дальше — они с Марио. И снова рука с браслетом.
— Дани, я… — начал было он и сам себя оборвал — что тут говорить?
— Ты «что»? — по-прежнему стоя к нему спиной, спросила она. Осторожно поставила букет в воду и тяжело оперлась о стойку, отделяющую кухню от гостиной. — Жалеешь? Не знал? Не хотел, чтобы так получилось?
Она роняла слова тяжело, будто через силу, и сама дышала так же — один вдох — секунда — выдох. Медленно, спокойно. Или так только казалось.
Рико закрыл глаза, до болезненно-ярких точек сжал веки пальцами. Сердце билось оглушительно, как у загнанной лошади. Лучше бы она его прямо сейчас пристрелила.
— Прости, — сказал хрипло, подавившись словами. Посмотрел на неё, на до хруста выпрямленную спину, на ровный разворот плеч и руки, впившиеся в стойку. Сделал было шаг, но остановился — эта тишина пугала. Противоестественная, до жуткого озноба ледяная.
— Ты с самого начала всё знал. — Даниэлла не спрашивала — утверждала. Посмотрела через плечо ничего не выражающим взглядом, обернулась.
— Да. — Рико не видел причин лгать. Теперь в этом не было смысла. — Я знаю, это прозвучит жалко, но… Я не думал, что у нас дойдёт до этого, что ты… я…
— Что ты захочешь уехать со мной в Рим?
— Всё, что я тебе говорил о себе, о нас, о планах на будущее… Это всё правда.
— Кроме крохотной детали, — она скривилась. — Ты не продаёшь биде.
— Прости. — Он в два шага пересёк разделяющее их расстояние, поймал тонкие ледяные запястья, сжал в своих ладонях. — Я не знал тебя, Дани. Не думал, что…
— Только не говори, что влюбился! — Нервное, истеричное веселье поднялось откуда-то из глубины, прорываясь наружу. Она откинула голову и звонко расхохоталась. — Подумать только! Ты думал, меня это проймёт? Думал, после твоего признания я не стану тебя арестовывать? Какой же ты жалкий, Рикардо! Неужели решил, что я поверю? — Смех резко оборвался, Даниэлла сузила глаза и прошипела: — Я не дура. И не размякла настолько, чтобы всё простить и забыть. Сегодня ночью ты и твои дружки ограбили виллу министра в Чивитавеккья. Что, не думал, что это мне тоже известно?
— Если бы у тебя были доказательства, у моего дома с утра стояли бы карабинеры! — Рико выпустил её руки, но не отступил, по-прежнему стоя близко, смешивая их дыхание, одновременно ставшее тяжёлым и прерывистым. — У тебя ничего на меня нет, кроме жалкой фотографии. И ты это знаешь. Но дело не в этом, не так ли? Ты злишься не только на то, что я тебя обманул. Ты злишься, потому что тоже испытываешь ко мне что-то большее, чем «просто секс»!
Его палец почти упёрся в её грудь, но Даниэлла этого не замечала. Её серебристые глаза распахнулись ещё шире, зрачки забегали, ловя его взгляд. Раздался хлопок, голова Рико дёрнулась, он пошатнулся, отступая на два шага. В висках зашумело, щёку обдало жаром, и он невольно коснулся её, ошарашенно глядя на Даниэллу.
— Пошёл. Вон.
— Значит, я угадал. — Всё ещё продолжая держаться за щёку, Рико вдруг улыбнулся. — Скажи, что тебе всё равно, и я уйду. Скажи правду. Самой себе. Не мне.
— Я посажу тебя. Даже не сомневайся. — Грудь Даниэллы тяжело вздымалась, глаза полыхали яростным огнём. — Как только министр подаст заявление, я тебя посажу. И нет, ты ошибаешься. Я ничего к тебе не чувствую. И никогда не чувствовала.
— Министр не напишет заявление. — Рико не знал, что заставляет продолжать говорить. Не знал, подействуют ли на неё его слова, но чувствовал, что просто не может просто так уйти. — У него полный сейф денег, которые он отмывает. Так что не жди. Не посадишь.
— Убирайся. — Голос Даниэллы опасно зазвенел, срываясь на высокие ноты. Она с трудом удерживала себя на самой грани, после которой остановить истерику будет невозможно. Хотелось выцарапать эти насмешливые глаза, заставить замолчать этот рот, вырвать лживое сердце и топтать, пока от него не останется ничего. — Я правильно составила твой портрет — самодовольный альфа-самец, расчётливый и хладнокровный. И все твои слова — ложь от начала и до конца.
— Нет. — Одно слово, тихое, настойчивое, и броня, которой она окружила себя, начала покрываться мелкими трещинами. — Ты знаешь, что сейчас я говорю правду. Я люблю тебя.
— Какое мне дело до твоих чувств! — взорвалась она, и стакан с цветами полетел на пол, с грохотом разбиваясь. — Мне не нужны ни они, ни ты! Ублюдок! Убирайся!
Несколько бесконечно долгих секунд он стоял и смотрел на неё, потом резко развернулся на пятках и стремительно вышел, оставив дверь открытой. Шум его шагов давно стих, а Даниэлла так и продолжала стоять, тяжело дыша, не замечая, как по щекам катятся слёзы. Потом осторожно опустилась на колени и начала собирать осколки, освобождая от них помятый букет.
========== 21. Прощание с мечтами ==========
В ушах звенело, перед глазами плыли чёрные точки, а от нехватки воздуха обжигало лёгкие. Рико выскочил из подъезда, взлетел на байк и заревел мотором, срываясь с места. Сердце разбивалось о рёбра, с каждым новым ударом становясь всё больше и больше, пока не заняло всю грудную клетку, лишив возможности нормально дышать. Широко раскрывая рот, Рико пытался поймать воздух, не обращая внимания на пелену, застилавшую глаза. В голове было пусто, все мысли кончились, остался только шум крови в ушах, боль, скручивающая внутренности. Рико казалось, он сам закончился, перестал существовать, рассыпался под ноги Даниэллы множеством крохотных осколков, и теперь никогда не станет целым.
