Падение (СИ) - Стасина Евгения (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— Да, — горько отзывается он. — Маш, я пытался, ты знаешь, но больше не могу…
— Не можешь… А обо мне ты подумал? Разве я все это время жила, как в сказке, зная, что мыслями ты не рядом со мной? Но я ведь не опускала руки! Андрей, мы вместе уже столько лет! Неужели ты так легко способен все перечеркнуть?
— Кто сказал, что мне легко? Я спать не могу, сознавая, какую боль тебе причинил. Только, Маш, как раньше уже не будет, не теперь, когда я так далеко зашел… Не могу я тебя обманывать, не могу видеть, как ты мучаешься, противно до жути от того, что ты мне веришь, а я, как последний…
— Как давно?
— Полтора месяца, — спустя минуту отвечает Андрей, и мое сердце пропускает удар.
— Но ты ведь выбрал нас… Я не понимаю… Я думала, ты с ней не видишься, что ушел, потому что не можешь ее забыть. Думала, ты только сейчас, уйдя из этой квартиры пошел к ней… — так и не сумев справиться с пробирающей тело дрожью, тихо удивляюсь я.
— Мы с ней виделись лишь пару раз за все это время. А в середине мая, когда столкнулись в кафе, впервые решились на разговор… Я тогда пришел под утро, сказав, что мы отмечали день рождения одного из сотрудников.
Я мгновенно вспоминаю тот день, словно в оцепенении, замерев в одной позе.
— Прости, я…
— Замолчи, — плотнее запахивая полы своего халата, обрываю его, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Внутри что-то вдруг надрывается, сковывая тело непереносимой болью, от принятия неоспоримого факта — я его потеряла. Меня не спасет ни кружевное белье, ни самый лучший ночной наряд, ни аккуратный макияж и прическа… Смотрю на него и пытаюсь понять, когда он успел так измениться? Когда из принципиального человека, не терпящего ложь и предательство, он превратился в простого обманщика? Все те же карие глаза, легкая небритость на щеках, разве, что только прическа другая…
— Маш, — взяв мои ледяные руки в свои, приседает на корточки, чтобы внимательно изучить мое лицо. — Я хочу, чтобы ты знала, я благодарен тебе, за каждый день, что ты мне подарила, благодарен за сына. За то, что всегда поддерживала, за то, что делала меня счастливым. Я сам все разрушил, и, возможно, когда-то об этом горько пожалею, но я не хочу расставаться врагами, хоть и понимаю, что после всего, что я сделал, ты, наверняка, меня презираешь.
Вот ведь, как бывает: выходишь замуж, планируешь что-то, любишь его до безумия, а он встречает другую и предлагает остаться друзьями.
— Абсурд какой, — говорю вслух, вырывая пальцы из его слабого захвата, и отодвигаюсь подальше.
— Маш…
— Развод? — сверкнув глазами, зло переспрашиваю я. — Замечательно! Это отличный выход, не правда ли? Ведь устаешь жить на два дома, да? Куда мне до твоей художницы! Уверена, я ей и в подметки не гожусь! Давай, дорогой, катись! — толкая его в плечо, перехожу на крик. — Вали к ней! Что встал?
Возможно, лет через десять, пятнадцать, когда я буду вспоминать сегодняшний день, я в привычной для себя манере, зальюсь краской, от дикого стыда за свое поведение. Но сейчас, нанося беспорядочные удары по его, словно окаменевшему телу, сыпля ругательства на его слегка склоненную голову, даже не думая о том, что халат на мне сбился и выставил напоказ прозрачную комбинацию, а тушь размазалась по щекам, я даже и не подумаю осудить себя за подобное проявление чувств. А чувств во мне сейчас безумное множество, главное из которых — лютая ненависть к стоящему передо мной человеку. И пусть, когда он уйдет, а я вдоволь выплакаюсь, она смениться ноющей болью от преданной любви, на которую он наплевал, сейчас это правильно — правильно ненавидеть того, кто так жестоко тебя обидел.
— Убирайся! — истерично кричу, глядя как Андрей направляется к выходу, и закрыв за ним дверь, начинаю крушить все, что попадается под руку. Через двадцать минут, выровняв дыхание, и ополоснув лицо ледяной водой, я открываю свою записную книжку.
— Дмитрий Арсеньевич, здравствуйте, это Маша Медведева, — здороваюсь я, после нескольких долгих гудков, услышав его голос.
Ее лицо до сих пор стоит передо мной. Вспыхнувшие огнем жгучей обиды глаза, кажется, будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь, немым укором следуя по пятам. То, как она сжалась от моих слов, словно я полоснул ее острым лезвием клинка, и безжалостно прокрутив его в ее теле, вогнал поглубже в сердце. Когда-нибудь ее боль утихнет, когда-то она сама найдет правильные слова, чтобы оправдать мой поступок. Ведь в этом вся Маша: в своей неуемной любви к окружающим, в попытках их обелить, выгородить и найти в себе силы на, казалось бы, невозможное, прощение. Еще тогда, когда она неловко краснела под моим взглядом, пытаясь выгородить своего парня, придумывая отговорки, чтобы он не выглядел в моих глазах жалким, я понял, что эта девушка не такая, как все. В ней слишком много доброты, слишком много нерастраченной ласки, которую она стремиться дарить каждому, кто, по ее мнению, этого заслуживает. Я не имел права, так с ней поступать, не должен был давать повод вдруг усомниться в том, что был достоин ее любви. Я обещал оберегать и делать счастливой, а вместо этого жестоко разрушил ее жизнь.
— Ну, здравствуй, Андрей, — улыбаясь, появляется мой крестный, с интересом разглядывая кабинет. — Вот значит где заседают важные начальники, — смеется, пожимая протянутую мной ладонь.
— Ну, не такой я и важный, дядь Дим, — отвечаю ему, вновь устраиваясь в своем кресле.
— Ну, не скажи. Гляжу и секретаршей обзавелся, — кивает он в сторону приёмной, где с недавних пор располагается стол моей помощницы.
— Это вынужденная мера, уже не успеваю принимать звонки сам.
— Вот ведь вымахал, а? Только вчера в песочнице с Петькой куличи делал, а уже собственным бизнесом обзавелся!
— Да, уж! Время летит! Как он там, кстати? Жениться еще не надумал?
— Брось, это больная тема для моего старого сердца. Ему уже тридцать семь, а внуков не предвидеться! Хоть самому ему невесту ищи! После завтра должен приехать, решил меня проведать.
— Успеется, так что еще потискаешь его детей, — спешу его успокоить.
— Дай, Бог! Я что пришел-то, Маша на днях звонила…
Я чувствую, как сердце ускоряет свой ритм, от одного звука ее имени, прекрасно понимая, что разговор будет не из приятных.
— Спрошу, ни как ее адвокат, а как человек, который ни раз возился с тобой в детстве. Что ты творишь, Андрей?
— Дядь, Дим, это касается только нас двоих…
— Теперь нет, когда я взялся разобраться с бумагами. Хочешь отца в гроб вогнать?
— Я еще не говорил с родителями, но очень надеюсь, что они меня поймут.
— Да, что тут понимать? Ты белены объелся, такую девушку отпускать? Какая, к черту, любовь? Девять лет жену холил и лелеял, а тут вдруг раз, и собрал чемоданы! О сыне то хоть подумай! Он ведь мальчишка совсем!
— Я все понимаю, дядь Дим!
— Ни черта ты не смыслишь! Зеленый совсем, раз творишь такое! Да ты должен ей ноги целовать, за все то, что она для тебя, дурака, сделала! Это такая редкость в наше время, встретить настолько чистого человека! А ты на все наплевал из-за какой-то девки!
— Ты ее совершенно не знаешь, Рита…
— Рита! Одним словом — ошибка! Одумайся, пока не поздно, прощение вымаливай!
— Нет!
— Да! Больно вольные взгляды у нынешней молодежи! Клятвы на каждом шагу раздаете, словно это все пустой звук! Сколько продлиться твой роман, год? Два? И стоит ли он того, чтобы Маша лила горючие слезы?
— Я люблю ее, — наверно впервые Волков слышит от меня подобное, вмиг меняясь в лице. Выдержав паузу, во время которой он внимательно изучает мои черты, он решительно встает из-за стола и направляясь к выходу, бросает мне, даже не обернувшись.
— Нет ничего хуже обиженной женщины, заручившейся поддержкой хорошего адвоката. А уж, я подойду к делу со всей ответственностью. Может хоть так осознаешь, что за каждый поступок в своей жизни нужно платить. Пусть Антон со мной свяжется, — и с грохотом захлопывает дверь.
