Несчастные девочки попадают в Рай (СИ) - "Kerry" (книга жизни txt) 📗
«Мне было шестнадцать, и я нагрешила», — так бы сказала девчонка, утопившая новорожденных котят в ведре, потому что не уследила за своей кошкой. Но что сделала я? Влюбилась всего-то. Да, в двоих одновременно, знаю. Ну и что? Нужно выбирать, да? Я едва разбираюсь с электрической вафельницей, а в своих чувствах и подавно не смогу. Для этого нужно время. Много времени. Целая телега времени. А пока я качу эту тяжелую телегу с надписью «любовь» и виновато сутулюсь. Однако даже сейчас мои чувства разняться. И, если в Сашу я влюбилась однозначно, несмотря, что он недостоин этого, то с Семой все немного сложнее. Я все никак не могу смешать эти разные ощущения воедино, не могу найти нужного определения, ведь слова «вдружилась» не существует.
Эх, мне было шестнадцать, а я совсем не повзрослела. Разве что стала выше.
— Ах вот вы где? — огненная голова тетушки показалась из-под крышки чердака. К моему большому удивлению, Клавдия улыбалась нам. С непривычки на ее щеках образовались ямочки, а лиловая помада разошлась по швам. — А я вас обыскалась.
Я протерла сонные глаза, сославшись на дурной мираж, на неожиданную близорукость, но это был не сон, не слепота, а огромная улыбка, сантиметров так пятнадцать, если поднести линейку. Я даже на секунду решила, что Клавдия сошла с ума и теперь соберет нас за круглым столом, зажжет свечи, нальет бензина в чашки и взорвёт тут все к чертям!
— К тебе гости, Злата, — пояснила она приторным голоском.
Ах вот в чем дело. А я подумала о тех сигаретах, которые редко покидают ее рот — вдруг, они напичканы травкой? Все может быть.
Подождите… Гости? Что еще за гости? Эти те ребята, которые без спроса выламывают дверь и выбивают мои окна? Ну уж нет, извольте, я лучше поменяюсь с Пашкой местами и навсегда заточу себя в теле хромоного дегенерата, чем останусь с ними в одном помещении даже на долю секунды.
— Привет, Апчишка, — поднялась Нина, и я облегченно выдохнула.
— Привет, Мартышка, — следом показался Семен, и я снова напряглась.
Что они тут делают?
— Мы пришли тебя поздравить, ты не против?
Павленко нагло уволилась на мой матрас в верхней одежде, а Семен нажимал ногой на крышку чердака, толкая голову тетушки куда-то под пол.
Я натянула одело, чтобы спрятать свою заляпанную ягодным чаем сорочку и еще несколько дырочек, которые все не могла заштопать.
— Это тебе, — Соколов протянул мне две пластмассовые чашечки. — С днем твоего старения, Златка.
Я поморгала, но приняла сомнительные вещицы.
— Что это?
— Наколенники. Я подумал, что они нужны тебе. Ты ведь любишь спотыкаться? — подмигнул он и расплылся в луковой улыбке. Как ни странно, парень был весел и совсем не обижен. По крайней мере я этого не заметила. И если это такая «поблажка» на праздник, то я совсем не против.
Распахнув свою мешковатую куртку, Нинка достала из закромов пару старых кроссовок, к подошве которых были прикреплены несколько железных колесиков. Поделка весьма странная, но очень забавная.
— С днем рождения.
— А это что? — изумилась я.
Нинка выставила вперед свои вареники и нахмурилась.
— Так и знала, что тебе нужно было дарить очки моей покойной бабки. Там просто вот такие огроменные линзы, — она развела руки, а потом пощелкала пальцами перед моим лицом. — Ау! Это ролики! Классняческие ролики от «Нино-производства». Четырехколесные. Гарантию давать не буду, но за полученные эмоции отвечаю.
— Спасибо, — пискнула я и прижала необычные подарки к груди.
И могла бы я разрыдаться от умиления, но у меня было слишком хорошее настроение. Такое хорошее, что хотелось танцевать.
И почему я приготовилась провести этот день в одиночестве?
— А для меня что-нибудь есть? — ананасовая голова посадила себя посреди комнаты.
Вставив руки в боки, Семен наклонился к мальцу и прищурился.
— А ты у нас кто?
— Матрос, — растерянно пролепетал Пашка.
— Да ну, серьезно?
— Да, это точно я.
Семен поджал губы и покачал головой.
— Ну не знаю. Наш Матрос в тельняшке бегал, а ты глаза накрасил и прическу сделал. Не верю. Ты не Матрос, ты, наверное, Златкина сестра, о которой я раньше не знал. Маленькая несимпатичная сестра.
— Да я это, — обиделся Паша и принялся вытирать свое лицо кофтой, а следом распустил кудри. — Теперь вишь? Это я!
Мы с Ниной давились беззвучными смешками.
— Теперь вижу.
— Ну, и что ты мне принес? — не унимался малец.
Сема полез в карман штанов и достал оттуда «дулю». Совсем как дедушка.
— Держи.
Пашка разочарованно похлопотал губами.
— Не надо. Такая у меня уже есть.
Это был не самый плохой мой день рождения. А точнее, прекрасный. Мы шутили, пили чай с барбарисом, ели окаменевшие пряники и дрались подушками. Я буквально видела краснеющее лицо тетушки, на которое хлопьями падала известка с потолка, и это радовало меня еще больше. Да и тот факт, что недавний конфликт с Семеном сошел на «нет», попросту окрылял. Я смеялась, бесилась, давилась пряниками, позабыв обо всех неприятностях. Крохотное мгновение напомнило мне, что жизнь продолжается. О том, что я должна жить. О том, что мне есть ради кого жить.
Кажется, даже на Земле случается Рай.
Ребята покинули меня уже вечером. Уставший Пашка лег спать, а я продолжала болтать ногами в воздухе, изучая свои пальцы. И почему придумали большой и мизинчик? Эти два уродца явно отличаются от остальных. Если бы я была пальцем, то ни за что бы не захотела быть мизинчиком. Такой корявый. Некрасивый. Убогий. А этот толстый главарь? Наглядное олицетворение силы и отсутствие ума. Все толстяки такие. А жирдяй из братства «V» прямое тому доказательство.
Тьфу ты! И зачем я только о них подумала?
Сбросив с себя одеяло и натянув теплые вещи, я вышла на улицу. Задрала голову к сумеречному небу. Закрыл глаза. Вдохнула. Мелкая морось остудила лицо. Проказливая Каштанка не упустила момент и бросилась на меня с грязными лапами.
— Фу! — взвизгнула я, и собака осеклась.
Сделав губы трубочкой, я нагнулась к питомцу и протянула:
— Фууууууу, — звучало устрашающе. Ну, или максимально глупо.
Будучи в отличном расположении духа, я крутила большие пальцы у висков, опускаясь ниже уровня Павлика.
— Фууууууу.
Каштанка навострила уши и склонила голову набок. Похоже даже собака усомнилась в существовании моего интеллекта. Что ж, какая есть. И, да, я не только чихаю, покрываюсь сыпью, хнычу, но еще и радуюсь. Да-да, я умею это делать.
Когда-то в детстве, это было моим излюбленным занятием. Я радовалась солнцу, потому что могла болтаться на улице и бесконечно плескаться в бочке. Я радовалась дождю, потому что могла строить домики из покрывал и стульев, а потом бесконечно плескаться в луже. Я радовалась ветру, потому что он уносил моего воздушного змея высоко в облака. Я радовалась грому, потому что в эти моменты дедушка рассказывал про одноглазых русалок и пугал электрическими усами.
Дедушка.
С грустью осознав, что главные люди не присутствовали на празднике, я направилась на кладбище. Слишком давно я не уединялась в «любимом» месте, что было совсем на меня не похоже. Я менялась. Не внешне, а внутренне. Будто в мое чистое содержимое попала капля яда. Она отравляла все — кровь, сердце, душу, память. Все привычное вдруг стало непривычным; все незабываемое — забытым; все второстепенное — значимым, а аморальное — любимым.
Дожди размыли лесную дорогу, поэтому, я то и дело скользила на грязи, теряла равновесия, падала, поднималась и снова подала, кряхтела, но продолжала идти. Такое упрямство было для меня в новинку. И неспроста, ведь я стала старше, а значит — сильнее духом. Плакаться непозволительно, если тебе шестнадцать. Слезы, они для слабаков.
На кладбище было так тихо, что если бы Нинка начала жевать крапиву, я бы услышала ее за километр. Слабый дождь аккуратно касался земли, словно боялся потревожить матушку. Величавая луна отражалась на могильных плитках, освещая тонкую тропинку.
