Узор счастья - Синицына Людмила (книги серии онлайн .TXT) 📗
Вахтерша в институте долго расписывала, как повезло Светкиной группе, какие у них привилегии.
«Привилегии». Теперь это называется «привилегии»!
— Бум знать, — прошипел сквозь зубы Костя, чувствуя, как по всему телу снова прошел отдаленный гул, какая-то вибрация, после которой он переставал отдавать себе отчет в том, что делает.
Когда Светка окажется на зимней даче, затихнет ли этот гул? Костя боялся получить ответ на свой вопрос. Ему хотелось думать, что да. Но с другой стороны, каждый раз после того, как он отдавался во власть стихии, в его организме что-то менялось. Словно уходило куда-то мучительное напряжение, и на какое-то время ему становилось легче.
— А почему ты меня так подробно расспрашивала про особняк? — вспомнила вдруг Светлана незадолго до отъезда. — Там жила какая-нибудь твоя подруга? Кто-то из знакомых?
— Нет, — отозвалась Елена Васильевна. — Там прошло мое детство.
Светлана чуть не выронила из рук кофточку, которую укладывала в сумку, стоявшую на кресле.
— Ты никогда не говорила...
— Почему же не говорила? — пожала плечами Елена Васильевна. — Просто не называла переулка. Но если помнишь, когда мы приезжали в Москву, то иной раз проходили по тем улицам. Нечасто, но проходили. Тогда в нем располагался туберкулезный диспансер. Я хотела — несколько раз собиралась — показать тебе этот дом и сказать: вот здесь я росла. Вот эта минута и наступила, — она улыбнулась. — Тебе ведь приятно знать, что дом, куда ты приходишь работать, имеет к тебе самое прямое отношение — ведь его выстроил твой прадедушка.
— Приятно? — протянула Светлана. — Вот уж не знаю.
— Видишь, поэтому я и не торопилась писать тебе.
Светлана, забыв про сумку, подошла поближе к наброску, который сделала с особняка и который Елена Васильевна вставила в паспарту и повесила на стену рядом со старой фотографией. На этой фотографии у ворот особняка (он виднелся в глубине двора, и Светлана прежде не обращала на него внимания — просто дом и все) стояла маленькая девочка в белом платьице, панталончиках, с распущенными волосами и бантом на макушке.
— В те времена мне казалось, — заметила Елена Васильевна, останавливаясь рядом с фотографией и наброском, — что сад невероятно большой. И у меня там были свои таинственные уголки. А когда мы с тобой проходили мимо, поражалась, насколько он, по сути, маленький...
Когда мама садилась на скамейку и задумывалась о чем-то своем, я осторожно подкрадывалась к яблоне, которая росла в самом дальнем конце — там у забора были заросли лопухов, садовник почему-то не считал нужным их трогать. Я все надеялась, что найду там маленького ребеночка. Меня уверяли, что мама нашла меня в саду, вот и я заглядывала под лопухи — а вдруг там лежит младенец? Разумеется, девочка. Я мечтала, что буду ее воспитывать. Про то, где нашли старших братьев, я не спрашивала. Отчего-то была уверена, что их могли отыскать только в лесу, в поле, на речке или где-нибудь еще, но только не там же, где меня.
— И у камина были эти головки в стиле модерн?
— Мне они казались феями. И я мечтала проснуться посреди ночи и посмотреть, как они разговаривают между собой, посмеиваются или поют.
— И то, что я тебе описала, похоже на то, что было?
— Такое впечатление, что особняк восстанавливали по старым фотографиям. Их сохранилось немало, хотя бы потому, что у нас бывало много замечательных и известных людей того времени: писатели, музыканты, поэты, певцы, режиссеры. Мать умела приветить и обаять кого угодно. И многим старалась помочь. Что касается отца, то он задолго до моего рождения сотрудничал с отцом Цветаевой, очень много картин купил сам и передал в дар Румянцевскому музею.
«Надо же, мой любимый», — подумала про себя Светлана. Сейчас ей вспомнилось, как однажды Елена Васильевна обмолвилась о картинах в музее на Волхонке, но потом вдруг оборвала себя на полуслове. Время было иное, и ей явно не хотелось продолжать разговор на эту тему. А Светлана и не придала ему особенного значения. Но сейчас многие разрозненные фразы, отдельные слова, какие-то фотографии, которые, бабушка торопилась переложить, сложились в единое целое.
— А там, где сейчас мастерская, что было раньше?
— Танцевальный зал. Отказаться от него мама не могла, потому что очень любила танцевать. Не меньше, чем ездить верхом. Но я, конечно, уже не застала те времена. Даже голод и холод почти не запомнила...
Елена Васильевна говорила обо всем с легкой усмешкой на губах, пока они шли к остановке. Вскоре автобус подошел, двери распахнулись, и пассажиры, отталкивая друг друга, кинулись занимать места.
— До свидания, Ланочка, — сказала Елена Васильевна, вопросительно глядя на нее — получила ли внучка то, что хотела. Обрела ли хотя бы частичку покоя, как и надеялась? Кажется, да.
Светлана кивнула:
— До встречи!
Елена Васильевна едва успела прилечь, чтобы немного отдохнуть, как внизу раздался стук.
«Кто бы это мог быть?» — подумала она, недоумевая, и отправилась открывать.
В дверях стоял высокого роста широкоплечий мужчина. Сначала Елена Васильевна не узнала его.
— Здравствуйте. Меня зовут Максим Матвеевич Муратов, — представился он. — А вы — Елена Васильевна.
— Здравствуйте, — ответила она. — Проходите...
Максим поднялся следом за ней на второй этаж и обвел комнату глазами художника, отмечая и папки с рисунками, и ширму, и манекен в углу, и машинку. На стенах — картины, эскизы, наброски... И рядом с креслом, на которое ему указала Елена Васильевна, рисунок особняка в Осеевском переулке.
Не пропустил Максим и того, что рядом с этим наброском висела фотография.
— Вы позволите? — спросил он и остановился как раз на том месте, где еще совсем недавно стояла Светлана.
Ему понадобилось гораздо меньше времени, чем Свете, чтобы сделать кое-какие выводы, хотя в этой хрупкой седовласой женщине ничего не осталось от той златокудрой девочки с фотографии.
— Этот особняк принадлежал вашей семье? — спросил Максим поворачиваясь.
Елена Васильевна кивнула.
— Ну да! — проговорил Максим. — У Светланы фамилия по отцу...
— Разумеется, — улыбнулась Елена Васильевна. — А вы прямо из Москвы?
Теперь кивнул Максим. И подумал, что все это начинает напоминать китайскую церемонию. Больше всего на свете он не любил неопределенные ситуации. И тем не менее, наверное впервые в жизни, не знал, с чего начать.
— Я три часа провел за рулем, — начал он.
— Сейчас я поставлю чайник, — отозвалась Елена Васильевна.— Идемте на кухню.
Светлана вышла из мастерских, когда на улице сгущались сумерки. Она не чувствовала усталости, хотя сегодня работы было много и в «пошивочной», и в цехе, где художники расписывали задник. К ее приходу они уже закончили фон. Светлана разбросала куски черного, темно-зеленого, темно-синего бархата и вырезанные под кружево куски крашеного сукна. Теперь их можно было наклеивать. При освещении эта ткань другой фактуры даст объем, и задник не будет казаться плоским. Светлана уже представляла, как он заиграет в свете софитов. А послезавтра она приступит к «шатру». Вся конструкция будет висеть на среднем штакетнике. Удивительно, как легко работать с людьми, которые сразу понимают, о чем идет речь, думала она, переходя из одного цеха в другой. И что ее невольно поражало: никто не смотрел на нее, как на неопытную девчонку. Хотя многие из тех, с кем ей приходилось иметь дело, были намного старше ее. И выпустили массу спектаклей с известными художниками...
Чего она сегодня не успела — так это побывать у бутафора и у шляпницы. Большинство шляп задумывались как чисто декоративные. Они должны были висеть на импровизированных «станках для разминки». Но шляпа призрака ее беспокоила. Если поля окажутся великоватыми, это может создать комический эффект. Но и маленькой она не должна быть. Так что...
Тяжелая служебная дверь, которая выходила в тихий переулок, поддалась, только когда Светлана навалилась на нее всем телом. В лицо сразу пахнуло холодом и — после мастерских, где стоял устоявшийся запах красок, — свежестью. Она ступила на тротуар, не глядя по сторонам, занятая своими мыслями. И не увидела, как от стены дома отделилась мужская фигура. Беззвучно человек приблизился к ней и... мужская ладонь зажала ее рот.
