Тихий омут - Волчок Ирина (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— А мне даже в голову не пришло чего-нибудь принести, — виновато вспомнила Вера, забирая у Николаича легкую сумку. — Ой, как неудобно… Больным ведь положено что-нибудь приносить, а я совсем забыла…
— Больным! — весело хмыкнул Николаич и кивнул на вход в отделение. — Что я говорил? Вон он, больной, выскочил уже. Всем бы такими больными быть… Сашка здоровей нас всех, тьфу-тьфу-тьфу… Да и есть у него тут все, отделение-то платное. А если чего еще захочет — так я мигом привезу. Константин Дмитриевич меня к брату откомандировал, пока он тут. Волнуется за него.
— Спасибо, — невпопад сказала Вера, уже не слушая. — Счастливо…
И почти побежала навстречу Сашке, который прыгал по ступеням крыльца на одной ноге, придерживаясь рукой за перила. Идиот. А вверх по ступеням кто его тащить будет? Вот ведь морока на ее голову…
— Куда тебя несет?! — закричала она еще издалека сердито и испуганно, подбежала, подставила плечо под его руку и обхватила свободной рукой его за талию. — Кто тебя назад тащить будет?!
— Несет меня лиса за темные леса, — доверительно сообщил Сашка ей на ухо и слегка укусил за мочку. — А ты меня спасешь и в палату отнесешь… Тоже ничего рифма, правда? По-моему, у меня талант…
Он отобрал у Веры сумку, взял ее за руку, повернулся — и поскакал на одной ноге вверх по ступенькам! Шустро, она за ним едва успевала на двух ногах бежать. Наверху остановился, распахнул дверь и проворчал:
— Ой, ну ты и неторопливая… Может, тебе физкультурой заняться? Для укрепления мышц и повышения реакции… Скорей давай, сколько ждать можно, честное слово…
Вера засмеялась, шагнула через порог, начала было: «Больной, соблюдайте…» Но тут Сашка шагнул за ней, захлопнул дверь, быстро обхватил свободной рукой за плечи и уткнулся лицом ей в волосы. В остатки ее волос. Вера тут же пожалела, что подстриглась так коротко. Сашка потерся щекой о ее стриженый висок и угрожающе сказал:
— Я тебе покажу — «больной»! Наш российский больной — самый здоровый больной в мире! Пойдем скорей, здесь не дадут спокойно… поговорить.
И распахнул внутреннюю дверь тамбура. Вера вошла в холл отделения, приостановилась и оглянулась, готовая опять подставить свое надежное плечо раненому герою. Раненый герой шел за ней свободно и размашисто, двумя ногами, даже не прихрамывал нисколько, но за подставленное плечо с готовностью ухватился, за оба плеча ухватился — положил свою руку на ее плечи, прижал к себе потеснее, на ходу деловито руководя:
— За талию меня обхвати… Крепче… Ну, ничего не умеешь! Как бы ты меня с поля боя выносила? Вот так — никогда бы не вынесла. Крепче обнимай, кому говорю… Неженка и белоручка. Если не будешь обнимать как следует, я тебя сейчас на руках в палату отнесу. Что люди подумают?
Они в обнимку уже входили в платное отделение, в коридоре которого были и медсестричка с телефоном, и туловища в креслах у дверей последней палаты, и тетка с корзиной фруктов и бутылок, да еще и врач навстречу шел… Сашка и не думал выпускать Веру из своего ловкого щупальца. В общем-то, и она не собиралась убирать руку с его талии. А что? С поля боя выносит, имеет право. И пусть люди думают, что хотят… Чувство было новым, странным и чуть-чуть пугающим. Будто она вступала в клуб нудистов, переживала, героическим усилием воли давила в себе стыд, ждала какой-то реакции — а никто ничего и не заметил. Ну, голая и голая. Подумаешь, невидаль, какая… От этого в ней зарождалось ощущение немножко, будто стыдной свободы. Свобода свободой, а в глубине души все-таки страшно.
Врач шел-шел навстречу, а потом поднял глаза, увидел их — и окаменел посреди коридора. Вера на него особого внимания не обратила — ничего странного, все каменеют, чем он хуже всех? Хоть и врач. А Сашка обратил внимание, проходя мимо, гордо сказал:
— Это она меня спасла. Вера Алексеевна Отаева. Запишите в истории болезни.
Врач булькнул что-то невнятное, Вера оторвалась от созерцания Сашкиной щеки и оглянулась. И увидела знакомое лицо. Вообще-то память на лица у нее была плохая, но это лицо она запомнила очень хорошо, хоть и видела один раз в жизни. Ровно полторы минуты. В кухне собственной квартиры. Именно это лицо качалось над столом, заставленным тарелками, бутылками, коробкой с тортом и вазой с цветами, таращило пластмассовые пуговицы, маслянисто сияло и говорило недоверчиво:
— Гы! Врешь ты все… А сколько ей лет?
— Вот именно! — восторженно вскрикивал сидящий напротив Олег. — В корень зришь! Ей двадцать пять скоро! А я — первый! Вот клянусь, сам сначала не поверил! Главное — такая девка! Да она скоро придет, сам увидишь…
Сашка почувствовал, как она сбилась с шага, тоже приостановился, оглянулся на врача, так и стоящего посреди коридора, не отрывая взгляда от Веры, крепче обнял ее за плечи, подтолкнул к двери своей палаты и ревниво забормотал над ухом:
— Ишь, уставился… Лучше бы ты в маске была. А то все смотрят и смотрят, прямо никакого покоя… А ты на него чего смотрела? По-моему, ничего особенного, я — и то красивее. Или это кто-то знакомый?
— Да, — равнодушно сказала Вера, входя в палату и направляясь к креслу. До кресла не дошла, неловко остановилась посреди комнаты, обернулась к замешкавшемуся у двери Сашке и, давя в себе панику, решительно выпалила: — Это друг моего бывшего жениха. На свадьбе должен был его свидетелем быть.
— Да ты что? — удивился Сашка и пошел к ней, протягивая обе руки, и свободную, и занятую сумкой. — Надо же, как тесен мир. Хорошо, что ты замуж не выскочила все-таки, а то я прямо не знаю, что бы сейчас делал… Стой, ты куда? Ты чего это от меня шарахаешься? Вер, ты чего? Случилось что-нибудь?
Она смотрела очень внимательно, но ничего, кроме легкого недоумения, на его лице не заметила. Недоумение явно относилось не к тому, что она сообщила, а к тому, что отступила от него и на всякий случай зашла за стул. Сашка с легким недоумением поразглядывал стул между ними, потом уселся на него верхом, поставил сумку на пол и обнял Веру, притянув ее к спинке стула. Что обнял — это сильно мешало, но все-таки между ними хоть спинка стула была… Вера вцепилась в эту спинку стула обеими руками и, внимательно глядя в Сашкино лицо, выложила самый позорный факт своей биографии:
— Я должна была выйти замуж. Мы уже заявление подали. И… жили вместе. У меня. Почти целую неделю. А потом… В общем, замуж я не вышла.
— Слава богу, — с облегчением сказал Сашка. — А чего это ты мне рассказываешь? А! Я понял. Наверное, ты его утопила, и теперь хочешь душу облегчить, да? Вер, правда, ты, что такая странная сегодня? У тебя точно ничего не случилось? Ты мне лучше сразу скажи! А то я черт-те что буду думать, волноваться, бояться, нервничать… Мне нельзя нервничать, я больной. Давай-ка признавайся во всем быстренько — и обедать будем.
Вера растерялась. Он что, не слышал, как она только что во всем призналась?
— Я только что во всем призналась!
Ч-черт, стыдно как. Еще чуть-чуть — и она заплачет. И этот идиот таращится на нее уже не просто с легким недоумением, а с подозрением и тревогой. Может быть, правда думает, что она жениха утопила?
Сашка немножко потаращился молча, потом притянул ее еще ближе, уткнулся ей носом в солнечное сплетение и горячо подышал. Оторвался, поднял лицо, опять немножко молча потаращился и неуверенно предположил:
— Наверное, ты мне об этом, рассказать хочешь? Правда, мы же и не поговорили, как следует ни о чем. Наверное, тебе обидно, что я не спрашиваю? Ты не думай, мне о тебе все страшно интересно. Просто я спросить… не успеваю как-то. Подожди, сейчас я позвоню, чтобы обед принесли. Я все-таки отбивные заказал… Ничего? Ну вот, за обедом и поговорим наконец. Только ты тогда рядом не садись, а то я опять… не услышу ничего.
Сашка выпустил ее из рук, поднялся и пошел распаковывать свою сумку, звонить, чтобы принесли обед, вынимать из холодильника какие-то свертки и коробки… Вера все стояла, держась за спинку стула, следила за ним и думала, что рассказывать ей вовсе ничего не хочется, да и нечего ей рассказывать, и неинтересно это абсолютно никому, и все ее переживания с точки зрения мутной науки психологии — впрочем, с любой точки зрения — выеденного яйца не стоят. Так все время стояла и думала, пока какой-то белый халат не прикатил в палату сервировочный столик. Сашка устроил столик между стулом и креслом, Веру загнал в кресло, сам сел на стул, снял крышки с тарелок с каким-то густым незнакомым Вере супом, взял ложку, улыбнулся с очень довольным видом и безмятежно заявил:
