Лестница на небеса - Полякова Светлана (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
— Тебе надо быть священником, — засмеялся Бейз. — Тебе, а не мне…
— Я женщина. Каждому свое дело. Просто я так понимаю. И это помогает мне держаться.
— Кстати, женщина… Не пора ли нам вспомнить о чае?
— Хорошо, батюшка, — проговорила Анна, слегка наклонив голову. В уголках глаз сверкнула лукавая улыбка. — Чай сейчас принесу…
Он остался один. В углу стоял образ. Старинная икона, которую он помнил с того момента, когда она тут оказалась. Мышке подарила ее крестная дочь. Она тогда была вся черная… И вот чудо — Бейз теперь видел, как она на глазах становилась светлее. Он замер. Когда вернулась Анна, он поинтересовался:
— Ты ее отреставрировала?
— Нет, — улыбнулась Анна. — Она сама себя отреставрировала. Ну, батюшка, вы даете… Разве не знаете, что лики святые от молитв просветляются сами? Или вы язычник?
Он засмеялся:
— Девочка моя, а вы разве не знаете, что хамить священникам нехорошо?
— Первое — я и не хамила… А во-вторых… — Она серьезно посмотрела на него, прикасаясь к руке. — Мне ведь иногда бывает нужен именно Бейз. А не отец Василий… Давай ты будешь сейчас Бейзом.
— Могла бы тогда приходить почаще, — проворчал он, чтобы скрыть от нее нежность. — А то вроде Бейз нужен, да все мимо гуляем. Бейзу будто Мышка никогда не бывает нужна.
— Я буду, — пообещала Анна. — Я обязательно буду приходить к тебе…
Они разговаривали долго и много — обо всем на свете… О том, что по радио теперь можно услышать «Лестницу на небеса». Правда, Бейз тут же поправил — все-таки реже, чем Бритни Спирс. Реже, чем Пугачеву. Реже, чем всяких обалдуев… Но Анна настаивала на своем, потому что раньше-то и этого не было. А потом они говорили еще о чем-то, обходя только одну тему. Кинга. Словно боялись оба снова окунуться туда, в этот беспросветный мрак. Когда им обоим казалось, что зло победило и никогда им уже не быть счастливыми…
— Знаешь, — сказала Анна, — я такая глупая… У одной моей знакомой иконы мироточат… А у меня нет. Я даже ей позавидовала. Пришлось каяться… А отец Алексей посмотрел на меня и спрашивает: «Ты хочешь, чтобы у тебя иконы не светлели, а плакали?» И я поняла — не хочу… Пусть лучше светлеют…
— Ты и правда ребенок, — сказал Бейз. — Похоже, повзрослеть уже не успеешь… Чего там времени осталось?
— Может, я долгожительница, — надула губы Анна. — Может, я намереваюсь до ста двадцати лет тут тусоваться…
— Все равно не повзрослеешь, — засмеялся Бейз. — И слава Богу… Не надо тебе взрослеть.
Он обнял ее на прощание, долго стоял, словно пытался защитить от чего-то неведомого, темного, что было так близко… «Господи, — прошептал он одними губами, глядя на ту самую икону. — Я знаю, что Ты ее любишь… Пошли же ей хотя бы горсточку счастья…»
— Все, радость моя, — проговорил он, с явным сожалением выпуская ее из рук. — Помни свое обещание… Не забывай старика Бейза, он тоже в тебе нуждается…
Она осталась одна, но теперь ее одиночество было разбито. Она даже продолжала чувствовать его присутствие — и присутствие Кинга. Словно Бейз приходил с ним, просто Кинг все это время молчал, наблюдая за их разговором насмешливыми, ласковыми зеленоватыми глазами. Она вышла на балкон, чтобы проводить Бейза. Знала, что он непременно обернется, и она ему помашет.
Так она и сделала.
Он помахал ей в ответ, послал воздушный поцелуй и почти бегом бросился к подошедшему трамваю.
А она осталась, наслаждаясь последним теплым вечером. Стояла, прислонившись к каменной стене, высоко задрав голову, точно пытаясь рассмотреть там лестницу.
«Что я, в самом деле, — подумала она. — Я ее с тех пор и не видела ни разу… Может, это и в самом деле был общественный глюк? А может быть, именно такой бывает смерть… Получается, теперь она далеко. Так что я и в самом деле стану долгожительницей…»
Откуда-то из комнаты доносился голос Гребенщикова. «Вот, — подумала Мышка, — а Бейз говорит, что по радио только попсу передают…»
Песня была грустная, но Анна ее все равно любила. «А там вместо воды — Монгол Шуудан», — подпела она. И повторила тихо про себя — вот и вышло бы каждому по делам его, если б не свет этой чистой звезды…
И ей захотелось расплакаться. Потому что — вот странность! — очень много песен было про нее. И эта — тоже…
Она так стояла долго, вслушиваясь в тихие слова, и тоже просила волков и ворон прикрыть ее, потому что надо же было дойти хоть кому-то до чистой звезды. А на небе и в самом деле зажигались звезды, одна за другой, и ей даже показалось, что их слишком много для города. Потом она вспомнила — ведь теперь сентябрь, время звездное.
Всему можно было, к сожалению, найти объяснение.
Она вздохнула, когда кончилась песня, и ее сменила другая, попсово-разухабистая, словно и там, на радио, происходил собственный маленький Армагеддон. Надо бы выключить, подумала она, сделала шаг с балкона и замерла, боясь поверить собственным глазам.
Когда Даниил поставил машину и запер гараж, ему хотелось запеть от счастья.
Можно было наконец-то вздохнуть полной грудью. «Почему, — подумал он, — шагая по дороге, с некоторыми людьми так неприятно находиться рядом? Вроде типичный такой дядька с примитивными мыслями… Таких же много. Получается, если мне когда-нибудь придется вращаться в их обществе, я сдохну от невыносимой тоски».
Он сам не заметил, как дошел до этого дома. И удивился. Точно ноги принесли его сюда сами. Он просто вспомнил — это вот мой дом… Квартиру он не знал. Просто остановился, задрал голову, пытаясь угадать ее окно. И ощутил, как уходит из сердца эта тошнотворная тяжесть, а на ее место приходит легкость и что-то еще, похожее на щемящую нежность. Он чувствовал ее, даже не видя. И этого было достаточно…
Он бы так простоял целую ночь. Растаял бы в ее дыхании, зная, что это так все глупо, ведь она его никогда не полюбит. Сколько между ними границ? Как их перейти? Он-то готов перемахнуть все эти границы одним прыжком! А она?
— Глупости, — прошептал Даниил. — Это так глупо…
Он заставил себя пойти прочь. Но больше всего на свете ему хотелось остаться, и чем дальше уводили его шаги, тем отчаяннее хотелось вернуться. И с каждым шагом он снова все больше и больше чувствовал ледяную тоску в груди, словно теперь он снова был рядом с темным Константином Альбертовичем. Не с ней…
Она не смела поверить собственным глазам. Он там стоял. Высоко задрав голову, как тогда…
— Кинг, — выдохнула она едва слышно. — Кинг…
Ей хотелось крикнуть, позвать его, но она боялась, что он растает. Она где-то про это читала — призраки не любят, когда их зовут. «Слова — это смерть…»
Поэтому она боялась даже пошевелиться, обнаружить свое присутствие.
Она же не могла обмануться сейчас — это была его фигура. Тонкая, мальчишеская — она невольно усмехнулась, снова вспомнив, что вот настало время, когда она стала его старше… Теперь он ей кажется мальчишкой.
Это его волосы, его манера держать руки в карманах джинсов… Это он.
Как в тот вечер…
Она вспомнила — он точно так же стоял, и она точно так же не верила, что это он. И потом она ведь побежала за ним, только опоздала…
Теперь — нет, нет, нет, заметалась она, — теперь он точно так же повернулся и пошел вдоль дороги, слегка наклонив голову.
И ей захотелось броситься за ним, — не важно, куда он сейчас направляется. В небытие? Все равно. Вдвоем там будет лучше. Им вообще вдвоем будет лучше везде…
Мышка бросилась к двери, распахнула ее настежь и услышала внизу голоса. Говорили о каких-то продуктах, которые можно купить дешевле на оптовом рынке.
Она вернулась. Закрыла дверь. Устало опустив руки, сидела так некоторое время, чувствуя, как уходит ощущение чуда… Не может этого быть. Мертвые не возвращаются. И хотя тут же услышала внутри себя «у Бога мертвых нет…», она уже успела вернуться на землю и пробормотала едва слышно:
— Глупости… Это все глупости. Ничего нет. Даже лестницы на небеса… А если ее нет, как тогда он мог сюда спуститься?