Отказ - Камфорт Бонни (книга регистрации txt) 📗
– А что это такое?
– Похоже на миниатюрное пианино. Ты дуешь в нее и нажимаешь клавиши. Самые лучшие делают в Германии. Тогда они стоили только пятьдесят долларов. Я просил Кенди купить ее мне, и она обещала. Я даже пошел и выбрал одну, на случай, если она пойдет со мной в магазин. Как раз тогда она от нас и ушла. Я больше в этот магазин никогда не ходил.
– Вы никогда не говорите, что значил для вас ее уход.
Он замолчал, пытаясь подавить свои чувства. Но когда он заговорил, голос его был дрожащим и жалобным.
– Это было что-то ужасное. Она не оставила после себя и следа. Ни разу не позвонила. Ни разу не написала. Все это убедило меня в бессмысленности любви. После этого отец стал называть ее сукой, и я тоже.
– А теперь вы не могли бы ее найти, чтобы поговорить?
– Это было бы ни к чему. И потом я уже сказал – для меня она умерла.
– А может, вам еще не поздно научиться играть на пианино?
– Это будет навевать мне грустные мысли о жизни, которой я никогда не имел.
– Вы могли бы забыть о той жизни и жить настоящим?
– Только не на этой неделе – на этой неделе я должен сосредоточиться на процессе.
Я снова встретилась с Захарией – на следующий день он уезжал в Азию. Он сказал:
– Сара, вы растете на глазах, даже несмотря на то, что пациенты вас так изводят. У него перестал болеть желудок и прошли ночные кошмары. Он научился управлять своими чувствами, завел отношения с женщиной и даже с успехом ведет процесс. По-моему, это потрясающее достижение.
– Но какой ценой оно мне досталось. Захария по-доброму улыбнулся.
– От вас потребовалось огромное мужество, чтобы со всем этим справиться.
Я слегка расслабилась, полагая, что, может быть, мне воздастся за труды.
– Похоже, он действительно научился управлять ситуацией. Только я не знаю, как он себя поведет, если его уволят.
Захария откинулся на спинку стула и задумался. Перед ним на столе лежал раскрытый учебник японского языка.
– Мой вам настоятельный совет: не колеблясь госпитализируйте его, если почувствуете, что вашей безопасности что-то угрожает.
– Спасибо за совет. К счастью, до этого дойти не должно.
Захария проводил меня до двери своего кабинета. Его отъезд вызывал у меня беспокойство.
– Счастливого пути. Может, к вашему возвращению лечение вступит в более благоприятную фазу, – сказала я.
В понедельник Ник оставил на автоответчике сообщение: «Процесс проигран. Прийти не могу. Увидимся в среду». Голос его дрожал, слова звучали неразборчиво. Я даже подумала о том, чтобы позвонить ему, но я сама отучала его от общения вне сеансов и боялась послужить плохим примером. Кроме того, это лишь подчеркнуло бы, что он не в состоянии побороть кризис без моей помощи. Да я и так встречалась с ним по три раза в неделю.
36
В среду Ник явился на пятнадцать минут позже. Он стоял посередине приемной, держа в руке пиджак. Узел галстука был распущен. Когда он проходил мимо меня, я уловила запах пота. Очевидно, он уже несколько дней не был в душе.
Он был возбужден, не мог усидеть на месте и все время расхаживал по комнате.
– Эти сучьи присяжные! Они видели, в каком состоянии мозги у этого парня, но у них так и не хватило ума признать корпорацию виновной! – Он бил кулаком по ладони. – Готов поклясться, что их купили. Как бы мне хотелось выкопать что-нибудь против этих компаний! Я бы их так вздрючил!
Он пробежал рукой по волосам, шмыгнул носом и, извинившись, ушел в ванную. Когда он вернулся, я спросила:
– Вы что, стали употреблять кокаин? Он истерично рассмеялся:
– Отлично, доктор! Просто замечательно! Вы что, сами наширялись?
Пока мы смеялись, я думала, как мне вести себя с ним дальше.
Он улегся на кушетку, положив руки под голову. Его голубая рубашка прилипла к телу.
– Меня вздрючили на все сто. Это может служить ответом на ваш вопрос?
– Что это означает?
– Это означает все, о чем только можно мечтать. Проигрыш. Траур. Джин. Безработица. Голод. Несчастье.
У меня сердце ушло в пятки, когда я смотрела, как он елозит по кушетке.
– А как на это отреагировала компания?
– Обердорф о-о-о-чень любезен. Сами знаете. Накормил приговоренного бифштексом перед повешением. Они ждут конца месяца, чтобы вручить мне уведомление.
– А может, до этого не дойдет?
– Ха! С какой планеты вы свалились?
– Адвоката нельзя увольнять каждый раз, когда он проигрывает процесс.
– Им не нравится мой подход. Я ведь говорил, что Мак Катчен нашел кое-что у меня в делах.
– Нет, не говорили.
– Старые записи по другому делу. Я был уверен, что никто, кроме меня, о них не знает. Мегги вступилась за меня.
– А она не в состоянии помочь?
– Кто знает? И потом все равно, все очень шатко. – Он сел и попытался успокоиться. – Я серьезно вляпался. Наверное, через несколько недель вылечу с работы.
– А может, вы устали от того, что не можете заниматься тем, что действительно нравится?
Он прижал ладони к вискам.
– Я устал сверх всякой меры. Так устал, что по утрам нужен подъемный кран, чтобы вытащить меня из постели.
– Я думаю, вам не повредит, если пару недель проведете в больнице.
– Что???!!! – Он подскочил с кушетки, схватил со стола моего слоника и принялся расхаживать по кабинету.
– Вы подавлены. Я забочусь только о вашей пользе.
– Черт подери! – крикнул он и хватил слоником о стену. Слоник разбился, и осколки упали на ковер.
Я вскочила и попятилась к двери. Он развел руками.
– Расслабьтесь, ничего страшного. Я не сделаю вам ничего плохого. Вернитесь и сядьте. – Он снова плюхнулся на кушетку. – Я все уберу.
Я вернулась к своему столу.
– Разве не понятно, как вы близки к полной потере самоконтроля? Надо незамедлительно ложиться в больницу.
Он взял свой портфель и поставил его на кофейный столик.
– На этой неделе я никак не могу лечь. Сейчас покажу свое расписание.
Прежде, чем я успела возразить, он открыл портфель. Когда он открыл свой огромный календарь, на стол выпало бритвенное лезвие. Оно было определенно предназначено для употребления кокаина, для чего же еще? А может, он собирался вскрыть себе вены, как это делали некоторые другие пациенты?
– Ого! – глупо заметил он, взял лезвие и сунул его обратно в портфель.
– Это лишнее подтверждение. Сейчас я позвоню в Вествуд и узнаю, есть ли у них места.
– Доктор, вы отлично знаете, зачем нужен этот предмет.
– Это не единственное, что вы с ним можете делать.
– О, Боже! Но нельзя же положить человека в больницу только за то, что он испортил обои?
Я аж рот разинула.
– Вы хотите сказать… Его зрачки расширились.
– Я думал, что вы говорите об этом! Я думал, вы знаете.
– Зачем надо было резать мои обои? Глаза его увлажнились, и он засопел.
– Ваша жизнь слишком совершенна. Мне хотелось ее немного подпортить. Но я был уверен, что вы знаете, и решил: пусть все будет как есть.
Я чувствовала ярость и беспомощность. Он не был настолько опасен, чтобы госпитализировать его принудительно. Казалось, мне никогда от него не избавиться – у меня не было достаточных доказательств того, что он опасен.
– Я заплатила триста долларов за то, чтобы отремонтировать стену, – выпалила я.
Он вытащил из кармана пачку банкнот и положил на стол пять стодолларовых купюр.
– Этого, думаю, хватит. И за слоника тоже.
Я ругала себя за то, что не продумала этот акт вандализма основательнее.
– Ник, я возьму эти деньги, так как считаю, что вы мне их действительно должны, а потом как-нибудь мы обсудим все это подробно. А теперь меня больше беспокоит то, что вы можете причинить себе какой-нибудь вред.
Силы, казалось, оставили его.
– Со мной все будет в порядке. Вы хотите, чтобы я оставил лезвие здесь?
– А что это даст? Можно купить еще одно.
– Именно это я и собираюсь сделать. – Он достал из портфеля бумажный кулек. – Это вся моя наркота. Я прямо при вас спущу ее в унитаз, а лезвие выброшу. И обещаю больше не покупать. Эта дрянь делает меня бешеным.
