Сердечные риски, или пять валентинок (СИ) - "Awelina" (мир бесплатных книг txt) 📗
Он подмигнул мне, а я, отступив, крепко зажала в кулаке ворот пальто.
— Нет никакой конспирации, — я ставила точку в этой беседе, желание закрыться и уйти выжигало нервы. — И мне пора.
Успела сделать пару шагов вперед до того, как Дмитрий остановил меня, ухватив за рукав пальто.
— Погоди, Ариш, — улещающая улыбка и мягкие, вкрадчивые нотки в голосе. Я сложила руки на груди, освобождаясь от его прикосновения, твердо, красноречиво глядела в его лицо. — Я же не злюсь, нет и нет! Я на самом деле рад за вас. Честно-пречестно. И если он еще не сказал, что всегда ждал такую, как ты, то еще скажет. Так что будь к этому готова. До моего сведения он довел это весьма определенно: мол, руки прочь, и рядом чтоб ноги не было, займись лучше своей Ларисой и прочее в этом духе. И пусть ты все еще волнуешь мое сердце, — театральным драматическим жестом он приложил к груди руку, сверкнув грустной крохотной улыбкой, а меня передернуло, — я отступаю. Знаешь, я только сейчас понял, почему и где тут собака зарыта. Я ведь всегда тянулся за ним, подражал ему. Ты понравилась мне тогда потому, что ты безумно понравилась бы ему, ты как раз из того же редчайшего теста, что и сам Вадик. И я это знал. Ладно, исправляюсь: знал подсознательно.
Шутил и паясничал, но был искренен. И я испытывала на себе беспокоящее и неприятное давление этой правды, заключающейся в его словах. В кои-то веки, играя, Дмитрий Савельев был со мной и откровенен, и серьезен. Был точен и прав. Меня вдруг опалило жаром, а потом вернулась высасывающая силы и эмоции слабость, которую, как мне показалось, я оставила во вчерашнем дне. Вернулся вопрос «Что дальше?», остро наточенным лезвием ткнувшийся под ложечку.
— В общем, я прощаюсь с тобой. И хочу кое-что преподнести тебе с пожеланиями счастья. — Ухмыляющийся Дима повернулся к машине и, открыв дверь, достав с заднего сиденья шелестящий оберткой букет, протянул его мне.
— Бери. Мне повезло, что я тебя встретил, могу теперь, так сказать, вручить лично. По правде говоря, на такое и не рассчитывал. В любом случае я оставил бы цветы у тебя на столе с запиской, а в ней — мое трепещущее сердце, — издал ироничный смешок, означающий, что он весьма доволен собой и своей звучащей в голосе мелодраматичностью.
Я смотрела на розы, скрутившие свои мягкие белые бутоны за прозрачной хрустящей оберткой. Блеск зеркальной фольги под цветами резал глаз.
— Вадик прав, ты для меня слишком хороша. Но помни, ты и для него слишком хороша, так что пусть остерегается соперников, — добавил он, посмеиваясь.
Меньше всего хотелось брать этот букет. Особенно — под тем соусом, которым Савельев приправлял преподнесение такого презента. Крайне неловкая, непонятная и ненужная ни одному из нас ситуация, но Дмитрию ведь не свойственно четко осознавать, что и почему он делает. Слух уловил, что парковка позади ожила, подъехала чья-то машина, момент стал еще более дискомфортным и двусмысленным.
Механически я приняла цветы, чувствуя досаду. Прозрачная обертка трепетала на ветру, подрагивали кучерявые тонкие лепестки пяти бутонов. Я пробежалась взглядом по зубчикам темно-зеленых листков. Белые розы — красивые, но чересчур изнеженные и самовлюбленные цветы.
Его первый и последний букет. Излишний знак несуществовавшего чувства и с блеском разыгранной сцены прощания. Легкомысленный человек, всегда идущий на поводу собственных желаний и слабостей и мало отдающий себе отчет в них.
— И, кстати, говоря о соперниках… — младший Савельев, бросив короткий взгляд за мою спину, перевел его на мое лицо, лениво, довольно улыбнулся и быстро, сквозь смех пробормотал:
— Прости, но не могу удержаться от того, чтобы не подразнить его.
Неожиданно он подался вперед и, быстро наклонившись, оставил на моей щеке легкий поцелуй. Я отпрянула, напряглась, возмущенно глядя в смеющиеся серые глаза, азартно заблестевшие, накрыла рукой место прикосновения его губ, оставивших жгущий точно ядом след.
Зачем он это сделал? Подразнить кого?
За спиной громко хлопнула дверь автомобиля и я, вздрогнув, обернулась. Застыла. Сердце стиснуло.
Позади меня у своего «Ауди» стоял Вадим, сверля брата тяжелым неприязненным взглядом. Лицо замкнутое и мрачное, рот твердо сжат, руки стиснуты в кулаки. Он был без пальто. Одет в светло-серый костюм, на шее — тот синий галстук, который выбирала для него, посчитала, что он очень шел ему, выделяя, делая завершающий мазок к его притягательности, обаянию, солидности. В следующий миг мы уже смотрели в глаза друг друга, и в его я видела…
Это и есть то, настоящее чувство? То, о котором он мне тогда сказал, сравнив его со злым роком? Я его испытываю сейчас, глядя в ожесточившееся лицо мужчины, сделавшего для меня так много? Могу ли быть уверена, если все так смешалось, кривой аппликацией наклеилось друг на друга? Могу ли знать наверняка, если оказалось, что не знаю даже самой себя, не знаю, что делать с собственной жизнью? Если дошло до абсурдности: рядом стоит тот, кому всего лишь два месяца назад готова была сказать «люблю», но так ошиблась в нем и в себе, а напротив — тот, кто притягивает с неимоверной силой, приводит в смятение, активно вмешивается, влияет на меня и события и этим пугает?
Между двух мужчин…
Любовь к обоим означает любовь ни к одному из них. Допускаю также, что в какой-то момент могла перекинуть чувства с ранившего меня младшего брата на согревшего заботой и вниманием старшего. Они ведь так похожи внешне…
Неприемлемо, нельзя. Любила ли я или жила иллюзией любви, люблю ли сейчас, недопустимо слишком свежую эмоцию закрашивать другой, более надежной, имеющей под собой крепкое основание. Да и в чем оно, это крепкое основание? Оно не могло появиться всего лишь за месяц с лишним знакомства и взаимодействия. И Кира в таком случае правомерно судила обо мне как о той, кого швыряет от одного брата к другому.
Это унизительно. Ничем не оправдано.
Вадим не намеревался сводить с моего лица полыхающего взгляда, я сама разорвала контакт наших глаз, отвернувшись, опустив голову. За какую-то кратчайшую секунду внутри меня словно все выгорело, все мысли ушли, угасли, в груди свинцово холодела пустота и спокойствие. Больше не было ни дрожи, ни нервов и адреналина, я израсходовала весь возможный лимит собственных переживаний.
Начинающийся день свернулся в серый комочек: глухой замкнутый закуток квартала, грязный снег на газонах, сливающийся местами со смерзшейся землей, грязно-коричневая дверь офиса, решетка перил лестницы. Я обнаружила, что двигаюсь туда, к ней, позабыв о правилах этикета, не произнося ни слов извинения, ни приветствия… На автомате уловила фразы начавших разговор братьев:
— Что ты здесь делаешь? — Вадим, обозленный, выплевывающий слова.
— Приехал поговорить с тобой и с Ариной. — Дима, беспечный, открыто потешающийся. — Что с тобой? Кажется, ты готов на этот раз реально вмазать мне. — Засмеялся.
— Дельная мысль.
— Скажи, каково это — быть проигравшим, а, Вадик?..
Осторожно прикрыла за собой дверь. Не слышала его ответа.
***
Мертвое спокойствие и бесчувствие заключили меня в свой надежный футляр. Они даже не пугали, наоборот, спасали, как и сумятица, в которой оставила свои дела до отъезда к маме. Впрочем, я разобралась с ними уже к десяти, однако благодаря затруднениям, возникшим у Кожухова, буквально сразу же нашла себе новую работу.
Давно требовалось составить общие презентации всех линеек продукции дистрибьюторов, причисленных к нашему отделу. Этим и занялась. Я не прерывалась на чай или кофе, даже телефонные звонки сегодня не мешали, раздаваясь достаточно редко. Едва ли обращала внимание, что устали глаза, шея и кисти рук. Существовала только информация, ее переработка и систематизация, а также кадры «Пауэр Пойнт». Даже Артем не почувствовал, что скрыто за моей проделываемой с остервенением работой. И я сама тоже не сразу смогла определить.
Было скрыто нечто, сродни нервному ожиданию. Подобно тому, как ты сидишь в здании вокзала или аэропорта, потерявшись, распрощавшись с чем-то прежним, куда заколочены все пути, сидишь минута за минутой, час за часом, внимательно прислушиваясь к объявлениям прибытий и отправлений, резко вскидывая голову всякий раз, когда слышишь голос из динамиков, полагая, что вот — сейчас… Ты готов отправляться, взнуздал свое желание сделать это немедленно, но приходится ждать и как можно продуктивнее занять свое время до момента отбытия.
