Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (прочитать книгу txt) 📗
— Ты никуда не уйдешь, Дани, потому что я — твоя жизнь. Может, ты не заметила, но я — везде, каждую секунду рядом с тобой. Контролирую каждое слово и каждую мысль, знаю, что ты будешь делать еще до того, как ты дойдешь до этого своим умом. Думаешь, я не знал, что ты расставляешь ноги перед тем выблядком? Думали, поимели Никольского, сделали меня рогоносцем?
Я ничего не думаю, потому что, когда Олег так меня трясет, меня снова тошнит, и на этот раз мне не удержаться. Рвать уже нечем, поэтому из меня хлещет мутная вода, прямо Олегу на пиджак, и он, разжимая руки, брезгливо пятится.
А я снова наваливаюсь на стену и нахожу радость в том, что отомстила ему хотя бы так.
— Ты ничего мне не сделаешь, — зло улыбаюсь я, вытирая рот рукавом. — Это не долбаное кино про красавицу и Чудовище. Ты не сможешь держать меня силой
— Почему силой? Ты сама останешься, родная. Или…
Олег не заканчивает, потому что его отвлекает телефон — почти постоянный третий участник всех наших разговоров. Олег несколько секунд смотрит на экран, потом прикладывает трубку к уху и напряженно слушает. Несколько раз говорит фразы вроде «я понял», «держите меня в курсе», «ты знаешь, что делать» и заканчивает разговор деловым «уже еду».
Когда он выключает телефон и смотрит на меня, боль, которую я чувствовала до этого, превращается в настоящий кошмар, огненный смерч, который скручивается вокруг меня убийственной ловушкой. Я обхватываю себя за плечи, вцепляюсь в кожу сквозь тонкую ткань свитера, потому что чувствую — еще немного и просто развалюсь на кусочки, как детский конструктор из кубиков, на который наступил невнимательный великан.
— Оля снова вляпалась в неприятности, — говорит Олег. Смотрит, сверлит взглядом, словно пытается разглядеть во мне виновницу всех их несчастий.
— Я хочу уйти, Олег, — игнорирую его слова. Я хочу сказать, что устала быть частью их ненормальной жизни, что совершила ошибку, что мы просто не созданы друг для друга, но инстинкт самосохранения подсказывает — любое мое слово он истолкует превратно. Перекрутит, как въедливая желтая пресса, и сыграет им же против меня. Поэтому, стараясь держаться ровно, повторяю: — Ты должен меня отпустить. Мы живем в двадцать первом веке, и ты не можешь посадить меня на цепь, словно зверушку.
— Твой ебарь в реанимации, — жестко говорит Олег. — Прогноз такой, что он сдохнет через пару часов.
— Кай? — проговариваю сухими губами и не слышу сама себя. Сказала ли я это вслух? Или только хотела сказать?
Мир гаснет, погружается в глухую пустоту, как будто там, на задворках сознания, мою душу кладут в гроб и глухими ритмичными ударами забивают гвозди в крышку. Я должна держаться, стоять ровно, не давать повода посмеяться над своей слабостью. Потому что мои чувства к Каю — это сокровище, над которым я буду чахнуть, как Кощей, и убью любого, кто протянет к нему свои поганые руки. Или мысли.
— Пусти! — Я стряхиваю руку Олега, когда он пытается задержать меня за локоть. Злость и страх превращаются в гремучий коктейль, и когда мое предупреждение не помогает, я дергаю рукой. Меня тянет назад, но я сохраняю равновесие. — Больше не прикасайся ко мне!
Мой голос звучит до противного громко, словно орет запутавшаяся в паутине летучая мышь и глушит сама себя. Олег крепко держит меня за плечи, но я остановлюсь только если полностью выбьюсь из сил или если он меня оглушит, или убьет. Мне все равно, потому что любой из этих вариантов будет означать лишь одно — я не смогу увидеть Кая.
Где он? В какой больнице? Что случилось? И почему Олег сказал, что Оля снова нашла неприятности. Муж пытается меня пересилить, так что приходится добровольно выкручивать запястья.
— Успокойся, — звереет Олег и трясет меня до очередного приступа рвоты. Правда, на этот раз успевает оттащить меня в туалет.
Склоняюсь над унитазом, но в моем желудке не осталось даже желудочного сока, поэтому выхаркиваю из себя бессилие, желчь, обиду и яд обмана, который принимала по неведению. Меня это не оправдывает, но, видит бог, вряд ли любая другая женщина на моем месте могла заподозрить столько лжи.
— Мы едем в больницу. Откроешь рот — и я посажу его.
— Что? — Я встаю, цепляюсь за слова Олега, чтобы не утонуть в отчаянии. Сейчас, именно сейчас я должна быть сильной. Должна осознать, наконец, что Олег все выдумал, и нет никакого ребенка, поэтому и тошноты быть не может. И единственное, о чем я должна думать — Кай.
— Приведи себя в порядок, родная, детали обсудим по дороге. И, вот еще что… — Он протягивает ладонь, нетерпеливо сжимает пальцы. — Будет лучше, если до выяснения всех деталей твой телефон побудет у меня. Обещаю, что верну его, когда мы придем к соглашению и найдем компромисс.
— Я должна тебе поверить? После всего, в чем ты сам признался?
— Нет, родная, конечно же, ты совсем не должна мне верить, и заметь, я этого и не прошу. Тебе придется отдать мне телефон, или твой щенок сядет в тюрьму на много-много лет, а тебя я просто уничтожу, превращу в девочку для глумления прессы. Натравлю на вашу парочку самых нечистоплотных журналистов и, клянусь, родная, через неделю ваши имена будут вызывать отвращение даже у новорожденных младенцев. Правда, твоему выблядку в могиле от этого ни жарко, ни холодно, а вот ты, боюсь, сама полезешь в петлю. Не заставляй меня брать грех на душу, Дани. Мы же взрослые люди.
Его тон не изменяется, не становится выше или ниже, в нем даже нет злости. Олег просто озвучивает план действий, который наверняка приготовил заранее. И кому, как не мне, знать, что он способен превратить наши с Каем жизни в ад. В его власти натравить на нас все СМИ или заставить их молчать, как он сделал это с собственным разводом. Пара заметок в мало читаемых изданиях, на которые никто не обратил внимания. Все каналы трубили о нашей свадьбе и о том, что истинная любовь приходит не только к молодым. Тогда я была рада, что Олег умеет затыкать рты — и сплетни с запахом грязного белья не омрачают начало нашей брачной жизни. Теперь я проклинаю его возможности «хозяина жизни».
И поэтому не буду делать глупостей, истерить и давать ему повод содрать волдырь моей больной мозоли.
— Мы взрослые люди, — повторяю я, вкладывая телефон ему в руку.
Олег одобрительно улыбается, постукивает по циферблату часов и говорит, что у меня максимум — пять минут.
Глава тридцать девятая: Даниэла
В машину я сажусь с каменным лицом и полным раздаем в душе.
Олег окидывает меня критическим взглядом — и уголки его губ приподнимаются в ироничной усмешке. Машина трогается с места, и несколько километров пути мы просто молчим: он перекладывает телефон из руки в руку, а я смотрю на голые деревья за окном и пытаюсь не сойти с ума.
Я бы выплакала все слезы, если бы не окунулась в благословенный шок. Мне так страшно за Кая, что боль пропитала каждую клетку тела. Это как оголенный зубной нерв: болит так, что через час кажется, будто воспалилась вся голова, будто зараза проникла в костный мозг и кипит там. И только поэтому я еще держусь. Я нужна Каю сильной, а не размазанной по стенке букашкой.
— Что случилось? — спрашиваю я как можно спокойнее. — Расскажи мне, наконец.
Он молча протягивает мне планшет, на экране которого открыт текст. Судя по отсутствию оформления, это — просто набросок будущей статьи, которую прислали на согласование.
В ней говорится, что дочь известного бизнесмена, умница, красавица и отличница, девочка, которая занимается благотворительностью, попала под давление мужа-тирана, который регулярно избивал ее и однажды чуть не довел до самоубийства. В последнюю их встречу, когда Оля пыталась поговорить о разводе, он потребовал денег, опустился до шантажа и попытался ее изнасиловать. «Отважная девушка» смогла дать отпор насильнику и наркоману.
И дальше — факты. Два огнестрельных ранения, обильное кровотечение.
Мои руки с планшетом дрожат. Я вдавливаю большие пальцы в экран и изображение почему-то увеличивается, буквы расползаются, становясь похожими на наскальные рисунки, между которыми я читаю: «Это. Все. Ложь»
