Одна крошечная ложь (ЛП) - Такер К. А. (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Наш разговор нормален, безопасен. Он задает пару вопросов об экзаменах, отвечает на несколько моих о своей сессии. Спрашивает о близнецах. Когда впереди появляется дверь в учебный корпус, я падаю духом. Мне не нужны десять минут с Эштоном. Мне нужны десять часов. Десять дней. И еще больше.
Но Эштон не уходит. Он следует за мной в здание, вниз по лестнице прямо к первому ряду и опускается на место рядом. Я не задаю вопросов. Ни слова не говорю. Просто наблюдаю, как он протягивает свои длинные ноги, снова залезая в мое личное пространство. Только в этот раз мое тело поворачивается к нему, радуясь его присутствию. Желая его.
— Как поживают мои подкупающие черты характера? — бормочет он, когда к кафедре со своими записями подходит профессор.
Я обдумываю ответ, и, наконец, произношу:
— Дам знать, когда хоть одну найду.
Профессор три раза стучит по кафедре, оповещая о начале пары. Разумеется, Эштона это мало волнует. Его губы касаются моего уха, когда он наклоняется и спрашивает:
— Хочешь, просто скажу?
Ладонью я отталкиваю его лицо, притворяясь раздраженной. Между бедрами все начинает пылать, и мне становится так некомфортно, что я еложу на месте. Тихий смешок Эштона дает понять, что он заметил и прекрасно понимает, что со мной делает его близость.
Вся сегодняшняя лекция посвящена Томасу Харди, но я не могу ни на одном слове сосредоточиться из-за витающего перед носом аромата одеколона Эштона, его колена, подталкивающего мое, и его умелых пальцев, стучащих по парте. Временами я замечаю, что он делает записи. Какие? Он этот курс даже не посещает.
В какой-то момент профессор отворачивается от нас, чтобы сделать глоток воды. Эштон вырывает лист из тетради и беззвучно подталкивает его ко мне. Нахмурившись, я изучаю написанное.
Надо было поостеречься. Надо было подождать, пока пара не закончится.
1. Я замечательный.
2. Я очаровательный.
3. Я слажен, как породистый жеребец.
4. Я прекратил развратничать.
5. Я талантлив, как ты прошлой ночью заметила.
P.S. Прекрати пялиться мне на руки. Знаю я, каких действий ими ты от меня хочешь.
* * *
В полуметре от меня профессор продолжает лекцию, а к моим голове, животу и бедрам приливает кровь. Что он делает? Зачем он написал это и передал мне посреди лекции? Последнее, о чем я хочу думать, пока профессор бубнит о дурацком Томасе Харди, — это Эштон, его руки и та ночь в машине…
Ладонь сжимает мое колено, и я подскакиваю на месте. Инстинктивно я вскидываю локоть и даю им Эштону под ребра. И этого достаточно, чтобы привлечь внимание профессора.
— Есть что-то, чем вы хотите поделиться с остальными? — спокойно спрашивает он, разглядывая нас поверх очков.
Я едва заметно качаю головой, когда семьдесят с лишним студентов приподнимаются со своих мест, а их взгляды сверлят дыру у меня в затылке.
Скорее всего, это бы сработало. Профессор мог бы закрыть на это глаза. Но тут мне обязательно надо было прикрыть лежащую за учебнике записку, словно пытаясь приглушить ее крикливые непотребности.
Я вижу, как на нее падает взгляд профессора.
А мои внутренности падают на пол аудитории.
— Во время моей лекции на первом ряду передают записки. Позволите? — Ко мне и доказательству моего скандального поведения с сидящим рядом парнем протягивается обветренная рука.
Замерев, широко раскрытыми глазами я смотрю на руку, пока мой мозг лихорадочно перебирает варианты. Их немного. Я не могу выбежать из аудитории из-за ноги, так что мне остается только запихнуть записку в рот, либо проткнуть одну из умелых рук Эштона ручкой, чтобы устроить диверсию. И то, и то гарантирует мне исключение с этого курса. Лишь одно будет включать в себя специальную рубашку и бонус в виде ночевки с доктором Штейнером.
Так что, бросив колкий взгляд в сторону Эштона, я передаю листок бумаги преподавателю и молюсь, что он не станет читать записку вслух, ведь тогда в жизнь еще может претвориться мой план с диверсией.
— Посмотрим, что у нас тут…
Аудитория плывет перед глазами, а к ушам приливает кровь. Не сомневаюсь, что помещение вибрирует от предвкушающих шепотков, ведь все ждут, как зеваки перед смертной казнью. Но я не слышу ни звука. И не осмеливаюсь взглянуть на Эштона, потому что, увидь я ухмылку на его лице, двинула бы точно по ней.
— Мистер Хенли, советую Вам оставлять свои завоевательные потуги вне моей аудитории, — наконец, говорит профессор, бросив колкий взгляд на Эштона. Он сворачивает записку в крошечный шарик и бросает в мусорную корзину. Весь воздух покидает мои легкие. «Естественно, он знает Эштона. Все знают Эштона…»
Эштон откашливается, когда позади нас нарастает тихий гул от шепотков.
— Да, сэр.
Не уверена, стыдно ему или нет. Даже не подумаю на него смотреть.
Когда преподаватель подходит обратно к кафедре, аудитория заполняется разочарованным гулом: студенты осознают, что сегодня казнь не состоится. Но прежде, чем продолжить лекцию, профессор добавляет:
— И будь я на месте этой девушки, серьезно бы задумался над пунктом номер один.
* * *
— Ты вообще понимаешь, как близко был к тому, чтобы эта ручка оказалась в твоей руке? — Я поднимаю ее для эффекта, когда мы выходим из здания.
— Мне было скучно. В первый заход Харди тоже был отстойным.
— Ну, тебе не обязательно было унижать меня перед всей аудиторией.
— Ты бы предпочла, чтобы я не приходил? Правду…предписание доктора.
Я скриплю зубами, но несмотря ни на что с улыбкой бормочу:
— Нет.
— Что «нет»?
— Нет, я рада, что ты заскочил.
— Не заскакивал…пока.
Я хлопаю его учебником по руке и жутко краснею.
— Ты невозможен.
— А ты невероятна.
Судя по тому, как сбивается его дыхание и перескакивает на меня взгляд темных глаз, он не собирался произносить этого вслух.
Мне приходится бороться с нестерпимым желанием броситься ему в объятия. Хотя слова я не сдерживаю.
— Я скучала.
— Я тоже скучал. — Повисает долгая пауза. — Айриш… — Его шаги замедляются, и он останавливается, обратив на меня один из своих «эштоновских» тяжелых, мрачных взглядов. Внутри у меня все тут же сжимается, одновременно в ужасе и предвкушении от того, что он скажет. — Ты будешь отвечать?
— Что?
— Телефон. — Его ладонь прикасается к карману моих джинсов, в котором лежит мобильник. — Он звонит.
Как только Эштон произносит это, я улавливаю звук рингтона, стоящего только на звонках Коннора.
— А, да. — Я вытаскиваю его и смотрю на дисплей, где отображаются радостная улыбка и зеленые глаза Коннора. Нажимаю клавишу приема вызова. — Привет, Коннор.
— Привет, детка. Я бегу на пару, но хотел перепроверить: ты же придешь на гонку в следующую субботу, да?
— Ага, буду на ней с утра. Днем у меня волонтерская смена.
— Отлично. — Я слышу облегчение в его голосе. — Родители не могут дождаться знакомства с тобой.
Внутренности совершают кульбит.
— Что? Ты им обо мне рассказал? — «Неторопливо и без сложностей» теперь означает «знакомство с родителями»?
— Конечно. Мне надо бежать. Позвоню позже. — Я слышу гудок и просто пялюсь на Эштона, который с отсутствующим видом расшвыривает с дорожки опавшие листья.
Он поднимает глаза и хмурится.
— Что?
Я смотрю на телефон и снова на него, а заговорив, слышу осторожность в своем голосе:
— Коннор хочет познакомить меня с родителями. — Я понимаю, зачем говорю это Эштону. Хочу знать, что он думает об этом.
Он пожимает плечами, отвлекая себя проходящей мимо блондинкой.
— Эй! — рявкаю я, хмурясь. — Я тут вообще-то!
Склонив голову, Эштон вздыхает.
— Что ты хочешь от меня услышать, Айриш? — Посмотрев на меня с покорной улыбкой и слабо прикрытой болью, которую прячет от большинства людей, он говорит: — Знакомься с его родителями. В этом, наверное, есть смысл. — Он замолкает, крепко сжав губы. — Вы с Коннором вместе. — Я слышу невысказанные слова, будто он выкрикивает их. А мы с тобой нет.
