Я. Ты. Мы. Они (СИ) - Евстигнеева Алиса (прочитать книгу TXT) 📗
Спасает лишь то, что Стасу уже три года, и он с удовольствием ходит в садик. Вообще он очень понимающий, разговорчивый и самостоятельный. Но даже его достает катастрофа по имени Роман.
— Мам, а можно его обратно вернуть? — с неподдельной надеждой в голосе спрашивает сын. Скорее всего, он и предложениями-то научился побыстрее говорить, исключительно ради этой фразы.
Но, несмотря на все выверты, Ромка растет достаточно быстро и настоящим хомяком, не ребенок, а сплошные щеки, да складочки! Так и зовем: «Хома». А еще он очень активен, ему хочется всего и сразу, и только попробуй откажи.
В общем, живется нам весело. Правда, я скучаю по учебе, и даже Сашке завидую, который уже выходит на финишную прямую, еще год и он дипломированный юрист. Я же с грехом пополам закончила третий курс, на четвертый решила уйти в академ. Понимаю, что не вывожу, но горький осадок все равно остался, мне не хватает моих языков, чего-то своего, личного.
Поэтому Саша в честь первого дня рождения Ромы дарит мне «Гарри Поттер и тайная комната», но в этот раз на английском.
— Извини, на французском не смог пока достать. Подумал, что тебе приятно будет язык вспомнить.
— А я на французском бы и половины не поняла, а со словарем нет времени сидеть, — мне обидно, что третий язык так и остался в подвешенном состояние. Базу узнала, а тонкости так и не постигла.
Сашка если точно не понимает мое состояние, то по крайней мере, догадывается. Целует меня в висок, крепче прижимая к себе.
— Потерпи, еще год хотя бы. Я окончу универ, и Ромку в ясли отдадим, там легче будет.
— Все равно уже не то. Это все каким-то вторичным стало. Вот ты скоро юристом станешь, и это важно. А мой иняз словно хобби какое-то.
— Ну, Сань…
— Что? Сам будто не видишь, я теперь так, бледная тень от тебя и детей, — говорю и понимаю, что да, переживаю, хоть сама себе в этом раньше и не признавалась.
— Глупая, какая тень, ты — фигура, — сказал, а сам ко мне под футболку пальцами лезет, по животу гладит, груди касается.
Дыхание у меня сбивается сразу же, вот только поощрять Сашку совсем не хочется. Поэтому скидываю его руку с себя: — Ну, я же серьезно!
— Да я тоже! Серьезен, как никогда. Сань, — он видимо не может меня не касаться, поэтому утыкается носом мне в шею со стороны спины. — Обещаю, и французский мы твой выучим, и книгу я третью я тебе найду…
А потом улыбается каким-то своим мыслям и игриво так добавляет:
— Лет так через пятнадцать…
— Саша! Никаких пятнадцать лет, и никаких больше детей. Слышишь?! Готова прожить свою жизнь дальше без третьей книги.
— Жадина, — наигранно обижается он.
Он вроде как и шутит, но меня пугает сама эта тема. Иногда мне кажется, что Саша хочет повторить свою семью, какой она была когда-то. Надорвалось в нем, что ли, тогда что-то.
— А ты сумасшедший! В двадцать один год люди не мечтают о третьем ребенке! Они вообще о детях еще не мечтают.
— Так не сейчас же, а в перспективе. Кто ж виноват, что у нас такие крутые пацаны получаются.
Мне только и остается, что глаза закатывать, да и от рук его бесстыжих уворачиваться. Что с дураком-то спорить.
Глава 34
Но судьба распоряжается совершенно иначе.
Все начинается с банальной температуры. Я списываю все на зубы, пою Ромку нурофеном, но эффекта ровно никакого. Ребенок становится очень вялым и капризным. Абсолютно по любому поводу. Не спешу идти к врачу, успокаивая себя тем, что Рома и капризы — это считайте одно и тоже. Но за неделю температура так и не спадает, а еще он перестает есть. И как-то так резко, что даже Хомой его больше не назовешь, щеки куда-то делись.
Мама ставит ультиматум и выпинывает нас к участковому педиатру. Врач тоже ссылается на зубы, но все же отправляет нас сдать анализы. Из-за того, что пришлось сдавать кровь, ребенок рыдает мне всю обратную дорогу до дому. Зато ночью спит крепко, и я успокаиваюсь.
Утром Сашка уходит на пары, забрав Стаса в садик. А я навожу дома порядки, прислушиваясь к Ромке, который все спит. Почему-то мне кажется это хорошим знаком, хотя лоб все еще горячий. Но говорят же, что сон лечит, не так ли? Ближе к десяти звонит домашний телефон.
— Да?
— Александра Сергеевна? Здравствуйте. Вас из поликлиники беспокоят. Вы вчера были с сыном на приеме, мы проверили анализы Романа. Есть вопросы по результатам, не могли бы сейчас в поликлинику подойти?
— Да, конечно.
Я пугаюсь, но пока только слегка. Может, они анализы наши потеряли? Еле распихиваю Ромку, он опять не в настроении, одеваю.
В поликлинике нас встречает педиатр, сразу же ведет на забор крови, Рома недоволен. Пока я прыгаю по коридору с плачущим сыном, в лаборатории делают срочные анализы. Мне бы уже начать беспокоиться, задуматься о том, что не так, но я настолько уставшая за эту неделю, что мозг просто не складывает два плюс два. Да и Ромку успокоить все не получается.
Потом нас приглашают почему-то к заведующей отделения.
Что-то не так с составом крови. Меня засыпают терминами, понимаю лишь одно, большое количество лейкоцитов.
— Что это все означает? Рома болеет? Это не зубы?
— Александра Сергеевна, вы не волнуйтесь, — говорит мне заведующая, а я сразу же начинаю ненавидеть это «не волнуйтесь». Сколько раз мне потом еще его скажут. — Мы пока не можем сказать конкретно, но вашему сыну необходимо сделать еще один анализ. Не самый приятный, но боюсь, без него никак.
Пункция. Хорошо, что я еще не понимаю, что это такое, иначе бы еще там начала выть, вместе с Ромой. Впрочем, пункцию сделают позже. А пока только на скорой увезут в детскую клиническую больницу. Отделение гематологии. Эта вывеска мне потом долго будет сниться в кошмарах. Именно здесь мне скажут наш диагноз.
Лейкоз.
Я еще надеюсь на ошибку, но после того, как делают пункцию, все надежды просто разбиваются вдребезги. Три недели мы пролежали в реанимации. Муж приезжал каждый вечер и ночевал с нами в кресле. Если бы не он, я бы просто не справилась, честно.
В первый вечер я толком реветь не могу, только смотрю в одну точку. Сашка сначала пытается разговаривать, но я не реагирую. Даже не слышу его. Только когда он меня за плечи хватает и больно так трясет, начинаю понимать, где мы. А еще он запрещает мне думать о плохом.
Днем, когда его нет, я реву, белугой реву, пока врачи мне не вколят успокоительное. Проснусь уже вечером, и хоть голова ужасно будет болеть, откуда-то силы возьмутся, спортивная злость и желание бороться. Я никому не отдам сына! Чего бы мне это не стоило.
Нам говорят, что шансы у Ромы хорошие, что нам повезло, болезнь еще не успела полностью разрушить иммунную систему. Я удивляюсь, как это повезло. Где тут везение? Само слово просто не вяжется со всем происходящим.
А потом начинаются гонки со временем и смертью.
Стас полностью переезжает к моим родителям.
У Ромы курс химиотерапии. Она состоит из нескольких курсов и может длиться годами. Пациенты приезжают в больницу каждую неделю: сдают анализы, получают лечение — таблетки, капельницы, уколы. А потом мы едем с ним в нашу стерильную квартиру, откуда исчезло все, что может нести хоть какую-то заразу — ковры, мягкие игрушки, комнатные цветы. Все моется по три раза, чтобы не дай, Бог, не подхватить хоть что-то.
Саша работает целями днями, даже в университете не появляется, но ему делают какие-то поблажки и не отчисляют. Опять кто-то говорит, что нам повезло.
Дмитрий Александрович тоже выжимает максимум из своей фирмы. Папа теперь так же всегда на работе. Нам нужны деньги. Нам постоянно нужны деньги. На специальное питание для Ромы, поддерживающее работу пищеварительной системы, и чтобы покупать импортные лекарства, отечественные аналоги переносятся тяжелее.
Ненавижу вспоминать то время. И себя заодно. За то, что не сразу повела его к врачу, за то, что когда-то сомневалась, рожать его или нет.
