Каркуша или Красная кепка для Волка (СИ) - Кувайкова Анна Александровна (книги TXT) 📗
Чистый, солнечный, любимый малыш. Чуть затрудненная речь, немного расфокусированное внимание, непроизвольные движение и легкая неуклюжесть. Вот и все последствия такого страшного диагноза, поставившего крест на нашей семье вообще и материнских чувствах той женщины в частности. Назвать ее мамой у меня язык давно уже не поворачивается, лет с шестнадцати, наверное.
— Спасибо, Дань, — ласково взъерошив светлые волосы мелкого, я осторожно взяла чуть измятый от волнения лист бумаги. На котором резкими, местами неуверенными мазками был нарисован дом, с поднимавшимся над трубой дымом. Рядом с домом две фигуры. Судя по длинным волосам и красной кляксе на голове это я. А рядом сам автор рисунка, с огромной ромашкой, явно превышающей человеческий рост.
И хотя рисунок был совсем не типичным для мальчишки целый двенадцати лет от роду, как любит заявлять сам Даня, привычно растягивая слова и оставляя между ними паузы, чувствовалось, что приложили все старания, все свое терпения и усердие, что бы меня порадовать. А я в ответ улыбалась широко и нежно, смаргивая невольно набежавшие на глаза слезы. Точно зная, что никогда и ни за что не позволю забрать у себя это чудо.
Во всяком случае, уж точно не дам ему вернуться в тот ад, в котором мы оба побывали много лет назад, когда отец, не выдержав навалившейся рутины и диагноза долгожданного сына, просто собрал вещи и ушел.
— Иди сюда, — схватив Даньку в охапку, аккуратно усадила его к себе на колени, сунув ему в руки большую иллюстрированную книгу сказок. Пришлось изрядно попотеть, что бы найти ее и задушить пару раз собственную жабу, что бы купить. Но оного того стоило.
Ради его улыбки и его смеха мне было ничего не жалко.
— Жи-ли бы-ли…
Даня читал медленно, концентрируясь на тексте. По школьной программе он незначительно уступал сверстникам, но упорно двигался дальше. Природная любознательность брала верх над неудачами, заставляя идти дальше. А я, глядя на то, как он жадно рассматривая яркие картинки, непроизвольно жестикулируя и пытаясь придумать свою собственную историю, крепче прижимала его к себе.
Когда нам только озвучили суть заболевания, жизнь раскололась на до и после. Там за чертой осталась счастливая семья, грандиозные планы на будущее и радостное предвкушение пополнения семейства. После…
После были бессонные ночи, ссоры и крики. А когда ушел отец, все покатилось по наклонной окончательно и бесповоротно. Сначала она еще пыталась что-то сделать. Как-то заботится о мелком. Но чем больше, чем дальше, тем страшнее становилось. И страшнее не за себя, хотя и мне порою перепадало.
Безотчетно провела пальцами по татуировке на запястье, скрывавшей старые шрамы. Слово «мама» она вырезала мне в приступе ярости, когда я отобрала у нее пригоршню таблеток, не дала уйти в свои грезы и фантазии. Вот тогда-то я узнала, что моя собственная мать, самый близкий родной человек, уже давно и прочно превратился в фармакологического наркомана. Транквилизаторы, антидепрессанты, обезболивающие. Она находила возможность их купить, украсть, выпросить. Она находила время на то, что бы запить их порцией алкоголя и сидеть на кухне, смеясь и плача. Забывая, что в комнате плачет маленький ребенок, которого надо кормить, купать, ухаживать за ним.
А когда вспоминала, то я находила на нем следы ударов, щипков, синяков. И пряталась от бушующей родительницы во дворе, крепко прижимая к себе ребенка. Все еще лелея напрасную надежду, что все наладится. Все обязательно наладиться.
Криво усмехнулась, потершись щекой о макушку брата. Тот тихо хихикнула, продолжая медленно и с расстановкой рассказывать о приключениях отважного дракона, спасшего маленького принца от глупого рыцаря.
Мои розовые очки разбились в день моего совершеннолетия. Разбились стеклами внутрь, раня больно, оставляя шрамы навсегда. Каким чудом, каким образом мне пришла в голову мысль, зайти после курсов домой, а не пойти сразу в кафе с друзьями — я не знаю, но я еле успела оттолкнуть мать и выхватить у нее брата до того, как она бросила бы его об стенку в пьяном и наркотическом угаре. Она даже не заметила меня, хохоча и ревя, вытирая слезы и воя, шатаясь, падая и шагая из угла в угол. Вот тогда я окончательно поняла, все. Нас с ней ничего не связывает. Ни чувства, ни привязанность, ничего. И если мы останемся в одной квартире, кто-то из нас попросту сдохнет. Либо она от передозировки очередной порцией таблеток, либо я ее просто убью.
И плевать мне на ценность человеческой жизни, на то, что она несчастный зависимый человек, переживший личную трагедию. Если она попробует еще раз тронуть мелкого, я не буду разводить никому ненужную демагогию. Раз я за столько лет не достучалась до нее, не достучусь теперь и подавно. Так что отшибу голову, без лишних слов и не задумываясь.
Это потом мне стало страшно, потом я ревела на кухне сердобольной бабы Нины с первого этажа, а руки еще дня два тряслись после всего случившегося. Это потом я буду сухо и без эмоционально рассказывать все санитарам и врачам, полицейским и органам опеки. А тогда, прижимая к себе плачущего ребенка, глядя широко раскрытыми глазами на то чудовище, в которое превратилась моя мать, я так ей и сказала. Рискнешь — убью.
— Ми-pa, а ког-да я до-мой пое-ду? — отвлекшись от сказок, поинтересовался Данька, пытаясь извернуться так, что бы заглянуть мне в глаза. Не смог и вздохнул тяжело, водя кончиком пальца по рисунку замка и дракона.
-Хо-чу ДО-МОЙ…
— Скоро, солнышко, скоро, — вздохнула и прижалась крепче, стараясь не морщиться от вида синяка на запястье. — Вот закончится лечение и сразу домой. А хочешь, махнем на море, а? Пляжи, солнце, дельфины…
— Дель-фи-ны? — заинтересованно протянул Данька, задумавшись и сосредоточенно нахмурив брови. А потом вновь широко, привычно солнечно улыбнулся и кивнул головой. — Хо-чу!
— Ну и ладушки, — чмокнув его в макушку, уткнулась носом в светлые волосы мелкого, снова поморщившись, глядя на отметины на собственной руке.
Говорили умные люди, не лезь, куда не просят! Не вмешивайся в чужой конфликт, а то последствия разгребать замучаешься! Но когда я кого-то слушала, да еще и умного, да еще и поступала так, как мне советовали?
Криво усмехнулась, едва заметно дернув плечом, стараясь не потревожить Даньку, вновь увлеченно рассказывающего мне собственные сказки, сочиненные на ходу. Его воображение меня, если честно, порою пугало и завораживало. И я с удовольствием порою записывала их за братом, складывая толстые тетрадки на пружинке, исписанные от корки до корки, до лучших времен. Когда-нибудь, я наберусь храбрости, перепечатаю их, отредактирую и попытаю удачу в издательстве.
Должно же нам с Данькой хоть когда-то повезти?
Прикрыла глаза, тихо напевая себе под нос одну из любимых песен. Юта, «Жили-были» попалась мне совершенно случайно, но зацепила и отложилась в памяти. А еще почему-то навевала ощущение покоя и уюта, помогая отвлечься от проблем и не думать о делах насущных хоть немного. Правда, в этот раз в голову все равно настойчиво лезли воспоминания об утреннем инциденте.
Я зарекалась. Не раз и не два, не лезть в чужие разборки. И каждый раз наступала на одни и те же грабли с завидным постоянством. То ли грабли были такие замечательные, то ли инстинкт самосохранения у меня отсутствовал вместе с понятием о личном пространстве… Не знаю.
