Экзотические птицы - Степановская Ирина (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
— Не забыла, — сказала Сусанночка, — «Краковскую», «Одесскую» и сервелат «Юбилейный». Я все помню, вкусная была колбаса. Но если я захочу, могу и здесь открыть небольшой цех по изготовлению домашних колбас! Просто это хлопотно, а я занята по дому!
— Просто здесь, в стране синтетических продуктов, — ответил Ашот, — это нерентабельно. И ты, наверное, это уже давно просчитала. Недаром у тебя, специалиста по колбаскам и ветчине, на барбекю жарятся на палочках местные сардельки, сделанные из курятины и бумаги. В десять раз хуже, чем те, которые мы так критиковали и над которыми так упражнялись в остроумии, сидя на московской кухне всего лет десять тому назад!
— Да ну тебя, Ашот, — взмахивала на него руками Сусанна. — Все ты критикуешь, все тебе здесь не нравится!
И был этот разговор с Сусанной в Ашотовом сне таким реальным, таким наболевшим, что он, как часто это бывает с людьми, сознающими, что они на самом деле спят и видят сны, не хотел просыпаться, не досмотрев до конца, не доведя до конца этот спор.
Поэтому-то и исчезла куда-то знакомая до последней трещины в потолке старая ординаторская и все дорогие лица в ней, которые постепенно во время разговора с Сусанной вставали с дивана и начинали заниматься обыденными делами. Ашот понимал, что эти разговоры по-настоящему не касались дорогих ему людей, к которым он наконец приехал. Они ведь не жили в тех далеких краях, откуда теперь летел он, и его проблемы были им чужды.
Но сон и спор все-таки нужно было закончить, подвести итоги, оправдать, почему он сейчас не трудится в поте лица в этом маленьком городишке на Западе, чтобы добиться благополучия на том пути, по которому пошли его старшие братья, а летит в самолете на слякотный Север — «по делам», как объяснил он по телефону Барашкову, а на самом деле просто так, побродить, погулять, повидать знакомых, убедиться, где же все-таки лучше, там или здесь, даже потратив на эту прихоть все заработанные за два года деньги. Почему-то это казалось Ашоту важным, необходимым. И поэтому Ашот, чтобы довести разговор до конца, опять мгновенно перенесся назад из старой московской ординаторской на солнечную террасу, где в круглых глиняных чашах цвели какие-то незнакомые цветы, похожие на крупные петунии, и всюду — и на перилах, и на полу — лежали желтые тыквы, как это принято у американцев. Подготовка к празднику Хэллоуину шла полным ходом, после чего вырезанная из тыкв сладковатая мякоть будет упрятана домовитой Сусанной в пластиковые пакеты и положена в морозильник — для каши. Ах как чудно смотрелся бы на полу этой террасы их старый домотканый армянский коврик, который очень хотела захватить с собой мама. Она мечтала, что здесь, в благословенной Америке, ей удастся пожить в домике на природе, как когда-то жили они все в своем доме недалеко от Баку.
Но недаром ведь говорится, что нельзя войти дважды в одну реку, как невозможно, по тем или иным причинам, воссоздать на другой земле кусочек ушедшего мира. И даже старообрядцы, общиной живущие в Южной Америке уже больше ста лет, про которых рассказывало наше телевидение, смогли создать на своей территории не настоящую, а лишь похожую на настоящую Россию. Кукольную Россию, в которой ужасно странно и по-игрушечному выглядят стоящие среди пальм русские избы и русский храм четвериком с маковками и крестом. «Так и мама, — думал Ашот, — хоть иногда и грелась на солнышке на террасе американского дома, отдыхая от хозяйственных забот, сидя на старом стуле, не признавая американскую качалку, с которой боялась упасть, а вздыхала о своем — о молодости, об ушедшем муже, об абрикосовом саде, и было ясно, что не заменит ей здешний аккуратный газон ее помидорных грядок со старым шлангом, извилистой змеей тянувшимся от кухонного окошка под деревья, туда, где просят пить засыхающие от жажды растения».
— На, успокойся, съешь гамбургер! — протягивала ему на пластмассовом подносе добрая Сусанна двенадцатичасовую американскую еду. На круглой, разрезанной вдоль булочке лежали бледные листья салата, на них ненатурально-малиновые кружочки салями, колесики перца и тепличный безвкусный помидор из тех, что партиями возил на продажу их брат. Рядом стояла бутылочка кока-колы.
— Я не голодный, — отвечал худенький Ашот. — Был бы голоден, все бы съел, ну а сейчас не хочу. Не сердись, дорогая, но аппетита у меня тут нет. И, если говорить честно, эта булка — не хлеб, а эта салями — не колбаса!
— Ой, ой, ой! — возмущалась Сусанна, прохаживаясь по веранде с моющим пылесосом и оставляя ровные мокрые следы. — Скажи, пожалуйста, в голодной Москве и не такое бы съел!
— Сусанночка, как ты смешна! — заводил глаза к небу Ашот в саркастической улыбке. — Ведь если откровенно, то девяносто девять процентов тех, кто эмигрировал в последние двадцать лет сюда, приехали за комфортом — за отсутствием очередей, за жратвой, за выпивкой, за пресловутыми джинсами, — а вовсе не за благословенной свободой, которой так любят прикрываться ура-демократы! И должен сказать тебе, Сусанночка, как же вы все просчитались! И если вам всем быть честными до конца, то пора возвращаться назад.
— Просчитались? Но в чем?
— А в том, что сейчас в Москве, да и во всех более-менее крупных городах России, в поселках и, страшно подумать, Сусанночка, даже в деревнях, твоей хваленой кока-колы — залейся! А «мерседесов» уж точно больше, чем в этом занюханном городке! Это же касается и всего остального! Были бы деньги и желание вкалывать! То есть наоборот! Если бы ты видела теперь, Сусочка, мой любимый колбасный магазин на Сухаревской!
— Видела я его, как же, — ответила Сусанна и согнала небрежным жестом Ашота с его уютного места. — Все прилавки пусты, и только у одного за сосисками очередь в три кольца.
— Дела давно минувших дней, дорогая! Вот теперь ты, как специалист, могла бы развернуться! Одних колбасных заводов в Москве и по области штук пятнадцать, не меньше! И чего только нет!
— Все ты врешь! — сатанела Сусанна.
— А московские булочные, Сусанночка! — не унимался Ашот. — Из чего, интересно, делают здесь эти булочки, дорогая? Они не имеют ни вкуса, ни запаха.
— Из самой лучшей в мире аргентинской пшеницы, — проворчала Сусанна.
— Вранье! — заявил Ашот. — Никакого сравнения с московскими батонами… Какой в Москве хлеб! Одно только воспоминание о запахе московской булочной способно вызвать у меня слюну, как у собаки Павлова! Отломанная горбушка свежего батона с куском «Докторской» колбасы стоит всей твоей Америки, если хочешь знать!
— Ну конечно, — хмыкала Сусанна.
— А уж если ты ее съешь по дороге к дому под московским дождем! — продолжал мечтательно закатывать глаза Ашот. — Просто невозможно утерпеть, Суса, чтобы не откусить от свежего батона горбушку! И еще, Суса! Я хочу сказать тебе по секрету, что уже полгода мечтаю о супе из московской курицы, продающейся в «Диете» под названием «куры суповые». О той не бройлерной, а синей птице, которую надо варить три часа! Зато какой бульон, Суса, получается из этих пупырчатых конечностей, выступающей килем грудки и худых ребер! А не из этого страшно жирного и перемороженного продукта генной инженерии, который ты покупаешь в местном супермаркете и раз в неделю всех потчуешь супом из него и от которого меня, прости, Сусочка, тошнит! Я хочу в Москву, Суса!
— Так зачем ты тогда приехал? — Сусанна смотрела на него своими добрыми армянскими глазами, не умеющими злиться всерьез.
— Мне некуда было деться, Суса, и я скучал без вас! А теперь я скучаю по той утраченной жизни. По дождю, по запаху гари и сырости, по театру, в конце концов! Ведь здесь даже невозможно сходить в театр!
— И по московским курам!
— И по курам! Ну почему вы не можете вернуться в Москву? Детям там было бы лучше!
— В своем ли ты уме, Ашот? Здесь мы живем как беженцы! И неплохо живем! А кому мы нужны в Москве? Где нам жить? Как твоим братьям снова начинать бизнес? А потом, представь, если случится что-то со здоровьем, как и чем лечиться в Москве? Да здесь можно сделать все — хоть аортокоронарное шунтирование, — а что в Москве? Зубы не у кого полечить!
