Гобелен - Плейн Белва (читать полную версию книги txt) 📗
Они проехали большой загородный дом, окруженный лужайками и оранжереями. Поль кивнул в его сторону:
– Принадлежит моему клиенту. Версаль средних размеров.
– Оранжереи? – изумился Дэн. – Зачем?
Поль объяснил, что в главном здании каждый день меняются свежие цветы, и с некоторым страхом ожидал реакции Дэна. Она не замедлила последовать:
– Отвратительное бахвальство. Полная аморальность!
«Социалист до мозга костей», – подумал Поль и подавил улыбку.
– Мы почти на месте, – сказал он, когда они свернули с магистрали на луг. – Предупреждаю всех: это не фешенебельное место. Никаких оранжерей, Дэн.
– Хорошо, – заметила Хенни.
Поль подвел машину к заднему крыльцу. Они вышли из машины и пошли за ним на пляж, постояли в молчании перед огромным искрящимся морем. Волн не было, море было абсолютно неподвижным, далеко на горизонте белел одинокий парус.
Поль прервал молчание:
– Здесь можно рыбачить и собирать моллюсков. Ничего не изменилось за две сотни лет. Давайте я покажу вам дом. И кстати, как насчет обеда?
Он ожидал, что Хенни и Дэн одобрят дом, но мнение, высказанное Ли, было для него полной неожиданностью.
– Не знаю твоих планов, Поль, – сказала она, – но если бы это место было моим, я бы ничего не стала здесь менять. Я бы даже не повесила занавески в спальнях наверху. Заглянуть все равно никто не может, а мне бы хотелось смотреть оттуда на мир.
– Мне хочется построить небольшую пристань и сарай для лодки, – заметил он, когда они расстелили одеяла на густой траве. – Мне бы хотелось научить тебя ходить под парусом, Хенк. Под парусом чувствуешь себя по-настоящему наедине с морем.
Ли раскрыла корзину, которая хорошо подходила к отличным салфеткам и скатерти, стаканам и столовым приборам.
– Вот паштет – сегодня я почувствовала себя француженкой – и французский хлеб. Потрогайте, он еще теплый. Три сорта сыра, берите. В термосе – суп.
Ловко и аккуратно она разложила еду: жареных цыплят, маленькие колбаски, фрукты и торт.
– О, если бы мы были во Франции – как я люблю Францию! – мы бы сейчас обязательно пили вино. Даже тебе дали бы разбавленное, Хенк. Но, поскольку мы не во Франции, у нас будет кофе, а у тебя фруктовая вода.
На нее приятно было смотреть. Она не устала, у нее не болела голова, и ела она с аппетитом, обгладывая косточки цыпленка и высасывая сок из апельсина.
Когда они поели, Хенни захотела помочь убраться, но Ли не разрешила:
– Нет-нет! Хенк и Дэн хотят пойти к маяку. Идите. Вам неплохо прогуляться.
Она вставила сигарету в длинный черный лакированный мундштук и откинулась назад со вздохом:
– О, как восхитительно!
Ли была одета в теплую шерстяную накидку бордового цвета, простую и удобную, поверх коричневой шерстяной юбки. Она снова была сама собой, оправившись от потрясения и горя.
– Мне хочется поблагодарить тебя за Хенка, – сказала она. – Ты столько времени уделяешь ему!
– Это нетрудно для меня.
– У тебя столько хлопот, когда ты водишь его по музеям и помогаешь ему в занятиях химией, в которой я ничего не понимаю.
– Уверяю тебя, что сам я знаю очень немного. Хенк знает гораздо больше. Он рассказывает мне об эволюции мозга, а я слушаю. Подозреваю, что он будет врачом. Наконец все вернулось в нормальное русло для вас обоих, – закончил Поль.
– Да, – согласилась Ли. – Я чуть не сошла с ума, когда пришлось заглянуть правде в глаза. – Она словно исповедовалась. – Бен был виноват так же, как Донал, политиканы и аристократы, сделавшие себе состояния из одного и того же источника. Его конец можно было предсказать, он был известен с самого начала.
– Ты хочешь сказать, что и конец Донала?
– Кто знает? – Она помолчала, наблюдая, как тает в воздухе дым от сигареты. – Но сейчас я думаю о Мэг.
– Я не часто ее вижу, к сожалению, только по торжественным случаям, вроде годовщины Элфи и Эмили.
– Я тоже не часто вижу ее, хотя они продолжают приглашать нас искупаться в бассейне или провести с ними воскресенье. Но Хенку так неприятно ездить туда. Не пойму, из-за чего. Ты не знаешь?
– Нет.
– Послушай, Поль, они участвовали в грязном рискованном деле, но я не могу винить Донала за то, что какие-то негодяи попытались ограбить моего мужа и застрелили его. Правильно?
– Правильно.
– Лично я всегда получаю удовольствие от визита к ним. Там весело, Мэг становится оживленнее, чем обычно, и дети очаровательны.
Поль, желая уйти от обсуждения Донала, заметил:
– Она еще не родила? Разве уже не настало время для следующего ребенка?
Ли сделала гримаску:
– Следующего не будет. Вот почему у нее хорошее настроение. Я заставила ее вставить диафрагму.
– Ты? Ты?
– Да, я. Она была совершенно подавлена. А он хотел девять детей или больше. Вообрази, принуждать к такому женщину против ее желания! Поэтому я послала ее к врачу, раз Донал не поумнел. – И Ли удовлетворенно хмыкнула.
Поль вдруг представил себе, что его жена разговаривает с каким-нибудь мужчиной о диафрагме! Но теперь многие женщины свободно говорят на все темы, которых касались до войны только мужчины. Теперь все говорят о сексе. Женщины пьют, используют губную помаду и румяна – перед войной ими пользовались только проститутки. Он взглянул на ногти Ли, которые были такими же ярко-розовыми, как и ее губы.
Гуляющие вернулись.
– Для Дэна это слишком утомительная прогулка, – доложила Хенни. – Возможно, ему не следовало идти по песку, хотя Хенк помогал ему.
– Уже пора домой, – сказала Ли.
– Кто побежит со мной до конца луга и обратно к машине? – спросил Хенк.
Его мать приняла вызов. Хенни и Дэн сели в машину. Поль развернул автомобиль, и они смотрели, как бегут наперегонки мальчик и женщина, а старая собака догоняет их. Ветер поднимал короткую юбку Ли, показывая ее сильные бедра. Твердая плоть, подумал Поль, она твердая и мягкая в нужных местах.
Что с ним? Можно подумать, что пришла весна, время, когда полагается иметь странные мысли, когда расцветает земля, играет кровь и воздух так нежен! И хотя впереди длинная зима, у него в присутствии Ли возникают ощущения, которые возможны только весной. Боже мой, Ли!
Они повернули и приближались к машине; мальчик лишь слегка обогнал мать, которая бежала быстро: плащ и роскошные волосы развевались по ветру. У самой машины она выронила сумочку и наклонилась, чтобы поднять ее. Поль увидел тонкую золотую цепочку между ее грудей. На ней был золотой медальон. Он вспомнил, что у Анны тоже был золотой медальон. Ничего особенного в этом не было, но Анна тоже носила его под блузкой, под кружевами. И сейчас это так взволновало его.
Когда спустя несколько месяцев Поль вошел в свой кабинет, на столе, как обычно, его ждала стопка писем. Мисс Бриггс положила его персональную корреспонденцию отдельно. Хотя письма Йахима с иностранными марками никогда не помечались «лично», она знала, что это для него.
«Йахим все еще ведет себя как страус. Я бы сказала, что сейчас стало немного лучше, чем в последнее время, по крайней мере для меня. Правда, продолжается антиеврейская пропаганда, но в экономике настоящий подъем. Бизнес так процветает, что, мне кажется, еврейский вопрос умрет естественной смертью. Люди счастливы, когда в карманах у них звенят деньги, и у них не возникает желания ненавидеть».
В конце письма, явно написанного в тайне от мужа, Элизабет приписала маленький постскриптум:
«Я хочу, чтобы мы уехали. Я ужасно боюсь, хотя Йахим спокоен».
Постскриптум был похож на слабый шепот. Поль ясно слышал голос Элизабет, как будто она стояла рядом, цепляясь за его рукав.
Он встал и подошел к окну. Моросил мелкий дождик. Крыши автомобилей внизу блестели и были похожи на панцири жуков. Обрывки новогодней елочной мишуры – следы новогодних вечеринок в офисе – разносились ветром по тротуару. В такую погоду хорошо сидеть дома и работать.
Он вдруг подумал, что с лета работал без перерывов. Он был все время так занят… а почему? Он был не беден, но тем не менее не мог купить и плитки шоколада для своего единственного ребенка.
