Сливово-лиловый (ЛП) - Скотт Клер (читаемые книги читать .txt, .fb2) 📗

Я смотрю на Барбару, как будто она не в себе. Барбара удобно устраивается на диване и тянется за кофе, который принес ей Роберт.

— У тебя месячные, Аллегра? Но сейчас не полнолуние. Или ты принимаешь «пилюли»?

— Нет, эм-м-м, да… так… — Я запинаюсь, а затем прочищаю горло. — Я не люблю бассейны.

— Не говори ерунды, — заявляет Барбара, а мама внимательно, как-то заинтересованно смотрит на меня. Как будто ей интересно, как я выкручусь из этой ситуации.

— Раньше тебе всегда нравилось ходить в бассейн.

— Ну, и? — спрашиваю я. — А теперь больше не нравится и все.

— Ты думаешь, что слишком толстая, вот в чем проблема, верно? Потому что реклама и мужчины убедили, что ты толстая и безобразная. Сами щеголяют пивными животами, но от женщин требуют соответствовать нулевому размеру. — Барбара бросает на Роберта злобный взгляд. — Вы убедили ее, что она слишком толстая?

— Барбара! — шиплю я и смотрю на Роберта, молча извиняясь взглядом. Он все еще стоит, прислонившись к двери, и улыбается Барбаре.

— Нет, конечно же нет. Я думаю, что Аллегра идеальна. Такая, как она есть.

— Но ей не мешало бы сбросить пять кило, верно?

— Нет, и я даже не против, если она наберет пять килограммов.

Барбара задумчиво и критически смотрит на Роберта, а затем поворачивается ко мне.

— Значит, ты пойдешь с нами.

— Нет, — говорю я, — я не пойду. Я не хожу в бассейн.

— Почему нет? — настойчиво вопрошает Барбара, и мне хочется выгнать ее вон.

— Барбара, она не хочет и точка, — говорит мама, улыбаясь мне.

— Ты должна переубедить ее, Регина. Это, конечно, потому что какой-то мудак убедил ее, что она слишком толстая.

Барбара машет рукой в сторону Роберта, вкладывая всю свою эксцентричную ненависть на мир мужчин в свои слова.

Мама глубоко вздыхает и затем говорит:

— Она не хочет идти с нами, потому что тогда я увижу, что Роберт избивает ее.

— Что? — кричит Барбара, вскакивая с дивана. Если бы она была вооружена, Роберт был бы уже мертв. Я смотрю на свою мать и от изумления даже не знаю, что сказать. Она совершенно спокойна, сидит на диване и держит Барбару за руку, чтобы та не набросилась на Роберта. Переварив первое удивление, Роберт улыбается мне и пожимает плечами.

— Садись, Барбара, сядь и заткнись, ладно? — мама тянет Барбару обратно на диван и улыбается мне.

— Он бьет ее, и ты позволила ей переехать к нему? Регина, ты совсем сошла с ума?

— Он бьет ее, потому что она этого хочет. Не так ли, моя дорогая?

Я могу только кивнуть. Я абсолютно потеряла дар речи. Роберт подходит ко мне, берет за руку и тянет к дивану. Он толкает меня вниз и садится рядом со мной, держа мою ладонь в своей.

— Что за?.. — начинаю я, но на самом деле не знаю, с чего начать.

— Я это давно подозревала, — говорит мама, не отпуская руку Барбары. — Уже тогда, когда ты привела Марека. Когда ты ночевала у меня, я иногда видела синяки, рубцы от кнута. Ты была так несчастна, а я… в ужасе. От того, что ты позволяешь делать с собой, от того, что делаешь именно то, против чего я всегда боролась — передача мужчине максимально возможной власти. Власти над твоим разумом и над твоим телом. Мне потребовалось десять лет, чтобы понять, что это удовлетворяет тебя, делает счастливой.

— Но… — начинает Барбара, но мама прерывает ее.

— Никаких «но». В этом вопросе нет «но». Аллегра этого хочет. Она чувствует себя хорошо и наслаждается этим — если все сделано правильно. И Роберт делает это правильно. Вот почему она переехала сюда.

— Я не знаю, что сказать… — бормочу я, глядя в пол.

— Марек не делал тебя счастливой, все остальные после него не делали. Но Роберт делает тебя счастливой, я вижу это, понимаешь? Я решила радоваться, что ты нашла достойного мужчину. Роберт, я думаю, делает то, чего Марек никогда не делал — он заботится о тебе. Я права?

Я медленно киваю.

— Ты заботишься о ней, Роберт? — спрашивает мама, и Роберт серьезно кивает.

— Я очень хорошо забочусь о ней. Я делаю только то, что она хочет.

— Регина, ты когда-нибудь задумывалась, а вдруг это он внушил ей, что она этого хочет?

— Барбара, ты когда-нибудь задумывалась, что есть люди, которые не приемлют твой образ жизни?

— Немногие женщины могут принять мой образ жизни. К сожалению! — говорит Барбара несколько возмущенно и хмурится. Она на своей волне, не понимает, что мама пытается объяснить ей.

— Если это тебя успокоит, Барбара, — говорю я, — я добровольно так живу. Я уже знала, что хочу жить так, когда мне было тринадцать лет. И никто никогда не внушал мне что-либо.

— Но как ты можешь! — восклицает она, качая головой.

— Нас двое, — тихо говорю я, и Барбара вопросительно смотрит на меня.

— Что, прости?

— Нас двое. Роберт тоже живет этим. Поэтому ты должна спросить: «Как вы можете это делать?» — и это уже звучит совсем по-другому, верно? Я тоже могу ответить тебе, Барбара: «Мы можем, потому что мы хотим». Потому что мы оба взрослые и живем своей жизнью. И потому что мы не позволим, чтобы кто-то диктовал нам, как мы должны жить. Ни пузатому шишке в исполнительном кресле в Берлине, ни даже благонамеренной, эмансипированной женщине, которая желает провозгласить во всем мире порно-запрет и считает секс сзади унизительным изобретением мужского мира.

— Что явля… — бормочет Барбара и качает головой. Затем она поворачивается к моей маме. — У тебя была задача, Регина, одна единственная чертова задача. Как ты могла так облажаться?

— Я ни капельки не облажалась.

— Она не облажалась. Совсем нет. Просто спиши это на гены моего отца. Против генов не попрешь.

— Это не так просто.

— Нет, это просто. Ты можешь делать и говорить все, что хочешь, Барбара, но я всегда буду так жить. Это делает меня счастливой.

— Я не могу в это поверить… как это может делать тебя счастливой?

— Была ли ты счастлива на Ла Гомера то лето, Барбара?

— Да, — отвечает она, — то было лучшее лето в моей жизни.

— Как ты можешь быть счастлива, переспав с пятьюдесятью разными мужчинами в течение трех месяцев? Я только представляю это, и мне становится плохо.

— Это была свобода, Аллегра. Свобода сделала меня счастливой. Это было похоже на дурман, понимаешь?

Я медленно киваю и улыбаюсь.

— Да, я это очень хорошо понимаю. Потому что Роберт дает мне эту свободу, заставляет испытывать этот дурман, когда он делает то, что делает.

— Но ты не свободна.

— Нет. Ты тоже не свободна.

— Но я борюсь за свою свободу.

— Я тоже, Барбара. Это бесконечная борьба с собой, с тем, чему учила меня мама: что женщина сильная, а не слабая, мы не подчиняемся, мы боремся. Мы берем то, что хотим, и не позволяем нам диктовать. Это мое воспитание. Это то, что для тебя правильно. Но внутри меня, глубоко и прочно укоренившийся голос кричит, что я хочу совсем обратного. Теперь, когда я живу здесь, возможно, смогу оставить свое воспитание позади и выпустить этот настойчиво отчаянный голос в свободное пространство, которое считаю правильным.

— Барбара, — говорит Роберт, впервые вмешиваясь в разговор, — кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как вести себя в сексе? Как должно вести себя в спальне?

— Нет, — отвечает Барбара, качая головой. — Зачем?

Я вижу, что мама тоже очень заинтересованно смотрит на Роберта.

— Ты когда-нибудь читала книгу об этом до того, как впервые занялась сексом? Книгу, в которой описывается, как женщине наиболее умело вести себя в постели?

— Нет.

Моя мама тоже качает головой.

— Согласишься ли ты со мной, если я скажу, что в тот момент, когда дверь спальни закрывается, а двое обнажены, люди ведут себя относительно свободно. Следуя инстинкту?

— Я никогда не задумывалась об этом… — говорит Барбара, и моя мать кивает в знак согласия.

— В настоящее время все это довольно размыто благодаря фильмам, телевидению и интернету, но, да, в этом что-то есть.

— Что ты инстинктивно делаешь в этой ситуации?