Ты — мой грех (СИ) - Гауф Юлия (библиотека книг TXT, FB2) 📗
Телефон в комнате есть. Можно вызвать полицию, скорую. Даже нужно. Или нет? Нужно же? Да или нет?
Телефон снова зазвонил. Чертов «Дойчланд».
— Хватит, — зажала уши ладонями, согнулась, спрятав голову, и не выдержала. Метнулась к одежде, и начала натягивать ее на себя. На минуту стало легче — в этом проститутском наряде я чувствую себя менее грязной, чем голая.
Менее убийцей.
— Может, живой, все же? — прошептала, и в четвертый раз пошла ко входу в спальню.
Лежит. Не шевелится. Не дышит, но тело теплое. Как быстро он должен остыть? Может, это не смерть, а сильная травма?
Еще и эта кровь! Меня сейчас стошнит!
Я перевернула Алексея на спину с большим трудом, он неповоротлив, и… стал холоднее. Рука моя ходит ходуном, но я пересилила себя и приблизила ладонь к его носу. Ничего. Не дышит. И сердце не бьется, пульса тоже нет. Крови слишком много вытекло.
Он ударился виском.
И он мертв, пора это признать.
Я его убила.
Я.
— Господи, — завыла тихо, уже не сбегая от лежащего передо мной мужчины, — что делать? Что мне делать-то?
Уперлась ладонями в пол рядом с телом, не могу подняться. Может, лечь рядом, и умереть?
Я виновата или нет? Я же защищалась! Нужно позвонить в полицию, объяснить им, может, поверят. Есть же процедуры, криминалисты пусть работают, я… я не виновата!
Наверное.
Но чувствую я себя убийцей. Каким бы он ни был — я его убила, пусть и не планировала этого.
Мои ладони в крови. Все же, испачкалась. Села рядом, привалилась к стене спиной, и дала себе еще минуту, чтобы подумать. Хотя я в безвыходной ситуации. Даже если бы мы были за городом в хижине, я бы не стала прятать тело. Просто не смогла бы.
Еще одно табу.
В младших классах мы с подругой, с которой ходили в школу и обратно, узнали, что существует смерть. Убийства. Криминальную Россию посмотрели. И обе ужасались, обе не понимали, как же может человек жить дальше, лишив жизни другого человека! С детским непониманием это обсуждали. Этот разговор был один раз, мы часто обсуждали всякое-разное, как и все дети, но сейчас почему-то вспомнился тот далекий момент.
Я не изменилась с того дня, когда мне было восемь, и я шла в школу с одноклассницей, болтая про убийц. Это клеймо. После этого как дальше жить? Как спать? Как по утрам просыпаться? Как сестре волосы плести этими самыми руками, которые сейчас в крови? И ведь не обвинить никого, я сама сюда пришла, и сама всё сделала.
Сама.
Меня посадят. Не станет полиция меня выгораживать, для таких как я не работает презумпция невиновности. Сяду, и надолго.
— Нужно вызвать полицию, — пробормотала я, и даже поднялась на ноги.
Дошла до дивана, и села. А затем легла, свернувшись калачиком. Мне нужна еще минута, прежде чем моя жизнь будет окончательно сломана. Алексею уже не помочь, а мне… мне так страшно! В полицию звонить страшно, говорить об убийстве страшно, я даже не хочу уже из номера этого проклятого выходить. Он еще недавно олицетворял для меня ад на земле, сейчас должен стать еще страшнее, ведь я здесь человека убила, но там, за дверью, сейчас, кажется, страшнее. Для меня.
Так, когда я поднимусь с дивана, когда возьму себя в руки, что я должна буду сделать?
Первое — звонок в полицию.
Второе — дождаться их.
Третье — собраться с силами, и постараться отстоять себя. Но не врать. Если заслужила, то должна понести наказание, а если случившееся примут за самооборону, то что? Как же я жить буду?
— Пусть все это уже закончится, — прошептала, глуша свои мысли, и спрятала лицо в ладонях.
Больше мыслей нет. Вообще никаких. Не открываю глаза, не сплю, отгоняю образы Алексея — живого и озверевшего, и мертвого в крови. Всё отгоняю, мне нужен штиль, а не шторм.
Из медитативного состояния меня вырвал нетерпеливый стук в дверь. Такой, словно стучат уже давно, а затем… затем дверь открылась.
— Шеф, простите, с вами все в порядке? Финдир меня набрал, говорит, что не может с вами связаться, а это срочно, — услышала я совсем рядом грубый мужской голос.
А затем завертелось.
Я уже не стараюсь специально, всё получается само собой. Тот самый штиль, медитация. Я и здесь, и не здесь. Глаза открыты, я все вижу, но отстранена.
Вот охранник орет. Он у тела Алексея, а затем рядом со мной. Поднял меня с дивана, трясет, кричит. Моя щека горит от пощечины, плечо ноет, вывихнул, кажется.
Вот вбегают еще двое амбалов. А следом женщина в костюме с бейджиком, и горничная. Мне в руку пытаются всучить стакан воды, а затем просто подносят его к губам. Я глотаю воду. По-прежнему штиль.
Смотрю как охранники осматривают комнаты, огораживают тело. Один орет на горничную, второй на меня — матом. Третий собирает наркотики, а затем зачем-то снова бросает таблетки на пол. Ну и зачем собирал тогда?
Моргаю. Открываю глаза, и вижу полицию. Меня спрашивают о чем-то, а я не слышу. Просто вижу, как двигаются рты, ловлю взгляды — смотрят с презрением, полицейские уставшие, раздраженные. Ну да, ночь на дворе, а им со шлюхой возиться.
Меня толкают к выходу, и я иду. Наручники не надели почему-то. А, нет, надели, когда посадили в машину. Везут в отделение, а затем почему-то сразу же конвоируют из него. Снова машина. Мы едем, дорога знакомая, даже слишком. Новое отделение, уже утро, в голове по-прежнему штиль, я оцепенела.
Меня встретил хмурый парень, и отвел в кабинет. Оставил одну, и… я очнулась. Видела же, как за полицейской машиной ехал черный внедорожник с амбалами из охраны Алексея. Почему меня оставили одну? Сейчас войдут эти, и меня здесь прикончат? Запытают?
Закричала в панике:
— Отпустите меня! Вы права не имеете меня удерживать.
Зачем я это кричу, меня же имеют право удерживать! Но я не могу остановиться. Всё кричу, и кричу, и кричу.
А затем дверь открылась. И… нет, не может быть!
— Ну здравствуй, Люба.
— Ты?
Руслан.
Господи, только не он! Предстать перед ним не только изменщицей и предательницей, но и шлюхой-убийцей? Перед любимым человеком?!
— Я, — зло и отрывисто бросил он.
— Давай, рассказывай. Желательно правду, не будем тратить время. Или будешь как все орать, что это не ты убила Уварова, и что все произошло случайно?
Уваров, значит? Не помнила я его фамилию. Алексей Уваров. Что ж, теперь я знаю фамилию и имя своей жертвы. Не смогу я перед Русланом себя оправдывать.
Раз пришел, то пусть уже знает всю неприглядную правду обо мне. Без прикрас.
— Я не буду говорить, что это не я, Руслан, — выдохнула я, потирая виски. — Вот тебе правда. Я его ударила, он упал, и больше не очнулся. Я убийца. А теперь можешь меня посадить, мне уже плевать.
27
РУСЛАН
Театр абсурда.
— Так, давай по порядку, — я потер глаза, нажимая на них так сильно, что на какое-то время даже ослеп. — Рассказывай, Люба.
— А зачем? Ты от меня отказался! Может, и правильно сделал что отказался, — заявила она с вызовом. — Или ты хочешь насладиться тем как я встряла?
— Люба, мать твою, рассказывай! — рявкнул я.
— Кстати, про мою мать: нужно бы узнать, как там Диана и мама. Сможешь устроить? Боюсь что мать напилась. На опыте проверено: алкоголика ничто не останавливает, даже маленький ребенок.
— То есть, ты ушла, чтобы встретиться с Уваровым, и оставила Диану на алкоголичку-мать?
— Да. Вот такая я плохая! — процедила Люба.
Блядь!
— Ладно, позвоню им, но взамен ты всё мне расскажешь. Подробно, поняла?
Люба поморщилась, а я занялся выполнением обещания, данного ей. И уже через десять минут сказал Любе, что всё с её сестрой в порядке.
В голове до сих пор не укладывается, что с Любой произошло подобное. И вид у неё… этот блядский вид бесит больше всего! Я еще раз взглянул на неё, и отметил как Люба сжимается, как дрожит, как трет кожу на предплечьях, запястьях, на бедрах. Это что-то нервическое, истеричное.
