Замуж за 30 дней (СИ) - фон Беренготт Лючия (книги без регистрации .TXT) 📗
Невнятная, битая картина начала потихоньку формироваться у него в голове.
Вера как-то связана с тем, что Лесли вдруг передумала его увозить. Как-то запугала бывшую? Вряд ли, эту не запугаешь. Надавила? Договорилась? Но о чем?
И где она сама, черт возьми?
В досаде он выбросил сигарету под ноги и растер бычок ботинком.
И тут увидел. Маленький, с четверть ногтя, ярко-красный комочек на серых ступеньках, похожий на неубранный кружочек от конфетти.
Он сел на корточки, подцепил непонятное пятнышко пальцем, поднес к глазам, понюхал.
Какой знакомый оттенок… и пахнет промышленным лаком.
Поднял глаза повыше – еще такой же комочек, зацепился за выступившую из цемента шероховатость… И еще один – на следующей ступеньке.
Он вдруг вспомнил, что может оставлять такие вот красные следы… – у Лесли под них была отведена отдельная полка в шкафу.
Вспомнил и побежал наверх, будто Хансель по тропинке из хлебных крошек – туда, где через два пролета спускалась на площадку пожарная лестница на крышу.
Глава 53
Это удивительное место мы обнаружили с сестрой, приехав как-то к тёте на зимние каникулы.
Под самой крышей дома – там, где давно никто не бывал из-за опасной и хлипкой лестницы, которую нужно было еще спустить из люка под потолком – существовал вполне себе жилой и теплый чердак. Можно даже сказать, этаж-мансарда.
Когда-то здесь, без сомнения, кто-то жил. А может, не жил – прятался.
По огромному, обитому деревянными панелями помещению разбросаны были остатки чьей-то мебели, громоздкой и тяжелой, а потому непонятно как сюда занесенной. Наверняка, раньше существовали и другие способы попадания на чердак – вполне вероятно, через какую-нибудь квартиру.
Еще тогда, в детстве, мы с Кирой собрали все эти остатки былой роскоши в кучу, устроив нечто вроде комнатки без стен, под одним из дальних окошек мансарды. Нашли даже небольшой ковер и постелили для уютности между старой кроватью и покарябанным деревянным столом.
Пообещали друг другу приходить сюда каждый раз, когда будем приезжать к тете в гости, и пару раз действительно залезали сюда. Но, не зная, чем заняться без привычных гаджетов и телевизора, скоро забросили, забыли про наш уютный, жилой и с такой любовью обставленный чердак.
Как ни странно, это место было первым, что пришло мне в голову, когда я увидела в окно кухни подъезжающий к нашему дому черный Мазерати.
Я знала, что не выдержу и открою, если он начнет звать меня и тарабанить в дверь.
И тогда придется сказать ему. И про бумагу, которую я подписала, и про беременность.
Я была к этому не готова.
Подхватив мобильник, я понеслась вон из квартиры. Уже карабкаясь по шатающейся, хлипкой лестнице сообразила, что забыла переобуться – напялила дома свои новенькие Лабутены и ходила в них, как дура набитая. Просто так, вспоминая о нем.
Решила уже не возвращаться – какая разница, в чем сидеть на чердаке, пережидая, пока ему не надоест искать меня. Пока он не решит, что нам не о чем разговаривать и не бросит меня – уже окончательно.
В стареньких, потертых джинсах и туфлях, которые стоили, наверное, больше чем квартира, в которой я выросла, я сидела на пыльном матрасе, вытирая со щек молчаливые слезы.
Слышала, как громыхает от его кулаков тонкая дверь, как он зовет меня. Слышала, как удары становятся все тише, а его оклики все реже, и понимала – еще минута-другая и он уйдет. Вернется в больницу или в гостиницу, закончит все свои дела… Соберет чемодан и уедет.
И больше я его никогда не увижу.
– Вера!! – раздалось так громко, что я подпрыгнула и зажала рот руками, чтобы не вскрикнуть. – Вера, ты там?
Как?! Как он меня нашел? Ведь даже Кира не знала, что я полезла на чердак… Черт, да я и сама не знала еще полчаса назад, что сюда полезу.
– Вера!
Молчать, молчать! Лучше посидеть тут и поплакать, чем выслушивать от любимого человека, какая ты сволочь и предательница…
– Вера, я знаю, что ты там – я видел красные следы от лака… Только одни туфли оставляют такие следы, и я сомневаюсь, что твои соседи лазят по чердакам в Лабутенах.
Я улыбнулась сквозь слезы… Господи, как же я люблю его.
– Верачка… - снова позвал он – как учила его Кира, пытаясь заставить называть меня уменьшительно-ласкательным именем. С таким непередаваемо-милым, дурацким акцентом позвал, что я окончательно разревелась, падая лицом на подло скрипнувшую подо мной кровать.
Тишина. Потом скрежет выдвигаемой вниз лестницы.
Я испуганно подняла голову.
О нет! Хлипкая конструкция не выдержит его веса, а от третьей травмы головы он точно не встанет… Вскочила, подбежала к люку… Но не успела предупредить его – с ужасающим грохотом, лестница все-таки обвалилась.
– О, боже!
Замирая сердцем и ожидая в третий раз увидеть поверженного наземь Пола Стивенсона, я выглянула из люка вниз.
- Я знал, как тебя выманить, - довольно ухмыляясь, сказал он, глядя на меня сверху вниз. Вырванная с корнем и разломанная на две части лестница валялась у его ног. – Почему ты убежала?
Я ретировалась, усаживаясь на пол чердака. Глубоко выдохнула, зажмурилась и…
– Яподписалабумагучтомывстречаемсяужетригодапотомучтолеслигрозиласьтебяубить.
Пол оторопело молчал.
– Еще раз?
Я повторила еще раз, уже медленнее, через силу выдавливая слова сквозь зубы.
– Что ты сделала? – его вопрос изумленным эхом поскакал по бетонному колодцу подъезда.
Ну вот, знала же, что нельзя отзываться… Теперь еще и мерзостей наслушаешься перед расставанием. От любимого человека. Охренеть, какое счастье…
– Вера… - снова позвал меня он. – Покажись пожалуйста…
Я помотала головой, забыв, что он меня не видит.
– Я не могу говорить с потолком. Выгляни, сделай мне одолжение.
– И не говори. Уходи. Ты все равно меня не простишь.
Молчание.
– Ты любишь меня настолько сильно, что подписала лживое свидетельство, и считаешь, что в чем-то виновата? Что я на тебя злюсь?
Я подняла голову – в таком ключе я произошедшем еще не думала.
– А оно что… уголовно наказуемо это… лживое свидетельство?
К своему удивлению, я услышала усмешку в его голосе.
– Если поедешь со мной в Америку – еще как. Бумага ведь была с печатью? Была там печать?
Я снова выглянула из люка вниз.
– Кажется была – наклеенная такая, желтенькая, похожая на звезду.
Он кивнул.
– Я так и думал. Это все равно, что свидетельствовать под клятвой. Ложь под клятвой – очень даже наказуема. Если всплывет правда.
– И что же мне делать? – я растеряно убрала упавшие на лицо волосы.
Подняв на меня лицо, он широко улыбался.
– Так ты решила все-таки ехать со мной? Потому что, если захочешь остаться, никто тебя ради такой ерунды экстрадировать в Америку не будет.
– Ты что, совсем не злишься на меня? Она ведь тебя разорит. Лесли…
– Не твоего ума дело… – он вдруг вздохнул и потер рукой пониже затылка. – Слушай, прыгай вниз, а? У меня уже шея болит.
И тут до меня дошло. Он не злится на меня! Совсем! И уж тем более не бросает. И со всем разберется сам! Найдет выход из положения и накажет эту дрянь, его бывшую – как наказал Валерию.
Сердце радостно забилось-заметалось в груди – скорей, скорей к нему!
– Отойди! – задыхаясь от нетерпения, скомандовала я, перекидывая ноги через край.
И вдруг остановилась.
– Я… не хочу прыгать.
– Почему еще? – он удивленно померял глазами расстояние от пола до потолка. – Тут и семи футов нет.
– Я… Можешь… как-нибудь прислонить эту штуку обратно? Я спущусь.
Нахмурившись, он осмотрел лестницу.
– Да нет, она надвое сломалась. В чем дело, Вера? Ты же умеешь прыгать…
Меня даже затрясло слегка от волнения. Беременность, причем двойней, вкупе с тяжелой финансовой потерей. А вдруг это станет для него последней каплей? А вдруг…
– Вера? Что происходит?..
Я увидела, как он непроизвольно обнял себя руками за плечи – настолько явственно передавалось ему мое волнение.
