Родительный падеж - Иванцова Людмила Петровна (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Нет, мы просто так гуляем, — затарахтела Гайка, — мы еще хотели по лестнице на холм выдраться, показать гостю вид города сверху, застройку урочища Гончары внизу.
— Вот только пива купим и полезем, — подтвердил Зингер, которого больше всего допекал теплый майский день, но его черная кожаная одежда оставалась неизменной.
— Ну-ну, давайте. Художники — люди вольные, — миролюбиво произнес Санчес и вздохнул: — Сервант, а как твоя жаба, денег принесла? Я ж тебе желал! — обратился он к молчаливому, но улыбчивому Сервантесу, который как раз размечтался, как будет помогать Маше взбираться по лестнице вверх.
— Денег? А то! Спасибо, дружище! Жаба и правда непростая!
— Ты ж, наверное, ее целовал каждое утро и каждый вечер?! — захихикала Гайка, изобразив смешную рожицу, и все рассмеялись, только Маша ничего не поняла и насторожилась.
Сервантес вытащил из кармана подаренную когда-то Санчесом жабку и при всех чмокнул ее в губы, растянутые в хитрой улыбке. Все засмеялись еще громче, и Маша со всеми, и даже Николка, который наконец понял, что слова — это лишь слова и не всегда надо копать каждое отдельно, когда есть понимание ситуации и того, чего словами не скажешь. Он положил руку Лесе на плечо, она подняла голову и глянула на него счастливыми глазами. А может, ему так показалось.
— Нет, что ни говори, а семинар мы сбацали на высшем уровне! — словно подвел итог разговору Зингер, допивая из бутылки пиво и еще раз оглянувшись на вид с холма над Андреевским спуском.
— И экспозиция удалась, Соломонович был очень доволен. И ты, Гаечка, просто звезда! Так всех организовала, такая малая, такая талантливая! — засмеялась Леся.
Гайка подхватилась с травы на ноги и сделала несколько реверансов. Опять разлетелись ее разноцветные косички, и опять это шоу вызвало веселый смех зрительской аудитории.
— Задание заданием, но если отбросить обязательность предмета и задуматься, что это были живые люди, которые ели, пили, страдали, думали, что-то хотели сделать большее, чем просто… чем просто оставить после себя крестик на холмике и несколько потомков, то, конечно, поражает, — задумчиво произнесла Леся, потом заметила, что говорила слишком быстро, и продолжила медленнее, глядя в глаза Николя. — Поражает вопрос, что именно двигало ими? Что не давало им жить, как все те, чьи имена стерлись и из памяти, и с тех самых крестиков на холмиках? Ведь жить, как все, проще! Не нужно никому ничего доказывать, можно даже считаться очень умным и благонадежным, нормальным. Как все — это ж нормально.
Вдруг Сервантес, хлопая себя руками по джинсам, начал выбивать ритм и запел речитативом:
— Для волненья вовсе нету причин, коль дают, то бери, если бьют, то беги. Технология проста, кем бы ты ни стал, утром встал — приседай до ста и читай устав!
— Бумбокс! — радостно выкрикнул Николя, и вся компания удивленно посмотрела на него.
— Ого, Леся! Видна чья-то солидная просветительская работа в диаспоре! — засмеялась Маша, которая до сих пор сидела возле Сервантеса на подстеленной им газетке, пила пиво и прислушивалась к дискуссиям художников, не вмешиваясь в разговор.
— Ну, кто-то же должен, — смутилась Леся, разведя руками. — Ты ж запустила воспитание названого брата!
— Нормально-нормально! Продолжай в том же духе! Он скоро, вижу, и сам начнет песни и стихи писать! — засмеялась Маша, ткнув Николя в ребро указательным пальцем с длинным разрисованным ногтем.
— Нет, я этого не умею, я — одичавший программер, — опустив глаза, сказал Николя. — Я разве что сайт могу сделать для художников, чтобы они там тусовались.
— А за стихами и песнями, Маша, это ты к Серванту, плиз! Или ты думаешь, что он только тачки умеет разрисовывать? — подмигнула Маше Леся. — Кстати, Сервант, мог бы и гитару прихватить, а?
— Да я ж думал, что мы на выставку батика… — смутился Сервантес.
— Выговор тебе! — с наигранной строгостью произнесла Маша. — Отработаешь!
Все засмеялись, а Сервантес молча быстро-быстро закивал, опустив глаза и показывая согласие и желание подчиняться любой команде этой блондинки, которая была не такая уж и строгая, как казалась в начале знакомства.
— Вы несколько отвлеклись от темы дискуссии, — напомнил о себе Зингер тоном преподавателя, у которого нарушили дисциплину на уроке. — Ваши сюси-пуси, конечно, чудесно — весна, молодость, гормоны, но мы, кажется, о титанах Возрождения…
— Ну, ты живо-о-отное! — Гайка вцепилась ногтями в черную кожу его куртки. — Нет! Ты — гуманоид! Киборг без чувств! — Девушка принялась колошматить его, а Зингер, раскачиваясь от ее материализовавшихся эмоций, старался сохранять серьезное выражение лица.
— Простите, я в вашем семинаре участия не принимал, — медленно заговорил Николя, иногда подбирая слова. — Да и не слишком разбираюсь в истории, и хоть и уважаю художников — и Микеланджело, и Боттичелли, и гений Да Винчи, который был еще и инженером, и изобретателем, но… Но мне интереснее практики, увлеченные движущей идеей. Например, Колумб. Леся права… Что не давало этим людям сидеть на месте, не искать на свою голову приключений и проблем? И, в конце концов открыв новые земли, Колумб думал, что открыл только новый путь в Индию. А материк был назван даже не в его честь. Рискнул всем ради богатства и славы, отдал много лет воплощению своей мечты, а умер в бедности, пережив даже арест после доноса завистника… А на стене его последнего жилища висели на память цепи, в которых его привезли на корабле в Старый Свет, где, правда, освободили, но…
— Грустно это. Конечно, грустно, — вздохнув, произнес Зингер. — Вообще-то, все смертны. Но одни умирают, съев свою норму каши, а другие — каким-то образом толкнув вперед развитие человечества. Но, чтобы вас немного развеселить, скажу вам, кто был и правда реальным чуваком той эпохи. Это дедуган Тосканелли! Он повернул ход истории, просто тусуясь.
Компания внимательно посмотрела на Зингера. Николя превратился в слух и слегка наклонил голову набок. Зингер продолжил:
— Это же он подсадил Леонардо на астрономию и приборостроение, а Христофора подговорил плыть «коротким путем» в Индию! Паоло Тосканелли нарисовал карту мира, первую карту с параллелями и меридианами, очень красивую, ну, о-о-очень… Но ни фига неправильную! Однако Колумб выбил под нее у монархов и местных купцов бабок на три каравеллы и оснащение экспедиции. Вот так. Правда, не знаю, где и при каком достатке помер этот прикольный двигатель истории, вот об этом врать не стану.
Не успела компания отреагировать на монолог Зингера, как на него неожиданно отозвались совсем другие особы, появившиеся на поляне из-за большого куста сирени.
— Машуня! Какая встреча! Мы тут гуляли и вдруг напоролись на тебя с компанией! Я уж и правда подумал, что ты подалась в феминистки или лесбиянки, потому на нас, грешных-порочных мужиков, не реагируешь, а выходит, оно совсем и не так. Видно, наша с Грином компания простовата для такой утонченной блондинки? Ей по душе богема! Ну, это можно понять. Куда нам, сирым, с институтом международных отношений, до возвышенного! Мы ж ни про Боттичелли, ни про Охренелли ни фига не шарим! Уроды, одним словом. Гусь свинье не товарищ! Правда, Грин? — выпустил эмоциональный монолог подвыпивший Казбек, глядя с высоты своего роста на компанию, сидевшую на поляне.
— Да, выходит так, — ответил Грин, который стоял чуть позади, а возле него Софийка, взволнованная возможным развитием мизансцены. Она потянула Грина за рукав:
— Пойдем, Грин, что вы вцепились? Люди отдыхают, о чем хотят, о том и говорят, или им у вас разрешения спрашивать, а? Хороший день, Казбек, пойдем вниз по лестнице, мы еще в «Макдоналдс» собирались, пойдемте…
— Да, день и впрямь хороший, — медленно произнес Казбек, соображая, добавить ли еще пару ложек дегтя к этой идиллии или хватит. Драка была некстати, компания художников великовата, да и Софийка кинется заступаться за подругу, только себе дороже. — Ну, Машка, желаю удачи в профессиональной карьере натурщицы! Кто бы ни рисовал — не пожалеет, там есть на что посмотреть.
