Ты, я и Париж - Корсакова Татьяна Викторовна (мир книг .TXT) 📗
Дом встретил ее настороженной тишиной. У Тины вдруг возникло ощущение, что он тоже скорбит по хозяину. Надежды Ефремовны на кухне не оказалось, девочка-горничная сказала, что той весь день нездоровилось, и она ушла домой пораньше. Вот так, попрощаться ни с кем не получилось, видно, не судьба.
До вылета оставалось семь часов, Тина прихватила из бара бутылку виски, удивительно дешевого, непонятно каким чудом затесавшегося в стройные ряды благородных коньяков и изысканных вин. Впрочем, для ее цели виски сгодится как нельзя лучше. Хочется банально напиться, залить едким зельем зарождающуюся где-то в глубине души боль. Она начнет прямо сейчас. Пару бокалов, не больше. Просто чтобы немного прийти в себя. А продолжить можно будет в аэропорту…
Тина взяла бутылку, на кухне нашла лед, поднялась в свою комнату. Виски, даже сильно разбавленный, был ужасный, под стать настроению. Она пристроила бутылку на прикроватной тумбочке, сняла костюм. Все, теперь в ванну…
Ни ванна, ни виски не помогли. Напряжение и душевная боль никуда не делись, волнами тошноты подкатывали к горлу, сжимали в тисках голову. Рукавом халата Тина протерла запотевшее зеркало, с тоской посмотрела на свое отражение. Нет, так не годится, проще выйти на улицу голой, чем с таким ужасным лицом.
На макияж ушло пять минут, доведенными до автоматизма движениями она подвела глаза, наложила пудру, накрасила губы. Все, здравствуй, привычная Тина, та самая, которой чужды сожаления и душевные терзания. Теперь можно выходить в люди.
— …Часы еще не пробили двенадцать, а Золушка уже сбежала! — Дверь в ее комнату была открыта, а на кровати, прямо в обуви, развалился Серафим. На кончик его остроносого ботинка налип сигаретный окурок. Зрелище это — и Серафим, и окурок — было настолько отвратительным, что Тину затошнило.
— Что ты здесь делаешь?! — Она поплотнее запахнула полы халата, покосилась на дверь.
— Не волнуйся на этот счет, племянница! Я ж с некоторых пор тебе вроде как дядюшка! — Серафим проследил за ее взглядом и плотоядно улыбнулся. — Я отпустил всех горничных.
— Зачем?
— Чтобы нам никто не помешал. Но если тебя смущает открытая дверь, я могу это исправить! — Он встал, потянулся, как сытый кот, запер дверь на замок.
— Убирайся!
Серафим отхлебнул из ее бутылки, брезгливо поморщился, спросил:
— Что за гадость ты пьешь, племянница?
— Пошел вон, я сказала!
— А вот это ты зря! — Он неодобрительно покачал головой. — Ты в моем доме по моей, можно сказать, милости. Не надо мне хамить!
— Это дом моего отца! — Она сделала осторожный шаг в сторону двери.
— Поправочка: это уже не дом твоего отца, а наша с Амалией собственность, так что не рыпайся. Давай договоримся по-хорошему. Ты мне нравишься. Не могу понять, что в тебе такого особенного, но, как бы то ни было, я готов предложить тебе содержание. Только для начала хочу убедиться, что ты того стоишь.
Он хочет убедиться… Тина бросилась к двери, но не успела. В один прыжок Серафим оказался рядом, поймал ее за пояс халата, швырнул на кровать.
— Ну что же ты?! Не надо бояться дядюшки Серафима. Если будешь хорошей девочкой, дядюшка Серафим купит тебе новую помаду и много-много черных платьев. Ты очень сексуальна в черном…
Под тяжестью навалившегося на нее тела Тина начала задыхаться, попытка высвободиться ни к чему не привела.
— Не ерепенься, сука! — От сильной оплеухи из глаз брызнули слезы. — Я же предупреждал тебя, со мной лучше не шутить! — Чужое, пахнущее перегаром дыхание опалило шею. — Сейчас мы с тобой…
…Рука нашарила что-то твердое и гладкое — бутылку с виски. Думать было некогда, Тина просто врезала Серафиму по голове. На многое не рассчитывала — слишком уж неловким был удар, — но, если повезет, боль его отвлечет, и ей удастся выбраться из комнаты.
Тине повезло: башка Серафима оказалась очень хрупкой, удара хватило, чтобы отправить новоявленного дядю в нокаут. Еще не до конца поверив в свою удачу, девушка выбралась из-под неподвижного тела, запахнула халат, осторожно дернула Серафима за рукав — никакой реакции: ни стона, ни движения. И поза такая… неестественная. Может, она его убила? Нет, разве можно убить бутылкой из-под виски? Тина спрыгнула с кровати, бестолково закружилась по комнате.
Все, ей конец! Можно сколько угодно рассказывать про самооборону, ей все равно не поверят. Свидетелей ведь нет! Зато есть бутылка, орудие убийства, и есть тело…
О, господи, ну как же это?! Ведь бутылка даже не разбилась, а он лежит и не дышит. Тина присмотрелась — точно не дышит! Надо было бы проверить пульс, но она не отважилась, торопливо, путаясь в вещах, оделась, сунула бутылку, орудие убийства, в сумку, потянулась за лежащим на комоде кошельком…
— Сука! — Громкий рев заставил ее испуганно взвизгнуть, метнуться к двери, сломя голову броситься вниз по лестнице.
Сверху послышался грохот.
— Далеко не убежишь, панкушка чертова! — Серафим, живой и более или менее здоровый, перегнулся через перила, всматриваясь в темноту внизу. — Убью, гадина!
Тина не стала ждать, когда он окончательно придет в себя и приступит к осуществлению своей угрозы, выскользнула на улицу.
Жив, слава тебе господи! Конечно, он выродок и заслуживает наказания, но она не убийца! От невероятного облегчения подкосились коленки, Тина едва не упала. Рано радоваться, нужно выбираться из поместья. Если Серафим решит устроить на нее охоту, здесь ей никто не поможет.
Она воспользовалась той самой лазейкой в стене, через которую когда-то, теперь уже невероятно давно, пыталась сбежать от отца. Ей повезло, несмотря на прошедшие годы, лазейка была на месте, но на этом везение кончилось. Уже выбравшись на шоссе, Тина вспомнила, что кошелек так и остался лежать на комоде. А в кошельке было все: деньги, кредитка.
Приплыли… Что теперь делать? Возвращаться обратно в поместье к озверевшему после ее выходки Серафиму? Это может оказаться опасным для жизни, особенно принимая во внимание его нынешнее бредово-пьяное состояние. Попытаться восстановить свою кредитку? Во-первых, для этого понадобится время, во-вторых, все банки уже давно закрыты, а в-третьих, до банка еще нужно как-то добраться. Остается только один вариант — дождаться утра и вернуться в поместье уже при свете дня. Серафим не посмеет ее тронуть при свидетелях. Идея казалась неплохой и даже разумной, да вот только где скоротать ночку?
Тина достала из сумки бутылку, сделала большой глоток. Виски опалил горло, горячей волной стек в желудок, на душе сразу потеплело. Подумаешь, ночь продержаться! На дворе лето, теплынь, а поблизости есть одно удивительное место. Второй глоток окончательно примирил ее с действительностью. Тина поудобнее приладила на плече сумку, свернула с основной трассы на одно из ее ответвлений. Идти оставалось недолго, всего какой-то километр.
…Мост был красивый, благородно-лаконичный, с изящными изгибами. Он поразил Тину еще пять лет назад. Было совершенно непонятно, что делает такой красавец в этой глуши, дорога-то «мертвая». За все время пути ей не повстречалась ни одна машина. В России такое часто бывает: дорога, которая никуда не ведет, здесь обычное дело. Наверное, как и мост, которым никто не пользуется.
Зачарованное место — Тине оно нравилось. Захотелось подойти поближе, посмотреть вниз, испугаться до потери сознания, так, чтобы страх стер из памяти все воспоминания.
Она с детства боялась высоты, а после гибели Пилата стала бояться еще и рек. Этот зачарованный мост являлся квинтэссенцией всех ее страхов: и высота, и река, а еще ветер. Странно, на дороге ветра нет, а на мосту есть…
Перила были широкими, если забраться на них, наверное, можно увидеть все сразу: и догорающий закат, и обманчиво спокойную гладь реки, и безжизненную ленту дороги. Надо только набраться смелости…
Тина знала, где искать смелость, — в бутылке с виски. Главное, не спешить, чтобы не переступить тонкую грань между отвагой и безрассудством. Пить смелость надо осторожно, маленькими глоточками…