Как заарканить миллионера - Биварли (Беверли) Элизабет (е книги .TXT) 📗
— Ну, ты понял, что я имею в виду, — прошипела она, чувствуя, как жар приливает к щекам.
Как получается, что от одного его взгляда ей становится сразу и холодно, и жарко? И главное — почему ей это нравится?
— Поверить не могу, что позволил себя втянуть в такую передрягу, — с отвращением заметил Лукас. — Последний раз я надевал костюм на похороны дядюшки Фенвика. Если память не изменяет, мне было двенадцать лет.
— Хватит ныть! — прошипела Эди. — Хочешь заарканить миллионершу — улыбайся! Грудь колесом! И никаких жалоб! Мужчины и женщины на золотоискателей смотрят по-разному: мужчине все равно, сам он привлекает женщину или его кошелек, а вот женщина всегда хочет знать, как и почему.
— Да неужели?
— Женщина хочет, — проникновенно продолжала Эди, — чтобы ее любили не за богатство, а за женскую привлекательность. Ты же читал книгу — почему ничего не усвоил? В первой же главе Лорен Грабл-Монро пишет о том, как важно выглядеть уверенной в себе! Поверь, в костюме вид у тебя куда более уверенный, чем в жеваных рубашках и этих кошмарных галстуках с Микки-Маусом!
— Тебе не нравятся мои галстуки? — изумленно переспросил Лукас. — Да ты что? В чем другом — еще ладно, но в галстуках-то я разбираюсь!
Эди возвела глаза к потолку:
— И это мне говорит Лукас Конвей! Лукас Конвей, которого я своими глазами видела в галстуке со Скруджем Макдаком и всеми тремя его племянниками!
Он потрясение уставился на нее:
— Ты разве не знаешь, что это последний крик моды? Не так давно на сетевом аукционе ушла за две сотни баксов коробочка для завтраков с Дональдом Даком — такая же, как та, что я в школу носил, когда был пацаном!
— У тебя была коробочка для завтраков с Дональдом Даком? — борясь с улыбкой, переспросила Эди.
Лукас несколько смутился:
— Ну… да. Перешла по наследству от старшей сестры, — добавил он, словно защищаясь, и тут же перешел в наступление:
— А что было нарисовано на твоей коробочке для завтраков? Наверно, Барби и много-много розовых цветочков!
— У меня не было коробочки для завтраков, — ответила она. — Нас кормили в школе.
— Ты училась в частной школе? — с явным — и непонятным для нее — интересом спросил Лукас.
Черт! Они подходят к опасной теме. О своем прошлом Эди не собиралась рассказывать никому, в том числе и Лукасу. Нет, вот так особенно Лукасу. Однако что-то побуждало ее говорить. «Все равно не отвяжется, он же репортер!» — мысленно воскликнула она в свое оправдание.
— Да, это была частная школа.
— Католическая? — продолжал он расспросы. — Обожаю их школьную форму: юбочки в клетку, круглые воротнички, гольфы…
Она подняла руку, прерывая его излияния.
— Нет, не католическая. Но форма у нас была.
— В клеточку? — спросил он с надеждой.
— Нет, темно-синяя.
— Круглые воротнички были?
— Да.
— А гольфы?
— И гольфы.
— Держу пари, ты играла в хоккей на траве!
— Что ж, если хочешь знать…
— Конечно, хочу!
— Наша хоккейная команда была непобедима! Лукас устремил на нее мечтательный взгляд.
— Хотел бы я на это посмотреть: ты несешься по полю, растрепанная, раскрасневшаяся, в коротенькой юбочке… Должно быть, все ваши мальчишки были от тебя без ума.
— Я училась в школе для девочек, — ответила она.
Словно в экстазе, он зажмурил глаза и потряс головой:
— О, прекрати! Я сегодня ночью глаз не сомкну!
— Мы, кажется, говорили о тебе, — прервала его Эди. Вид Лукаса в притворном экстазе лишал ее самообладания и наводил на мысли, которым предаваться не стоило. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
— Да, о том, что я всегда на шаг опережаю моду, — как ни в чем не бывало, подхватил Лукас.
Эди снова закатила глаза.
— Лукас, я тебя умоляю! В вопросах моды ты — просто ходячее бедствие! Не понимаю, как ты с таким вкусом — точнее, с таким отсутствием вкуса — дожил до двадцати пяти лет? Может быть, поэтому и миллионерши на тебя не клюют? — злорадно добавила она.
— Не надо, Эди, мне и без тебя тошно, — почти нежно попросил он.
— Повезло тебе, что я согласилась помочь сегодня вечером, — ласково продолжала она. Он расплылся в улыбке.
— Что я слышу? Эди, почему ты не сказала заранее? Я бы надел чистые носки!
— Ты же знаешь, я не об этом, — нахмурилась она.
— Я знаю только, что в голосе у тебя, когда ты говоришь о миллионершах, звучит что-то этакое… — Он выразительно поиграл палевыми бровями. — Может быть, ревность?
По позвоночнику ее побежали жаркие искорки.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Собственный голос показался ей жалким и неубедительным.
Он улыбнулся еще шире. Искорки сделались жарче и спустили ниже.
— Губы твои говорят «нет», но глаза…
— А глаза говорят: «Кончай пороть чушь!» — отрезала Эди. — С чего ты взял, что я ревную тебя к каким-то миллионершам?
— Попробую угадать. Может быть… я тебе небезразличен?
Вопрос этот, как легко понять, ответа не требовал — Эди повернулась к Лукасу спиной и, потягивая шампанское, устремила взгляд на ближайшую картину. Вспышки пурпура и серые тени на бархатно-синем фоне… Здорово. По-настоящему здорово. Интересно, сколько стоит?
Всего каких-то двадцать две сотни долларов. Для миллионерши — сущий пустяк.
— Тебе действительно нравится? — прозвучал над ухом голос Лукаса.
Она кивнула, не отрывая глаз от картины:
— Да, очень. Смотри: как будто фиалки под летним дождем!
Когда она наконец повернулась к Лукасу, он представлял собой довольно забавное зрелище: склонив голову и едва не высунув язык от усердия, он всматривался в картину. Несколько секунд спустя, выпрямившись, покачал головой:
— Нет, не понимаю. Не вижу. По-моему, напоминает боксера с расквашенной физиономией.
Эди презрительно фыркнула и снова повернулась к картине.
— Ничего удивительного. Мужчины всегда видят насилие там, где могли бы найти красоту.
Лукас снова склонил голову набок, но на этот раз разглядывал не картину, а саму Эди. Задумчиво прищурился, прикусил губу. И вдруг… Эди едва не задохнулась от острого желания узнать, каковы его губы на вкус. «Что за глупость? — думала она, потрясенная и испуганная. — Зачем мне это? И как это возможно, если, стоит ему ко мне прикоснуться, я с криком брошусь наутек?»
— Почему ты думаешь, что мужчина везде видит насилие? — поинтересовался он. Она пожала плечами.
— Потому что мужчины жестоки.
— Не все.
— Все до единого.
— Да ты мужененавистница! — изумленно воскликнул Лукас.
— Нет, просто реалистка.
— Ты думаешь, я жесток? — спросил он напрямик.
Этот вполне естественный вопрос застал Эди врасплох. Ибо, как ни странно, ей больше всего хотелось ответить «нет». Она чувствовала: несмотря на язвительность Лукаса, на его цинизм и неотступную внутреннюю горечь, настоящей жестокости в нем нет. Однако он — настоящий мужчина. Мужчина в высшей степени. Значит, должен быть жесток по натуре — разве не так?
— Да, — не вполне искренне ответила она. — Думаю, что ты способен на жестокость.
— Я не об этом спрашиваю.
— Разве?
Он покачал головой.
— Каждый из нас в принципе способен на что угодно. Речь не об этом. Скажи, сейчас я жесток?
— В данный момент — нет, — поколебавшись, пробормотала она.
— Ты когда-нибудь видела меня жестоким?
На этот раз она ответила, не колеблясь:
— Нет.
— Значит, ты считаешь меня жестоким только потому, что я мужчина?
— Да, — помолчав, тихо проговорила она. Лицо его оставалось бесстрастным, но Эди немедленно захотелось взять свои слова назад.
Заверить Лукаса, что в нем она видит исключение, что ни на секунду не подозревает его в склонности к насилию… К сожалению, сама она в это не верила.
Тогда — в прошлом, о котором вспоминать не стоит — ей часто случалось ошибаться в людях. Сколько раз она убеждала себя, что уж этот-то мужчина не поднимет на нее руку, а он избивал ее до синяков. Лукас, при всем его воспитании и самообладании, такой же мужчина, и значит, так же способен к жестокости… нет, поправила она себя, так же жесток, как другие.
