Эверест (СИ) - Свирская Дарья (книга регистрации TXT) 📗
Украшением кабинета Ястреба были три панорамных окна, к которым он подошел с чашкой чая, и, поперхнувшись, долгим кашлем привлек к себе всеобщее внимание. А когда рядом встал Жека, добродушный здоровяк, самой большой радостью в жизни которого, кажется, была еда, и, позабыв о красной икре, присвистнул, мы подумали, что произошло нечто экстраординарное.
Каждый гуськом стал подтягиваться ближе, чтобы заглянуть в окно и лично посмотреть, что же там приключилось.
А там была Лера. И лепила снеговика…
Всеобщий ступор буквально через несколько минут сменяется оживлением, и мужики начинают резво сворачиваться, почти одновременно собирая вещи и отчаливая. Когда мы с Ястребом остаемся одни, он, не отрывая глаз от окна, спрашивает:
— Дим, а ты когда-нибудь лепил снеговика?
— Нет, Саня, только снежную бабу! — Мы, переглянувшись, ржем, а, спустя минуту, не сговариваясь, уже стоим в прихожей и торопливо одеваемся.
ЛЕРА
Проснувшись, я валяюсь в кровати, кажется, целую вечность. Но голод, все же, не тетка, и мне приходится спуститься вниз.
Дом тихий и пустой, а на кухне крутится толстяк Женя, который постоянно что-то ест.
— Доброе утро, Лерочка! — Радушно приветствует он меня.
— Доброе! — Улыбаюсь ему. — А где остальные?
— Попробуйте наш вчерашний улов, это очень вкусно! — Он осторожно ставит передо мной тарелку с жареной рыбой. — А все в кабинете, у нас сегодня рабочий день. Извините, мне пора, — он отставляет в сторону чашку, из которой пил, и удаляется куда-то вглубь дома.
Что ж, рабочий, так рабочий. Если бы я понадобилась, мне бы сообщили. А раз нет, буду отдыхать.
Корюшка оказывается выше всяких похвал, и я, наевшись, варю себе кофе, отправляясь смаковать его на террасу.
Наедине с собой в окружении этой красоты я намеренно усаживаюсь именно в то кресло, где вчера сидел Дима, а у него на коленях — я. Вспоминаю все, что происходило здесь между нами, и понимаю, что готова. Принять этого мужчину. Впустить в свою жизнь. Несмотря ни на что…
Задумчиво иду в гостиную и усаживаюсь перед телевизором, через несколько минут понимая, что не умею проводить время в праздности. Поэтому, перещелкнув на музыкальный канал, решаю прибрать на кухне, а, исследовав содержимое холодильника, сварить что-нибудь на первое.
Выбор падает на солянку, и пара часов проходит более-менее продуктивно. А потом я решаю выйти прогуляться…
Пару раз обхожу медленным шагом вокруг дома, прислушиваясь, как скрипит под ногами снег, как накрывает он толстым пушистым одеялом разлапистые ветки елей, как хорошо маскирует стоящую во дворе скамейку, которую я только что заметила…
Набрав в ладони белого холода, подбрасываю вверх, наблюдая, как он рассыпается мелкими крупинками, оставляя после себя туманную пыль. А потом, поддавшись порыву, начинаю лепить белый шар.
Когда накатанное основание уже находится под деревом, и я приступаю к следующему, на улице начинается странное движение. Из дома один за другим высыпают все его обитатели, и начинаются зимние забавы.
Я ищу глазами Диму, и, когда он улыбается мне, ощущаю, что не видела его целую вечность. На душе разливается мягкое тепло, которое я передаю ему в ответ через свою улыбку.
Мужское большинство делится на теоретиков и практиков. Пока одни приступают к делу, начиная месить снег, другие пространно и с долей сурового юмора рассуждают, как правильно это делать. Усердные исполнители на определенном этапе начинают бунт и устраивают с бездельниками бойню снежками, падая и валяясь в снегу, словно малые дети.
Я прошу запыхавшегося Александра помочь мне с оформлением снежного семейства, и он, пообещав исполнить «любой каприз», скрывается в доме.
— Не замерзла? — Спрашивает подошедший Дима.
— Немного, — улыбаюсь я его заботе.
В это время на него обрушивается шквал снежных шариков, отвлекая от меня.
А мне в это время выносят ведро, из которого я извлекаю три разноцветных шарфа, шапку и даже резиновые сапоги. А на дне обнаруживаю уголь, три морковки и две какие-то шайбы.
— Спасибо, — благодарю я его, — вы учли все детали!
— Да, я такой, — получаю ответ.
— Но кое-чего все-таки не хватает, — немного сбиваю я апломб хозяина.
— Чего же?
— Веток.
— Не вопрос, Лерочка, сейчас все будет!!!
Он отходит от меня, и его место через минуту занимает Дима. Он весь в снегу и я не могу сдержаться, чтобы не потянуться и не отряхнуть его.
— Лер, не нужно, сейчас эти демоны снова закидают…
— Но ты же весь промок…
— Промок я вчера, Лер, а сейчас — это так, пыль…
Я ничего не понимаю в его словах, а он не успевает пояснить из-за подходящего с ветками хозяина. Втроем мы занимаемся украшением тех чучел, что получились в результате коллективного труда, постепенно собирая вокруг себя всю честную компанию и множество восторженных подбодряшек.
У нас получилась снежная семья из снеговика-папы, снежной бабы-мамы и снеговичка-ребенка, стоящего головой вниз. И это настолько понравилось гостям, что они начинают их фотографировать и даже делать селфи со снежным семейством. А потом мы, не сговариваясь, идем в дом.
В образовавшемся столпотворении прихожей слышен Женин голос, который уже крутится на кухне:
— Ястреб, когда ты успел заказать еду с ресторана?
— Жека, о чем ты? Какой ресторан?
— У тебя на плите горячий хавчик…
Ничего не понимающий Александр стоит рядом со мной, и я, дернув его за рукав, привлекаю внимание, чтобы шепотом сказать:
— Это я похозяйничала… Простите…
— Правильно сделала, не извиняйся, — так же шепотом успокаивает он меня, и дает всем команду переодеться и быть в столовой через десять минут.
Спускаясь к назначенному времени, встречаю Диму, который сообщает:
— Наши дела здесь закончены. Завтра выдвигаемся домой.
— Нужно заказать билеты? — Уточняю я.
— Да, только ближе к вечеру. Я хочу показать тебе город перед отъездом.
— Хорошо, — говорю я, когда мы входим к остальным собравшимся.
Стол уже сервирован и главным его украшением является огромная супница, из который хозяин наполняет тарелки.
Мы засиживаемся за разговорами и съедаем все, что было. А ближе к восьми всем приспичивает сладкого…
ДМИТРИЙ
Поздний обед плавно перетекает в ужин, но я не могу долго находиться за столом: голоса сливаются в непонятный гул, на фоне которого каждое движение глаз запускает режим отбойного молотка, долбящего голову. Кажется, меня начинает мутить, и нужно срочно ретироваться…
В комнате ложусь на кровать и, прикрывая веки, достаю телефон:
— Ястреб, говори тихо, аптечка есть?
— Поищу. Тебе от чего нужно?
— Голова как бубен, аж в глаза стреляет.
— Понял.
— Только ты по-тихому, не афишируй там…
— Угу…
Он скоро приходит с небольшим пакетиком, и высыпает его содержимое на кровать. Извиняясь, что мало, изучает аннотации и советует мне парочку таблеток и отдых.
Перекемарив около часа, я, как новенький, спускаюсь вниз. Все еще там в полном составе. Издалека улавливаю монотонный гул мужских голосов, в котором звонким колокольчиком выхватываю женский смех. Меня разбирает любопытство — что там вообще происходит?
Входя, наблюдаю картину: вокруг стола сидят мужики в разной степени измазанности мукой и крутят-вертят своими неповоротливыми пальцами кусочки теста.
Внутри расцветает веселье: это ж надо, эта скромняга, моя сдержанная мышь, верховодит пятью взрослыми состоявшимися мужиками, которые, заглядывая ей в рот, занимаются самодеятельностью, словно в пионерском лагере под строгим надзором пионервожатой.
Ястреб, заметив мое появление, поднимает брови в немом вопросе: «ты как?». Я молча киваю: «все норм». Он глазами зовет в компанию, но я устраиваюсь подальше от стола, решая понаблюдать.
Рыжая, отрезая кусок теста от колобка, спрятанного под миской, раскатывает его скалкой, и, ловко разрезав на ленточки, выкладывает на них джем. Мужики скручивают все это в конструкции типа улиток, а Жека собирает их со стола и аккуратно своими пальцами-сардельками укладывает на противень.