Латинист и его женщины (СИ) - Полуботко Владимир Юрьевич (читать книги без TXT) 📗
— Развратник!..
— Жёноненавистник!..
— Жалкая посредственность!..
— Я бы с таким никогда не легла в постель!..
— И я бы — тоже!
— Под покровом бравады и наглости он скрывает своё личное убожество и скудоумие!..
— Вы — как хотите, а мне его жалко. Он — несчастный человек, что-то вроде инвалида…
А с того — как с гуся вода. Ни малейших признаков обиды или раздражения. Нагловатость, лёгкость и — усталая и умудрённая жизнью улыбка.
И тут ведущий задаёт ему наивный до идиотизма вопрос:
— Но неужели же вам не встречалось в жизни ни единой порядочной женщины?
— Не встречалось.
— Но может быть, вам просто не везло, и вы своих возлюбленных искали и находили всегда в одном и том же круге женщин сомнительных, женщин определённого сорта, а к женщинам возвышенным, типа Наташи Ростовой у Льва Толстого или Маргариты у Булгакова, вы никогда и не подступались из-за того, что вас в этот круг не приглашали, или из-за вашей собственной боязни быть отвергнутым, или просто из-за невезения?
— Нет. Я вхож во все круги. И мне всегда везло. В любви я поражений не знаю. Любая женщина, если я её намечаю, рано или поздно ложится со мною в постель. Все женщины хотят меня. В том числе и те, которые сейчас в этом зале поносили меня всякими словами…
По залу проходит вопль изумления и ненависти по поводу наглости Хмыря. А тот — знай себе спокойно продолжает:
— Порядочные женщины существуют только в романах и в воображении юнцов. На деле же все женщины продажны, и бывают они трёх типов. Женщины первого типа — это те, которых можно купить прямо за деньги и прямо на месте. Или в крайнем случае — за один-два похода в ресторан…
В зале — волнение.
— Это сумма от десяти до ста долларов, иногда до двухсот, или трёхсот, но последнее — очень редко…
Волнение в зале нарастает.
— Женщины второго типа — это те, которые согласны продаться лишь за много сотен долларов, может, даже за тысячу, или две, или три; этих нужно долго обхаживать, уговаривать, но, когда расходы достигают уровня, который они сами для себя когда-то наметили, они не выдерживают и ложатся в постель.
Волнение не стихает.
— Женщины же третьего типа — это те, которых невозможно купить ни за тысячу, ни за две, ни за три… Это сверхъестественно честные, неподкупные и порядочные женщины…
— Значит, есть же такие всё-таки?! — кричит торжествующий ведущий.
— Не сказал бы, — спокойно и деловито отвечает Хмырь. — Для того, чтобы с такими переспать, с ними нужно долго беседовать на очень возвышенные темы. И никаких предложений насчёт постели. Всё должно быть чисто и торжественно…
Хмырь выдержал эффектную паузу.
А зал замер.
— А затем нужно взять да и повезти такую женщину куда-нибудь на Гавайские острова или на Маркизские. В крайнем случае — подойдут и Канарские. И тогда-то, на этих самых островах любая неподкупная и возвышенная женщина и ляжет в постель с тем мужчиной, который её туда привёз!!!
В зале — опять волнение.
— Уверяю вас: это проверено. Это испытано. Мною лично. И многократно. Рекомендую всем мужчинам, чьи средства позволяют такие поездки.
Я выключил телевизор и включил компьютер. Вошёл в файл с италийскими языками…
Глава 82. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ОБЫДЕННОСТЬ
Да, это, конечно, хам. Самовлюблённый, мерзкий, гадкий. И я верю в то, что есть женщины порядочные, которых купить невозможно. Но их — очень мало. А остальных — очень много. И поэтому он — в чём-то прав…
И вдруг меня охватило волнение: да ведь я же могу купить свою Зинаиду!.. Ну неужели же, если бы я принёс завтра четыреста девяносто девять тысяч долларов, вместо полумиллиона, она бы отказала мне? Никогда не поверю! Уверен, что она бросила бы своего банкира и перешла бы ко мне и за сто тысяч долларов. Или даже за пятьдесят тысяч. Я ведь ей всё-таки симпатичен…
Что я делаю? Почему я сижу перед компьютером и погружаюсь в наркотический, дурманящий туман латыни и италийских языков? Почему не торгую, не ворую, не зарабатываю денег? Ведь, если есть товар, который мне хочется купить, и на этот товар есть цена, и эти деньги существуют в природе, значит, их можно и нужно достать.
Ими нужно завладеть. Честно или нечестно — не важно. И купить нужный товар! Ну, то есть: Зинаиду купить. Мою прекрасную и неприступную соседку. И куда бы делся Лёня-банкир, если бы я предложил Зинаиде поездку на те же самые Гавайские или хотя бы Канарские острова! Или на Балеарские… Лёня-банкир не предлагает ей такой поездки. Он или жлоб, или у него нет таких денег. А я бы предложил… И она поехала бы со мною и за мною — куда угодно.
А потом бы я истратил на неё все свои деньги до последней копейки и вернул бы её Лёне-банкиру. Доказал бы себе что-то очень важное и — вернул бы. Забирай свой товар обратно!..
Я усмехнулся. Вот оно: эта женщина проникла в меня, и я стал мыслить её категориями. И это уже не барахтанье в паутине, это что-то вроде инфекции!.. Она в меня проникла и хозяйничает внутри меня — так, что ли? Ну уж нет, дорогая моя Зинаида!..
Вскоре мои размышления о смысле жизни были прерваны: это пришла дочь генерала Ингочка, сопровождаемая двумя телохранителями; один остался у меня в комнате и сидел на диване, а другой, осмотревшись по сторонам, вернулся к машине и ждал там. А я стал долбить с Ингочкой ненавистный мне английский язык.
А потом пришла Люся — это которая в очках, курносенькая, рыженькая и очень умная.
— Quis est dignus nomine chominis? — прочла она.
От этого явственно произнесённого «хоминис» у меня просто потемнело в глазах.
— Сколько раз тебе повторять, что латинская буква «h» читается, как украинское «г», а не как «х»! Только советская деревенщина, выбившаяся в люди, считает для себя постыдным произносить украинское «г»! Когда я слышу, как говорят «хомо сапиэнс» — убил бы на месте!
— Я всё помню, я больше не буду, — смиренно оправдывалась Люся.
Но я почему-то не унимался. Меня понесло.
— А когда один знаменитый московский литературовед, комментируя пушкинский эпиграф в «Евгении Онегине», произносил имя Горация «Хораций» и объяснял, что это «хор» по замыслу Пушкина должно вызывать у читателя ассоциацию с русским словом «хорошо», то я бы… я бы просто стрелял в таких мерзавцев из пулемёта! Крупнокалиберными! Разрывными! Трассирующими пулями!
— Я всё понимаю, я больше не буду, — всегда такая воспитанная и сдержанная, Люся была готова провалиться сквозь землю от стыда. — Но мои родители и правда родом из деревни, и они мне с детства вбили в голову, что украинское «г» — это неприличный звук и его никогда в жизни нельзя произносить.
Я с трудом переводил дух. Всё-таки я тяжёлый человек.
— Ладно. Не будем касаться твоих родителей. Продолжим.
— Quis est dignus nomine HOMINIS? — во второй раз прочла Люся.
— Вот теперь — правильно. Это произносится как украинское «г»! Переводи!
И умная и рыженькая Люся переводила:
— «Кто достоин имени человека?»
А потом Люся ушла, и я снял с себя галстук, пиджак и туфли и устало опустился на диван. Как всё надоело!.. Но тут пришла из своего общежития моя домработница Валентина — она всегда отпирает двери своими ключами. И застала меня в таком виде.
— Кушать будете? — почтительно спросила она, едва только войдя ко мне в комнату. Она называла меня на вы всегда. Даже и в постели.
— Не буду, — ответил я.
По своему обыкновению, Валентина, не говоря больше ни слова, принялась за уборку… Было уже поздно, и вскоре я проделал свой обычный ритуал: искупался под душем, почистил зубы, разделся и лёг в постель.
Валентина проделала всё то же самое. «Какая сильная, мощная баба, — подумал я, ощущая рядом с собою её крепкое тело. — Не зря же её имя по-латыни означает „сильная“!»
Глава 83. НОВОЕ УТРО
На следующее утро я проснулся от ощущения: Валентины рядом со мною нет. «Должно быть, уже ушла на работу… И как это она так вскочила, что я и не услышал ничего» — продолжал размышлять я. Вскоре по звукам, раздающимся где-то за дверью, я определил: Валентина ещё никуда не уходила; она разговаривала о чём-то с Зинаидой, и обе при этом весело смеялись. «О чём, интересно, могут говорить между собою две совершенно разные женщины? Уж не обо мне ли?» — я снова погружался в дремотное состояние — в этот день, в четверг 16-го апреля 1998-го года на работу мне, согласно расписанию, нужно было выходить намного позже обычного. Вскоре, однако, я опять проснулся — Зинаида что-то оживлённо обсуждала со своим сыном Олегом, а затем к ним опять присоединилась моя Валентина, и потом, судя по звукам, все они стали выходить, выходить, выходить куда-то…
