Тысяча слов (ЛП) - Браун Дженнифер (книги TXT) 📗
Больше? Разве было недостаточно того, что отстранили меня и трех других людей? Разве недостаточно, что меня вышвырнули из команды по бегу и лишили меня друзей и школы? Я никого не убивала. Я никому не навредила. Я сделала глупую ошибку, и она вышла из-под контроля, и я уже была настолько унижена. Как люди могли хотеть большего? И что еще они хотят?
– Я не знаю, – произнесла я. – Я не знаю, что ты имеешь в виду.
– Ну, во-первых, мы начнем с того, что заберем твой мобильный телефон, – добавила мама, и тени были настолько глубоки в этот момент, что я даже не могла увидеть ее лицо за компьютерным монитором. – Очевидно, что ты не можешь адекватно его использовать.
– Мы расстались, – утверждала я. – Вряд ли я собираюсь писать ему. Особенно, такие сообщения.
– Ты изначально не должна была отправлять подобные сообщения. Мы думали, что ты это уже знаешь, но, видимо, мы должны были следить за тобой, как за четырёхлеткой, – сказал папа, а потом, к счастью, покинул комнату. Я слышала, как шкафчики хлопают на кухне, а кубики льда опускаются в стакан.
Комната была пустой без него. Нет, больше, чем пустой. Он чувствовалась опустошенной. Без кислорода. Вместе с ним ушел и мой защитный механизм. Теперь я осталась только с мамой, смущением и печалью.
– Тебя выгнали из команды, – заметила она.
– Я знаю, – ответила я. – Я действительно не думаю, что это справедливо. Это не имело никакого отношения к бегу.
– Справедливость не для тебя сейчас, – сказала она. – Ты потеряла эту привилегию.
– Мама, я не виновата, что ее разослали. Это были вина Нейта, Силаса и Рейчел. И Калеба. Он никому не должен был посылать этого.
– Но им нечего было бы отправлять, если бы ты изначально не сделала фотографию, – сказала она, но это звучало скорее испуганно, а не аргументированно. Это меня испугало.
– Что будет? – спросила я.
– Не знаю, – ответила она. – Начнем с твоего телефона.
Что-то мелькнуло в тени, я едва могла разглядеть ее руку, которая протянулась через стол ко мне, выглядя такой бледной и хрупкой в вечернем свете. Я вытащила свой телефон из кармана и выключила его, а затем отдала маме.
– И я бы сказала, что ты на домашнем аресте. На долгое время, – добавила она. – Мы тоже, на неопределенный срок.
Я так и подумала.
Телевизор ожил в гостиной, и я услышала, как скрипят подлокотники кресла. Мама больше ничего не говорила, и папа явно покончил со мной. Мне хотелось только пойти в мою комнату.
Я встала, чтобы уйти, но вернулась. – Мама, пожалуйста, не расстраивайтесь из-за меня.
– Как я могу не быть расстроенной? – Спросила она тем же усталым, заплаканным голосом.
Полагаю, что не могу винить ее в этом. Как она не может быть?
– Что еще, по-твоему, папа имеет в виду? – спросила я.
– Я не знаю, – ответила она, и это меня больше всего обеспокоило.
Я поднялась по лестнице в свою комнату, где всю ночь не включала свет. Просто осталась в темноте, укутавшись, ожидая, что еще что-то случится.
Каким бы ужасным это «еще что-то» не было.
СЕНТЯБРЬ
Ящик входящих сообщений переполнен…
На следующий день я спала. С одной стороны, это было хорошо, потому что это означало, что мне не нужно было видеть маму или папу, прежде чем они ушли на работу. С другой стороны, это означало, что я проснулась в тихом доме.
У меня не было телефона, поэтому я не могла написать Вонни и разузнать, что происходит в школе. Хотя был ноутбук, но все остальные были на занятиях, поэтому мне не с кем было поговорить.
В моем распоряжении был телевизор по которому показывали одну фигню и кроссовки.
Несмотря на то, что я была наказана, пробежка ведь не считается «выходом», не так ли? Особенно не для моей мамы, которая так расстроилась, когда меня выгнали из команды. Может быть, увидев, что я усердно продолжаю тренироваться, она станет меньше сердиться на меня.
Я съела обед, а потом надела свою спортивную одежду. Я вложила несколько долларов в ботинок и побежала.
Но как только я вышла на улицу, я почувствовала, будто все смотрят на меня. Таращатся на обнаженную девушку, чья фотография оказалась в мобильных телефонах их детей.
Я знала, что это неправда – скорее всего, никто не смотрел на меня. Но одна только мысль все еще заставляла меня нервничать.
Я вышла на тропу и помчалась по лесу быстрее обычного, пытаясь с каждым шагом выбить все эмоции, которые я испытывала.
Наконец, я оказалась у комиссионного магазина, который был открыт, хотя на стоянке было пусто, за исключением одного автомобиля. Я вошла внутрь, футболка пропиталась потом, дыхание все еще было неровным.
– Привет, – отозвалась седая женщина в пушистом свитере, когда я вошла внутрь. Кто носит свитер по такой жаре? Я стояла перед вентилятором, она подошла к стойке.
– Привет.
– Фиолетовые этикетки сегодня со скидкой на 20%, – сказала она. – Вы ищете что-то конкретно?
Анонимность. Свободу. Мир. Вы продаете что-нибудь из этого? Это товары с фиолетовыми бирками? Потому что я думаю, они бы стоили полную цену, если бы были здесь. Продукция повышенного спроса.
Я покачала головой.
– Просто смотрю.
Она вернулась к прикреплению ценников к вещам, а я склонилась над стойками с одеждой и обувью, бездумно копаясь в куче старых юбок и блейзеров 90-х годов, и кроссовок с загнутыми носами.