Все, о чем мечтала (ЛП) - Дюрано Лиз (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Но теперь я понимаю, что я и не должна чувствовать себя везде как в своей тарелке. Я еду домой, хотя точно не знаю, где именно теперь мой дом, не после того, как нашла его здесь, в «Жемчужине»... и в объятиях Дэкса.
Но это говорит мое глупое сердце, а не разум, который точно знает, что мне нужно заняться разводом, побороться за свою карьеру и сдержать обещание, данное маленькой девочке, которая хочет увидеть меня на своем десятом дне рождения, которое будет меньше, чем через две недели.
К пяти часам утра моя машина загружена, и я готова выезжать. Последний час я провожу, убирая дом и выгружая из холодильника продукты, которые купила, пока жила здесь. Я решила оставить «Жемчужину» в том виде, в котором она была, когда я въезжала, ради Аниты. Эта уборка дает мне больше времени для раздумий.
Теперь я понимаю, что Дэкс был в «Жемчужине» в ту ночь, когда я едва не убила себя, и это меня злит. Он видел меня в самый уязвимый момент, и ничего об этом не сказал. Дэкс все знал. Все это время он знал об этом. Когда я достаю свой спрятанный в вещах пистолет, я понимаю, что он не заряжен. Даже патронник пуст. Должно быть, я была слишком отвлечена, чтобы заметить, насколько он стал легче, когда прятала его.
Это означает только одно. Дэкс видел пистолет и забрал пули, просто чтобы убедиться, что я не причиню себе вреда. Теперь становиться понятным, почему он тогда пришел с, так называемым, измененным соглашением об аренде, рассказывая что-то о непредвиденных обстоятельствах. Это все было связано. Дэкс пришел только потому, что хотел удостовериться, что я не наврежу себе в его доме. Хуже того, это означает, что он прочитал мою записку. «Мою чертову предсмертную записку».
Дэкс знал обо всем.
Поразившая меня правда стирает все теплые воспоминания о нем. Он был со мной из жалости? Все эти поездки, парк Бандельера, горячие источники, и даже общение со мной — все это просто жалость с его стороны? Конечно, я дала ему множество причин, чтобы сочувствовать мне: мои суицидальные наклонности, мой развод, моя неспособность иметь детей, но разве ему стоило заходить в наших отношениях так далеко, заставляя меня поверить, что я ему не безразлична? Знает ли его семья обо всем этом?
«Разве это важно, Харлоу. Ты уезжаешь».
Слава Богу, что есть разумная сторона Харлоу, или же я никогда не перестала бы задаваться вопросами. Когда я кладу на столик ключи от «Жемчужины», то слышу, как где-то в сумочке звонит мой телефон. Я не отвечаю на звонок, я не могу сейчас разговаривать с кем-либо, только не с таким чувством уязвимости, которое ощущаю. Но я все равно достаю телефон, интересуясь, может, это звонит Дэкс, чтобы попросить прощения, потому что если это так, я точно не отвечу. Но это не он.
«Черт, нет».
Я выключаю телефон и возвращаю его в свою сумочку, надевая ее на плечо, когда в последний раз окидываю взглядом свой дом вдали от дома. Я буду скучать по этому месту, независимо от того, насколько оно причудливое с этими солнечными батареями, теплицами и красочной стеной из бутылок, которые рассеивают свет. И как бы я не сердилась сейчас на Дэкса, я не смогу забыть то время, которое мы провели вместе, занимаясь любовью на кровати королевских размеров и пробуя те позы, которые мне даже в голову не приходили. Да, я буду скучать по этому месту, и как бы мне не была невыносима эта мысль, я буду скучать даже по Дэксу Дрекселу.
Я приближаюсь к входной двери, ненавидя каждый шаг, который отдаляет меня от этого места, принесшего мне столько счастья, когда я в этом больше всего нуждалась. Может быть, призрак Пёрл Анайи Дрексел как-то присматривал за мной, удержав от нажатия на курок в ту ночь. Я не верю в призраков, но я верю в предназначение, может это оно и есть. Это место пронизано всем, что олицетворяет для Дэкса его мать: покоем, любовью и исцелением, даже если оно находится в такой глуши, как эта.
Словно маяк в темноте.
— Спасибо тебе, — шепчу я, перед тем как открыть замок и выйти наружу.
Затем я закрываю за собой дверь и направляюсь к машине, сажусь за руль и завожу двигатель. Когда запотевшее за ночь стекло становится чистым, я смотрю на открывшийся передо мной Таос, не обращая внимания на бегущие по моему лицу слезы до тех пор, пока это не становится невыносимым. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, переключаю передачу и отправляюсь в долгий путь обратно домой.
Глава 22
Дэкс
Когда я подъезжаю к «Жемчужине», после посещения с Наной, Сарой и Диами церкви, я не вижу машину Харлоу на месте. Мне буквально пришлось умолять Нану отпустить меня с бранча (прим. в США и Европе прием пищи, объединяющий завтрак и ланч, подается между 11 часами утра и 16 часами дня), и поэтому я знаю, что она уже поняла, что что-то было не так. Наверное, в церкви я сводил всех с ума, постукивая ногой всю службу. Но так как служба была посвящена маме, я ни за что бы в жизни ее не пропустил, даже несмотря на то, что часть меня хотела поскорее вернуться к Харлоу, как только за окном снова взошло солнце.
Я не религиозный человек, но достаточно духовный. Я молюсь через свои руки, создавая красивые вещи из обычных и экзотических пород древесины, соединяя ее с кованой сталью, медью и бронзой. Я начинаю создавать, когда трехсотлетний могучий вяз нужно срубить из-за голландской болезни вяза (прим. грибковая болезнь), чтобы потом своими руками с помощью инструментов дать дереву новую жизнь. Процесс создания мебели может занять годы, часть из которых идет на сушку древесины, но мои клиенты ждут изделия так же, как они ждали, когда Такеши-сан делал для них обычную мебель.
Некоторые говорят, что я, как и мой наставник, с уважением отношусь к природе и к тому, что она мне дает, и это правда. Но в моем поведении и разговоре с Харлоу вчера вечером не было никакого уважения, и это то, что я собираюсь сейчас исправить, независимо от того, что мне придется для этого сделать. Поэтому я прощаюсь с Наной и остальными, извиняясь за то, что пропускаю бранч, и спешу к своему грузовику. Отвезти домой Нану сможет и Сара.
Сейчас мне нужно проверить, как там Харлоу. Мне нужно знать, что с ней все в порядке, после того как я по полной облажался, закатив сцену. Ведь я назвал ее стервой и сказал, что ей стоило свести счеты с жизнью в Хэмптонс, а не в «Жемчужине». Нана, наверное, влепила бы мне пощечину, если бы узнала об этом, хотя она совершенно не жестокий человек. Бабушка наверняка до жути рассердится, когда узнает о случившемся.
Нана не для того растила меня, чтобы я однажды назвал женщину стервой, и не важно, что та сделала. Конечно, женщины могут называть меня как угодно — закоренелым придурком, швалью, бездушным ублюдком — но в таком случае, я этого заслуживаю. Закоренелым придурком называют, когда я полностью погружаюсь в работу, и тогда ничего не может оторвать меня от того, что мне нужно сделать, ведь клиенты платят мне тысячи долларов за простой обеденный стол, под заказ изготовленную дверь, ванну или, черт возьми, замысловатую лестницу, которая требует таких идеальных измерений, чтобы полностью соответствовать месту, где она будет установлена с первого раза. Швалью называют тогда, когда я веду себя как мужчина-шлюха, бабник, когда все, чего я хочу, — это перепих на одну ночь, а не какие-нибудь долбанные обязательства. Бездушным ублюдком я был, когда Мэдисон чуть не истекла кровью после аборта, о котором она не удосужилась мне рассказать. В тот момент я оставался с ней все время, пока она находилась в больнице и шла на поправку, а неделей позже я вернулся на работу, словно ничего такого не произошло, словно это был не мой ребенок, от которого избавились. Вот тогда я и бросил ее, а она назвала меня бездушным ублюдком, помимо прочих оскорблений, наподобие «тупоголовый» и «дебил». В конце концов, я все-таки дислексик (прим. избирательное нарушение способностей к чтению и письму), и это не перерастают.
