Лезвие (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
- Приехали уже… - Настя повернула направо, и я узнала этот двор. Это же ее дом. Она что, привезла меня к себе? Я не знала, мне радоваться или уже начинать молиться. Что ждет меня там, за дверью ее квартиры? – Карина, сейчас без глупостей. Я развязываю руки, ты спокойно выходишь из машины. Пойдешь под руку с… - видимо, хотела назвать имя, но передумала… -С этим мужчиной. Начнешь дергаться или кричать - он тебя за две секунды утихомирит. Так же как возле школы. Поняла?
Я молча кивнула, пытаясь унять дрожь. Какая-то призрачная надежда появилась, что еще не все потеряно. Я так отчаянно цеплялась за нее. Потому что это единственное, что помогало сейчас держаться.
Мы вышли из машины, я сделала все, как они говорили, даже с бабушкой, выходящей из подъезда, поздоровалась. Каждая ступенька как шаг к краю пропасти. Дышу все глубже, глаза закрываю, потому что страшно. Господи, как же мне страшно сейчас. Тебя могут вот так вот выкрасть посреди белого дня, на глазах у сотен людей, которые будут проходить мимо и даже не догадываться, что тебя сейчас ждет. А ты… ты хочешь кричать, звать на помощь, смотришь на каждого встречного, пытаясь взглядом показать, что ты в смертельной опасности, только никто не видит. Каждый встречный взгляд, как новая надежда, которая рассыпается вдребезги…
Когда к двери Настиной квартиры подошли, я вдруг разрыдалась. Не выдержала. Это неправильно! Не должно быть вот так! За что? Почему они решили, что могут делать со мной, что им хочется! Кто им дал такое право?
- Отпусти меня! Отпусти! Отпусти!
Настя дернулась ко мне и влепила мне пощечину. Со всей силы. Даже эхо по коридору пошло.
- Заткнись, дура! Дрянь такая! - и потом за шею сжала, сквозь зубы процедив. – Еще раз пикнешь – в участок отвезу и в СИЗО к отморозкам брошу. На трое суток. Живого места на тебе не останется. Поняла?
Быстро ключи нашла и замок воткнула, провернула несколько раз, а когда дверь отворилась и мы вошли, на нас направили оружие. Шесть дул… Я не поняла, что происходит. Это что все? Вот это и есть конец? Я просто умру здесь непонятно за что, просто по чужой прихоти? Замерла, а потом металлический голос услышала, от которого поежилась и подскочила:
- Всем оставаться на своих местах!
Настю повалили на пол, замыкая наручники на запястьях, человека, который держал меня и пытался прикрываться мной, убили сразу же метким выстрелом в голову. Он не успел сориентироваться, упал мертвым грузом, еще и меня за собой потащил. И тут я глазам своим не поверила. Меня на руки Глеб подхватил… Боже… Что он здесь делает? Как оказался? Это он сейчас спас меня… Господи. Смотрю в эти голубые глаза и мужественное лицо, и обнимаю за шею со всей силы. Господи, спасибо тебе. Спасибо, что все обошлось. А потом опять в глаза, рассматривая голубую радужку и не веря, что все и правда позади.
- Это что ты… все ты? Но как ты догадался?
- Ты думаешь, я поверил в историю со стервой-одноклассницей?
- Не поверил? Почему?
- Доверяй, но проверяй…
- И как ты проверил?
- Настройки поменял, все уведомления получал, как и ты. Ну и…
- Что и? Ты что, следил за мной?
- Не следил, а присматривал.
- Спасибо тебе, Глеб…
- За то, что присматривал?
- Нет. За то, что не поверил…
ГЛАВА 19. Андрей
- Андрей Савельевич, здравствуйте. Прежде чем вы войдете в палату, мне нужно сказать вам несколько слов…
Доктор говорил настолько тихо, что иногда мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать какие-то слова. Уравновешенный и настолько спокойный, что казалось, он лечит душевнобольных одним своим присутствием. От него веяло какой-то умиротворенностью. Есть такие люди, которые даже самые плохие новости произносят так, что кажется, у них все под контролем.
- Да, конечно…
- Дело в том, что она начала вспоминать кое-какие эпизоды из своего прошлого. Есть определенный прогресс. Если раньше это были внезапные припадки, непонятные фразы и отсутствие связи между предложениями, то сейчас ее ум намного яснее. Только в определенный момент ее мысли опять начинают путаться. Я хочу предупредить вас, что даже несмотря на улучшение ее состояния, разобрать, что из тех картинок, которые она описывает – правда, а что вымысел, практически невозможно.
- А что конкретно она вспомнила?
- Она постоянно говорит о ребенке. О Саше… Мы были уверены, что это мальчик, но оказалось…
- Это я знаю… Вернее, были такие предположения.
- Вот как?
- Да, именно. А больше она ни о ком не рассказывала?
- По моим наблюдениям, она помнит не только ребенка. Есть какие-то мужчины…
- Мужчины? Вы уверены, что говорите не об одном?
- Нет… это разные люди. Только эти воспоминания причиняют ей настолько сильную боль, что она сразу же замыкается и блокирует их.
- Каковы ваши прогнозы, доктор?
- В таких случаях не может быть никаких прогнозов, понимаете? Я не могу вам вообще ничего обещать. Она может в один момент все вспомнить, такое тоже бывает. Но сказать, что это случится завтра, через месяц и случится ли вообще, я не возьмусь.
- Я понимаю, я все понимаю. Так я могу сейчас пройти к ней?
- Да, конечно. Только прошу вас – очень осторожно. Обдумывайте каждое свое слово. Во-первых, она вас не знает, во-вторых, любая фраза может спровоцировать очередной приступ…
Пока шел по длинному коридору, вдоль которого размещались палаты, думал об Александре… Да и не только сейчас. Выбросить все вот так, по одному щелчку пальцев, не удавалось. Хотя я и так знал, что это невозможно. Где бы она ни была, я ее присутствие всегда чувствовал. Потому что въелась под кожу и держала сердце цепким маленьким кулачком. Все эти месяцы я каждую неделю с доктором созванивался, спрашивал, есть ли какие-то улучшения, нужны ли какие-то дополнительные лекарства, что угодно достал бы, только чтобы Ирина поправилась. Я так хотел вернуть своей девочке радость. Ту самую, неподдельную и незапятнанную - чистую в своей искренности. Нет ничего более святого, чем любовь матери и ребенка. Свою я помнил очень смутно, и всю жизнь чувствовал, что эта рваная рана в душе никогда не затянется. Помнил только, как валялась у ногах в отца, пока он забирал меня от нее, но сразу же заставлял себя останавливаться. Потому что чувствовал, как опять ненавидеть его начинаю. Лютой ненавистью, черной и липкой, когда в один миг стирается все хорошее и боль становится пульсирующим сгустком, который разрастается по всему телу и оголяет затаенные упреки и обиды. Сдирает с них засохшую корку одним движением, и ты понимаешь, что рана все так же кровоточит… И моя Александра…. Черт, я ведь все равно говорю «моя». Не привык, наверное, что все иначе уже, что выдрать надо ее с мясом, не смирился… Потому что все о ней напоминает. За такое короткое время заполнила собой все, что меня окружает. И я хотел, чтобы она опять улыбалась. Чтобы в этой улыбке не было и тени грусти, хотя и понимал в то же время, что это утопия. Но я верил, что мама сможет залечить все ее раны, тем, что жива осталась, перечеркнуть все те ужасы, которые Александре пришлось пережить. Как символ новой жизни… возрождения… живого подтверждения, что все и правда можно начать сначала. Что ублюдкам из их семьи не удалось воплотить свой черный план, что, казалось бы, такие беззащитные и бесправные женщины оказались сильнее. Потому что это правильно…
Подошли к двери и я на несколько секунд задержался. Глядя на невозмутимого как всегда доктора, его на удивление добрые глаза и мягкий кивок головы, решительно протянул руку к дверной ручке.
- Здравствуйте, Ирина. Позволите?
Подняла на меня взгляд, и в нем на миг блеснуло любопытство, которое сразу же и потухло. Она смотрела в окно, и мне не оставалось ничего, как принять ее молчание за бессловесное согласие.
- Доктор рассказывал, что вы хотите найти свою дочь. Я хочу помочь вам в этом.
