Основы женского шарма - Веденская Татьяна (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Ой, что-то сегодня у меня давление скачет.
– А у меня что-то нервишки пошаливают.
– И суставы крутит.
– Говорят, завезли новое лекарство от печени. Поедем, купим? Можем устроить маленький праздник: бульон, ферменты для пищеварения, в качестве аперитива бальзам из алтайского гербария на спирту, на закуску гепатопротекторы. И коктейль от давления, от бляшек, для повышения иммунитета.
– Прекрати издеваться, – кричала мать, когда слышала от меня подобное.
Каюсь, на фоне личной драмы я становилась все более зловредной и ехидной. Меня вполне устраивало, что даже после самого насыщенного рабочего дня, лишенная еды, испытывающая постоянный стресс, я засыпала через пять минут после того, как снимала сапоги, ела за двоих и не толстела сверх положенных мне природой восьмидесяти кило. А еще я вообще не понимала значение слов – «магнитные бури», «боли на погоду», «женские недомогания». До климакса было далеко, настроение было боевое.
Все это деморализовывало мою маму. Она любила болеть и жаловаться, но еще больше она любила жалеть и лечить.
И вот после многомесячного ожидания: ну когда же я, наконец, нажрусь таблеток из-за неразделенной любви и она примется меня героически откачивать, она поняла – не дождется. Работа – лучшее лекарство, когда хочется выть. Руслан не звонит? Пойди и составь из пяти чужих договоров на услуги один свой и, считай, минус пять-шесть часов есть. Вспомнила, с каким лицом он вез тебя домой? Пойди и дай рекламу в шесть-семь печатных изданий, расположенных в разных концах города. Вдруг подумалось: не иначе как из-за твоих постаревших жировых складок случился эротический облом Руслана? Хочется покопаться в себе? Пойди и покопайся в бухгалтерской документации. Вот поистине сфера, исцеляющая все. Как можно страдать, если после проведения одной простой операции типа оплаты рекламного места я должна была изготовить незнакомые мне накладные, фактуры, отчеты… Или получить, а не изготовить? А если получить, то что в них проверить? А еще мне в аудиторской консультации сказали завести книгу покупок и продаж непонятно чего. И еще вести непонятный баланс. Да, я не спорю, все это – работа бухгалтера, но у меня не было ЕГО. Я искала ЕГО, а пока использовала бумажную тмутаракань для релаксации. И маме это совсем не нравилось. Тогда она решила «наехать» на мою работу.
– Сколько можно работать, если мы все равно живем в помойке?
– Почему? – не поняла я.
– Я хочу вернуться на Покровку. Ты столько работаешь, что должна зарабатывать достаточно.
– Достаточно для чего?
– Для выплаты кредита.
– О чем ты? Пока фирма не выйдет на нормальные обороты, я не желаю слышать о Покровке.
– А я ничего не желаю слышать о твоей дурацкой работе.
– Ах так? Но деньги мои ты берешь с удовольствием.
– А я сижу с твоими детьми. Я их кормлю.
– А я отвожу Аньку в школу и таскаю сумки с продуктами.
– На машине.
– Которая ломается через раз!
– Ты не участвуешь в домашних делах.
– Я?
– Да! Вспомни, когда ты последний раз убиралась? Оглянись вокруг – мы живем в пещере циклопа!
Я оглянулась. Квартира, и без того не представлявшая из себя чудесного пристанища усталого путника, действительно как-то сильно заросла.
– А почему вам не приходит в голову разобраться немного? – Я заинтересовалась происходящим. – А почему в детской все валяется на полу? Одежда? Она больше Шурке не нужна? – Я поддела ногой ее лучшую блузку.
– Нужна. Но у них упала стенка в шкафу. И полка упала.
– Это что же они такое делали, если у них развалился шкаф?
– Почему сразу они? – занервничала мама. – Может, он сам развалился, от старости.
– Ага. И проломился посередине двери он сам. – Я пошла дальше: – А почему у нас вообще весь дом в руинах?
– А потому что ты ничего не видишь, кроме своей работы.
Она была права. Я, честно говоря, не люблю, когда маман права. Как-то это неправильно.
– А вы не могли хоть немного держать себя в руках? Кто теперь шкаф чинить будет? – спросила я, но понимала, что некому. Некому, кроме меня. И я подумала, если мой дом, который не совсем, правда, мой, будет разрушаться на глазах, то к концу аренды я останусь должна не только за свои проблемы с любителем пиццы Серым, но и за эту ущербную хатку. Подобное развитие событий меня не устраивало совершенно. – Знаешь, маман, я готова исполнить одну твою мечту и лично привести в порядок этот сарай, в котором вы барахтаетесь. Но прошу помнить следующее – я не несу ответственности за то, что могу там повыбрасывать или покалечить.
– Да выкидывай хоть все, – одобрила «покладистая» мать мой порыв.
– И лекарства, имей в виду.
– Лекарства выкидывать нельзя!
– Я не гарантирую. Я не говорю, что обязательно выкину, но могу. Это понятно? Так что спрячь особо любимые таблетки.
– Я больной человек, как ты так можешь? – оскорбилась она.
– Вот я и говорю, прячь дозняк. А то может и не достаться. И, между прочим, наркоманы тоже больные люди. И тоже сидят на колесах.
– Прекрати! – заорала мама.
Я, довольная эффектом, продолжила:
– Требование второе. Я не желаю таскать пылесос под твои вопли о том, что я тебе мешаю… И музыку тише делать не буду. Так что, если ты желаешь уборку а-ля Оля Петрова, завтра прямо с утра эвакуируешься и возвращаешься только после обеда, чтобы забрать с продленки Шурку и пойти за Анькой.
– А я и так к Марине Степановне собиралась, – заверила меня довольная мать.
– И детей предупреди, чтоб раньше времени не сунулись.
– Хорошо-хорошо, – защебетала мама.
Уж она-то знает, что такое эти мои стихийные уборки. Стихийные не потому, что случаются в непредсказуемый момент, а потому что похожи на цунами. Тайфун «Ольга Петрова» начался двенадцатого марта, во вторник, в девять часов утра. Я хотела бы запечатлеть это число в своей памяти навсегда. Но в то утро я, ни о чем не подозревая, сплавила мамашу с детьми в места лишения свободы (школа, сад, Марина Степановна, с которой мамочка на брудершафт будет набираться здоровья и сил, попивая спиртовые эликсиры радости). Обычно я убираюсь медленно и неторопливо, раскладывая вещи на места, разбираясь и никуда не торопясь. А куда торопиться, если можно потом закончить, перенести часть дел на завтра? Но не теперь. На завтра у меня была запланирована куча дел. И собеседование с секретарем, он нам нужен был давно, но надежда на то, что мы потянем его зарплату, появилась только теперь. И переговоры о расселении, и составить проект одного договора купли-продажи для сделки. А еще мне заплатили за юридическую проверку квартиры, как настоящему юристу, так что упасть в грязь лицом было никак нельзя. И, если честно, я и сегодня не больно-то была свободна. Но решила – уж если я не могу навести порядок в собственном доме, то о каком порядке в делах можно вести речь. Так что, на все про все у меня было буквально несколько часов. Я собралась, вдохнула поглубже и приступила.
Щеткой на длинной ручке принялась выметать изо всех углов и из-под кроватей все, что там было. В квартире гремело «Love-радио», слезные баллады сменялись ритмичными опусами о том, как именно, в какой позе, с кем или с чем… А диджеи призывали любить всех без разбора, любить просто во имя любви, чтобы настал мир во всем мире.
«Господи, неужели же это все – никому не нужно?» – поразилась я. Куча выметенного заняла весь коридор. «Нет, неправильно, – задумалась я. – Надо все-таки отделить вещи от грязи. – А можно свалить все тряпки, имеющие право называться чистыми (ну хоть условно, у нас же есть преступники, осужденные условно), на кровать. Грязное – в ванну, замочить все вместе, заодно от порошка и ванна подчистится. Можно ливануть хлорки, все побелеет». – «Ага, – ответила я сама себе. – Все побелеет, включая все Шуркины блузки и… ой, откуда тут мои трусы? А лифчик? Нет, хлорку не надо».
Я заскакала по квартире. Уборка, как приступ эпилептического припадка, начинала управлять мной, вместо того чтобы я управляла ею. Почему-то я решила не ограничиваться подметанием и протиранием пыли.
