Когда забудешь, позвони - Лунина Татьяна (мир книг .txt) 📗
И без собачьего упрека ясно, что ведет он себя недостойно, цепляется к мелочам и балансирует на грани хамского срыва. Но язык явно находился в разладе с разумом и тянул в паскудство. Мерзостно, противно, позорно! И неизбежно.
Вернувшись, увидел на столе тарелку, полную аппетитного борща, пару больших котлет с горкой пюре, присыпанного зеленью, рюмку водки и аккуратно нарезанный «Бородинский» в плетеной корзинке. Борис внезапно разозлился: черт, своей безупречностью она только все портит, ставит палки в колеса и выставляет его самодуром! Дескать, я — хорошая, он — сволочь, я — жертва, а он — изверг. Глебов понимал, что его «понесло» и мысли эти — бредовые, но остановиться уже не мог.
— Спасибо! А водку убери. Я — водила, но не алкаш.
Ольга молча взяла рюмку и вышла. Вернулась минут через двадцать, собрала грязную посуду, вытерла со стола крошки — ни звука, ни упрека, ни косого взгляда. И это молчание грохнуло по голове. «Я оскотиниваюсь, — отчетливо понял Борис. — Становлюсь тем, кого всегда презирал: безнаказанным, распущенным хамом. Обижаю беззащитного и воспринимаю доброту за слабость. А эта девочка — сильная. И с ней надо быть честным. К тому же нельзя собаке обрубать хвост по частям — от этого больше боли. Боль Ольга не заслужила. Да и никто не заслужил».
— Оля, — он взял ее за руку и усадил рядом, — ты прости меня. Я устал, вымотался. Сегодня был трудный день. Прости! — Проклятый слабак, когда же ты найдешь в себе мужество сказать правду!
— Нет, Боря, — тихо возразила она, — наш финал на трудный день не спишешь. — Голос чуть дрогнул.
Борис покатал пальцем укрывшуюся от чистоплотной хозяйки крошку на столе, подтянул пепельницу, вытащил сигарету, пристально ее оглядел, закурил.
— Прости меня. — Фраза была та же, но смысл теперь он вкладывал другой. — Я не должен был поддаваться твоему обаянию — молодости, красоте, уму. — Помолчал, подыскивая слова. — Устоять оказалось трудно. И я не устоял. Тогда я был на коне! — Глубоко затянулся, выпустил дым в потолок, с кривой усмешкой наблюдая за сизым облачком, поплывшим вверх. — Вперед гнала уверенность: в себе, в бизнесе, в будущем. И я решил, что места в седле хватит для двоих. — Он невесело улыбнулся. — Не хватило! Меня вышибло, а ты одна до цели не доскачешь.
— Боря, если дело только в этом…
— Нет, — мягко оборвал Борис, — не только. Я много думал в последнее время, почему все так сложилось. И понял: нет у меня права тащить тебя за собой. Когда ведешь любимую женщину вперед — один ответ. Когда тащишь назад — другой. А я не отступаю — падаю. И увлекать тебя с собой на дно — преступно и позорно.
— Я буду счастлива с тобой везде, — упрямо не соглашалась она с невразумительными доводами, — и на дне, и в облаках.
— Оля, — Глебов взял ее руки в свои, — пожалуйста, позволь мне остаться мужиком. Я не могу паразитировать на надеждах молодой девушки.
— Это не надежды, а знание. Я уверена, ты добьешься успеха, твои трудности — временные. Просто надо не забывать, что самый темный час — предрассветный. После него обязательно наступит утро и засветит солнце. Неужели ты не хочешь увидеть со мной рассвет?
— Я хочу, чтобы ты жила, а не скакала за мной по кочкам: вверх-вниз. Чтобы твои глаза привыкали к солнечному свету, а не шарили во тьме. Ты молода, красива, умна, ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе дать.
— Я хочу заслужить только тебя, — тихо сказала она.
Черт, придется рубить по живому! Борис посмотрел в упрямые зеленые глаза.
— Я не люблю тебя. Прости! — И услышал в ответ неожиданное:
— Лен две недели цветет, четыре спеет, и только на седьмую семя летит.
На следующий день, вернувшись домой, Глебов увидел пустую квартиру — без молодой хозяйки и ее вещей. У двери одиноким столбиком торчал Черныш.
Лето пролетело как один пестрый, вертлявый день. Он ездил по Москве заведенным механизмом: не зная усталости, не считая часы, не различая будней и выходных. Научился распознавать людей, угадывать в добродушии — хитрость, в вежливости — жадность, в откровенности — подлость. Кто только не перебывал в салоне его «девятки»! Молодые и старики, веселые и унылые, говоруны и молчальники — люди, все разные и каждый похожий на других. Борис понял, что кабинетное знание людского материала отличается от нынешнего, как левая рука от правой. Обе приложены к делу, но одна лист придерживает, а другая формулы выводит. Знание «материала» не означало познание человека. «Материал» протискивался в кабинет бочком, заискивающе улыбался и рассыпался в похвалах, всегда готовый услужить. Человек мог обернуться другом и врагом, требовал открытого боя, однако не всегда играл по его правилам, звал вперед, не обещая поддержку. Но он был натурален и выставлял себе истинную цену. Просто приглядываться нужно внимательнее да ухо держать востро.
А погода сегодня отменная! Сентябрь в Москве иногда делает своим очумелым подопечным подарки. Солнце не жарило — грело и не пряталось за темными тучами — светило открыто и добросовестно. Кое-где встречались бабки с астрами, подмосковных бедолаг вытеснили голландские конкуренты, наводнившие столицу напыщенными, бездушными цветами. Москвички игриво размахивали яркими подолами или предлагали восхититься аппетитными попками да стройными ножками, затянутыми в джинсы. Словом, жизнь весело бурлила, обещая приятные сюрпризы.
— Не тужись, Черныш, прорвемся! — Борис ласково потрепал пса за черный нос. — Будет и у тебя телятинка.
Метрах в десяти от перекрестка голосовал молодой парень, рядом стояли мужчина средних лет и невысокая девушка. Спокойные, уверенные в себе, хорошо одетые.
— Добрый день! — Заглянул в открытую дверцу голосующий. — В Солнечногорск не подвезете?
Борис прикинул: езды в одну сторону не меньше часа, столько же — в другую. Гарантий подхватить на обратном пути клиента — никаких. Значит, по двойному тарифу.
— Оплачиваете оба конца.
— Хорошо! — с готовностью согласился парень и подозвал спутников. — Михал Саныч, Лена, прошу!
— Придется вам устроиться на заднем сиденье, — предупредил Борис. — Переднее занято.
Смуглое лицо вытянулось.
— Путь не близкий, стоит дорого, за ценой мы не стоим — по-моему, это не очень справедливо.
— Условия поездки не обсуждаются, — равнодушно пожал плечами водитель.
Чем-то этот вежливый ему не показался, да и загар какой-то вызывающий. «Уймись! — одернул себя Глебов. — Народ отдыхает по-разному: удачливый — на Канарах, неудачник — на своем диване. Не хватало еще вирус зависти прихватить. Тогда уж точно со счетов надо списывать!»
— Минутку, — попросил загорелый и, повернувшись к паре, что-то тихо стал объяснять.
Подслушивать чужие разговоры Борис был не мастак, а потому принялся лениво наблюдать за уличной жизнью, размышляя попутно, как проведет сегодняшний вечер. Скорее всего, как и другие: купит пару бутылок пива и развалится в кресле перед телевизором. В лености ума и тела есть своя прелесть.
— Хорошо, мы согласны! — Парень открыл дверцу, и вся троица пристроилась сзади.
— Какая хорошая собачка! — восхитилась девушка. Голос ласковый, мелодичный, с тягучими южными интонациями. — Любит в машине кататься?
— Да. — Борис вырулил с Барышихи на Пятницкое шоссе.
Сейчас — прямиком в Солнечногорск, а потом — домой. Текущий день они и так словили. Всех денег не заработать, всех баб не поиметь, как убеждал когда-то бывший друг, но сам стремился к этой цели рьяно. «Черт, не к добру что-то Сашка вспомнился!» Давно вычеркнул его Борис из памяти, забыл и о существовании такого — не то чтоб идиотские прибаутки цитировал. Зла на прежнего партнера не держал, анафеме не предавал. Не человечье это дело — ближнего судить. Каждый живет по своим законам и платит за них свою цену. «Каждый дрочит, как он хочет!» — любил говаривать все тот же Сашка. «Тьфу ты, — разозлился вдруг не на шутку Глебов, — дался же этот хмырь! — И приказал себе: — Подумай лучше, что академику подарить. Завтра на день рождения зван». Переключка оказалась удачной и вытеснила никчемные мысли полностью. Дружба с Сергеем дорогого стоила: за ней — не только тридцать лет знакомства, но и железная уверенность друг в друге. Здесь присутствовали все три «не»: не предаст, не бросит в беде, не позавидует. С Серегой можно было просто молчать, но в этом молчании один легко прочитывал проблему другого, понимая ее и принимая как свою.
