Раскадровка (СИ) - "Ulla Lovisa" (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
— Индийские женщины становятся очень упрямыми, когда заходит речь о том, чтобы позволить постороннему мужчине к ним прикоснуться, — объяснил Том, скашивая глаза в сторону, провожая взглядом воображаемых пациенток, которых завтра на площадке заменят нанятые местной студией статистки.
— Не бывает людей без недостатков, как сказал бы Дидье, — протянула Норин с едва коснувшейся губ усмешкой. — Он скучает по тебе, кстати, и просил передать привет. По правде говоря, все наши в «Леопольде» скучают по тебе. Тебя теперь практически не видно. Я была тут неподалеку, так что решила зайти, вытянуть тебя из трущоб — пригласить на ланч.
Том въедливо прищурился и наклонился вперед, вглядываясь в неё и пытаясь сдержать улыбку.
— Ты случайно решила пригласить меня на ланч, чтобы передать привет от Дидье и привести в «Леопольд»? А не может быть так, что тебе самой захотелось навестить меня, м?
В глазах, посветлевших до золотого блеска на фоне иссиня-черных волос, мелькнуло что-то, и Норин попыталась ответить:
— Эй, мистер, не исклушайте су… А, Боже! Исклушайте! — она тряхнула головой и, резко крутнувшись на пятках, отвернулась. — Я не умею говорить, вот такая ерунда. Давайте заново!
Терренс Ховард, он же Дидье, развалившийся на диване в обнимку со сценарием, гоготнул и подсказал:
— Не бывает людей без недостатков.
Они отыграли сцену с самого начала, и когда вернулись к реплике, произнести которую с первого раза Норин не удалось, Том различил в её лице ту же перемену: словно волнение пробилось из-под каменной маски. Он не мог разобрать, было ли это игрой, изображением того, что кажущейся отстраненной шведке не было чуждо банальное смущение, или это была неподдельная эмоция самой Джойс.
— Эй, мистер, не искушайте судьбу! — шутливо произнесла она. — Умывайся, переодевайся, и пойдем.
Она повернулась, чтобы выйти из хижины, но затем резко шагнула обратно — прямо к Тому, вскинула голову и быстро поцеловала. Просто прижалась к его губам, как и было написано в сценарии: «по-дружески, коротко». Хиддлстон подхватил её затылок под водопадом шелковистых волос — этого не было в сценарии, но так должно было быть удобнее им обоим, и, когда Норин попыталась отстраниться, придержал её и накрыл её губы своими, проявляя давно сдерживаемую в Линдсее — в нём самом — страсть. Он ощутил вязкую смесь ментоловой сладости и сигаретной горечи её рта, мягкость её губ, а когда кончик его языка столкнулся с её — влажным и пугливым, его вдруг прошибло насквозь. Том уже целовал не Карлу, а Норин Джойс, потому что слишком давно хотел это сделать, чтобы не воспользоваться моментом, потому что он не привык себе отказывать в интересующих его женщинах, а с Джойс держался годами — слишком долго, чтобы ему хватило выдержки. Потому что Норин, понимая происходящее или нет, отвечала ему.
В голове Тома всё перемешалось и помутнело, единственной точкой соприкосновения с реальностью были губы, всё остальное медленно переставало существовать. Как-то отвлеченно, издалека ощущая болезненную напряженность мышц в плече, он понял, что притягивал Норин всё ближе к себе, почти вдавливая её в грудь.
— Уф! — выдохнул издалека Терренс, и это внесло каплю трезвости в расплавившееся сознание Тома. Он прервал поцелуй и отстранился, не отпуская затылка Норин, но позволяя ей отступить назад. С мгновенье он стоял с закрытыми глазами, скованный страхом того, какие перемены произошли между ним и Джойс, как они отразились на её лице. Но когда он заставил себя поднять веки, она звонко рассмеялась и беззаботно отметила:
— Боже, ну и колючая же у тебя борода, Хиддлстон!
Он с облегчением улыбнулся ей в ответ. Он испытывал судьбу, безответственно и нагло позволяя себе лишнее, но, похоже, вышел сухим из воды. А ещё взбудораженным до предела, неспособным сконцентрироваться ни на чём другом кроме того, как тесно ему стало в джинсах.
— Я… это замечательно, замечательно, правда… Но… — сбивчиво заговорил Пауль Боариу, подходя к ним. — Во-первых, давайте доиграем… до конца. Там ведь ещё реплика… Норин, да? Во-вторых, ну… поцелуй… Передержанный, слишком очевидный, слишком смелый… Понимаете, да?
***
Пятница, 6 мая 2016 года
Кихим, Индия
Во время отлива вода уходила так далеко, что пляж увеличивался втрое и вдоль него обнажались темные валуны погибших рифов. При лунном свете песок казался темно-синим, а океан — густыми чернилами. Норин стояла в вязкой жиже, медленно поглощающей её стопы, ветер трепал её волосы и полы длинной сорочки, звезды подмигивали ей с неба.
— Добрый вечер! — донеслось сзади приглушенное шумом волн. Норин обернулась. Вдоль берега с противоположной вилле стороны неспешной трусцой бежал Том Хиддлстон. Джойс не различала его лица, но даже в кромешной темноте узнала бы его силуэт в неизменных черных футболке «Леджендари» и широких шортах. Он выходил на пробежку почти каждый вечер, когда после шестнадцатичасового съемочного дня оставались силы, чтобы прочистить голову и обдумать роль. Норин часто с террасы своей спальни наблюдала, как он разминался у калитки их внутреннего дворика, как выбирал музыку в телефоне и вставлял наушники. Иногда она пристраивалась на балконе с книгой или сценарием и ждала, когда Том вернется. Он забегал и переходил на медленный шаг только у бассейна, часто подхватывал край футболки и, обнажая плоский бледный живот с обнаружившимися от напряжения линиями пресса, утирал раскрасневшееся лицо. Порой он заходил в дом, она слышала его шаги на лестнице, на втором этаже, сразу за своей дверью, различала шум воды в душе за стенкой, а затем щелкал выключатель света, и всё затихало. Порой, помывшись, Том спускался к бассейну и проплывал там несколько десятков кругов, и его длинная поджарая фигура в плавках подрагивала как мираж под неспокойной поверхностью голубой хлорированной воды.
— Привет, — отозвалась Норин, помахав рукой. Том замедлился и свернул с сухого песка на мокрое дно отошедшего океана.
— Что делаешь?
— То же, что и ты — медитирую.
Он остановился рядом с ней, тяжело дыша и причесывая ладонями взмокшие волосы. На высоком лбу блестел пот. Случалось, Норин разглядывала его — с террасы спальни, пока он плавал, или на съемочной площадке, пока он был в кадре, или на улице в Лондоне, где к нему подходили поговорить — и задумывалась над тем, реален ли он. Всё в Томе существовало в пропорциях так тонко выверенных, так мастерски соединенных, что он обезоруживал своей неотразимостью. Стиль, класс, образованность, ум, юмор, талант, манеры. Его привычки блуждать взглядом в поисках подходящего слова и смотреть прямо и внимательно, слушая; поправлять на переносице очки, коротко смеяться, показывая между стройными рядами зубов язык; повадка выдвигать ей стул в ресторанах и подниматься каждый раз, когда она вставала просто отойти в туалет или сфотографироваться с фанатами. Его безотчетное поглаживание своей груди или бедра, когда он смущался; его растекание в лирические отступления и цитирование классиков при выражении простейших мыслей; его любовь к одним и тем же — снова и снова заказываемым — ботинкам и к воскресным завтракам в кофейне в нескольких кварталах от его дома. Всё, что Норин знала о Томе, было идеальным, и в большинство дней она принимала это безропотно, не ставя под сомнения. В иные дни, когда времени на самокопание оказывалось в избытке, она задавалась вопросом: Хиддлстон и в самом деле такое совершенство, или притворяется тем, кем не является — играет повседневную роль, или она идеализирует, не в состоянии трезво его рассмотреть сквозь забрала своей эмоциональной привязанности к нему?
Какого характера была эта привязанность, Норин прежде не решалась судить. Она дорожила их крепкой дружбой, их пониманием и взаимным доверием, но ловила себя на размышлениях об интимной жизни Тома слишком часто. Это не было их обычной темой для обсуждений, Хиддлстон распространялся о своих женщинах крайне редко, обобщенно и исключительно уважительно. И Джойс было любопытно — какие они, пусть и кратковременные, но обладательницы такого его внимания. Но ещё больше — и чаще — её интересовало, какими были обладательницы сердца Хиддлстона. И порой это было лишь праздное любопытство, а порой — зависть и ревность.
