Never Let You Down (СИ) - Кошелева Кристина "V-Villy" (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Работа выматывает, — говорит Элис и ложится на спину, зарываясь руками в волосы Локи.
— На самом деле, легче понять, о чем люди говорят, нежели то, что и зачем они делают. Действительно выматывала бы работа про язык тела.
Девушка удивленно подняла брови и погладила Лафейсона по шее.
— И чем это он сложнее?
Он хитро улыбнулся, сдержал широкую улыбку, которую, в свою очередь, не смогла сдержать Роджерс, и поднялся с кровати, замечая, с какой легкостью Элис его отпускала. Хотя в любой иной раз — точно бы схватила и притянула к себе. Она и впрямь устала, и Локи действительно жалеет, что не отговорил её от этого и не затащил в Асгард силой.
Локи встал перед ней, оглянулся по сторонам, поправил рукава рубашки, и продолжил опасливо оглядываться по сторонам, сложив руки за спиной и не выдавая на лице ни единой эмоции. Девушка смотрела на него с непониманием и чесала голову. Она заметила, что фасон рубашки очень тонкий, и из-за этого можно было запросто разглядеть рельефы его тела, изучить его, каждую родинку, каждый капилляр.
— Вот скажи, что я сейчас чувствовал? О чем думал?
— Ждал кого-то? Нервничал? — спрашивает девушка.
— Нет, — ухмыляется принц и собирает свои волосы в хвост, — Я был уверен. Старался убить время. Чувствовал себя в безопасности. Был сосредоточен. Пытался это продемонстрировать, так или иначе…
Элис призадумалась на секунду — взгляд его и правда был уверенным, поза показывала, что бояться ему нечего, грудь колесом и чистое, размеренное дыхание, без напряжения, это подтверждало, на лице и морщинка не дрогнула, но при этом озирался по сторонам он, будто что-то разыскивая среди желтых стен, книжного шкафа и кровати, которые были прямо перед ним. Он не выдавал неуверенности, страха, нервов — он что-то искал, и знал, что ищет. Роджерс задумалась о том, как он поправлял рукава, и предположила, что он потерял либо часы, либо запонки. Нахмурившись и осознав глубину каждого жеста, каждого вздоха, Роджерс едва выдавила из себя:
— Д-да… Но… Это же гениально, — она резко взбодрилась и подняла голову, взглянула Локи в глаза, — Так просто, но так глубоко….
— Когда мне было скучно, ночами я отыгрывал сцены из некоторых пьес, что ставили в девяти мирах — так и научился. Почти все мидгардские произведения просты до боли, но в то же время так глубоки и… просто прекрасно открывают ваше нутро. И вообще, нутро каждого.
Девушка кивнула и улыбнулась.
— Меня пытались затащить в театральный кружок на третьем курсе, — она встала с кровати и подошла к Лафейсону, чтобы поправить его воротник, потому что как всегда — он за ним не следил. По нему было видно, что он не от мира сего, и рубашки с натирающими воротниками ему мало знакомы, — Я попыталась.
— И как?
Девушка бросила на возлюбленного взгляд, полный игривости и заинтересованности, она была готова, кажется, рассказать ему все реплики Офелии, что выучила тогда, а их было не много и произносила она их отвратительно, да и, стоит признать, играть и прикидываться никогда не любила, но то, что пришло ей сейчас в голову, она обязана была продемонстрировать Локи во всей красе, отдать последние силы этой реплике, чтобы порадовать его, убедить, что хоть что-то в её учебе принесло результаты, и, вдохнув в легкие побольше воздуха, Элис начала:
— Не верь дневному свету, не верь звезде ночей… — выдохнула она, не заметив, как Лафейсон подхватил:
— Не верь, что правда где-то, но верь любви моей, — одновременно прошептали они и улыбнулись друг другу.
— Второе явление второго акта, из письма Гамлета к Офелии, — протараторил Локи, н Элис кивнула ему, — Любимая мидгардска пьеса. Когда правил Асгардом ставил её раз двадцать, не меньше, — усмехнулся трикстер.
— Я знаю только пару реплик и… То, что почти во всех переводах это письмо становится однозначным — он признается ей в любви. А в оригинале…
— Двусмысленно.
— Да, двусмысленно, — кивнула Элис, до глубины души тронутая тем, что он заканчивает за неё предложения. Сейчас ей кажется, что существа лучше во всем мире не найти — а она и не хочет. Лишь бы он, лишь бы всегда, и лишь бы рядом. Большего для чувства спокойствия, защищенности, достижения того состояния, когда она может сложить руки за спиной, ей и не нужно. Только он.
— Знаешь, это… Даже хорошо, что ты так мало знаешь. Перед тобой весь мир — ты можешь в любой момент изучить что-то новое, а мы, асгардцы, к сожалению, к вашим земным двадцати годам уже всё знаем.
— Не всё, — она заботливо заправила вьющуюся прядь его волос за ухо и поцеловала в уголок губ, — Самого себя ты всё ещё не знаешь. Всех остальных до нитки, а себя… Вообще нет.
— Зато меня знаешь ты, — улыбнулся он и погладил мисс Роджерс по голове.
Работу Элис дописала довольно быстро — с консультантом по почти всем языкам девяти миров писать значительно легче. Локи рассказывал ей много историй, о своем прошлом, которые бы, скорее всего, он рассказал бы только пьяным в стельку: о том, как он переписывал черновики Конана Дойля, о том, как в веке восемнадцатом обманывал девушек, приманивая их на свою красоту, а потом оставляя ни с чем, о том, что видел драконов, и видел последнего из них, о том, что он видела убийство Кеннеди своими глазами… Девушке с трудом верилось в их достоверность, но и не верить тоже не было оснований. На самом деле, её не столько волновало, о чем он балаболит, пусть и очень убедительно балаболит — её было интересно слушать его голос, прислушиваться к каждому придыханию и сипу. Ей нравилось изучать то, как он звучит, как некоторые буквы перекатываются на его языке, как красиво и грамотно он говорит, как быстро подбирает слова. Он действительно был божеством — тем, кому должны поклоняться, недостижимым идеалом, сокрытым за пеленой, в коконе из лжи и обмана, сокрытия истины, которым он обвил себя, чтобы было не так больно жить. Элис понимала его, вспоминала, как сама не раз осуждала себя за свою ложь, большую или маленькую. Так действительно было легче.
Когда она впервые его встретила, то впервые открылась кому-то, словно нашла родственную душу. Если весь мир ополчится против неё, и Элис лишится тех людей, которым могла бы доверять, последним существом, что заслужило её правды, её сердца, останется Лафейсон. Именно с ним она пройдет до конца, именно он — её солнце, её небо, её воздух. Возможно, это глупо — всецело вверить себя самому известному лжецу Асгарда, но даже если Элис когда-нибудь пожалеет о своем выборе, она никогда не перестанет любить того, кто сегодня сказал ей: «Не верь дневному свету, не верь звезде ночей, не верь, что правда где-то, но верь любви моей.»
========== future ==========
Тяжело вздыхая, Ванда сгребает коллекцию чая в компактный пакет, и окинув полку, которая находится чуть выше уровня её глаз, грустным взглядом, сгребает заварной чай с апельсином в тот же пакет, а потом, спрыгивая со стула, приземляется почти что в объятия Элис.
— Спасибо, — отрезает она, когда девушка ловит её и ставит на пол, — Я скоро действительно упаду… — Ванда смотрит на часы и видит, что на них почти три часа ночи, а потом поправляет волосы, что давно уже выправились из хвоста на голове, и снова ищет что-то на, кажется, уже давно опустошенных полках.
— Ты так и не сказала, к чему такая срочность и почему вы улетаете в Лондон. Вроде бы, вас не преследуют…
— Преследуют. Деваться некуда. Только туда, — чеканит женщина, перепроверяя каждый ящик по три раза.
Элис садится на корточки рядом с ней, берет за руку, помогает встать. Ванда совсем не отдыхает. Ванда измотана, замучена, может быть, даже испугана. Когда блондинка берет её за руки, то замечает, что они трясутся. Вижн почти на сто процентов уверен, что их кто-то ищет, да и Тони ещё давно предположил, что рано или поздно таких, как Ванда, Томас и Уильям начнут искать. Да это и не было каким-то сюрпризом. Ожидаемо. Предсказуемо. Клише, как говорил Том. Но что-то всё равно было не так. Тоска по дому, который буквально на глазах испаряется? Нежелание расставаться с теми людьми, которые стали тебе семьей? Это могло быть что угодно, и Роджерс, наверное, как никто иной понимала, что происходит. Но, как ни крути, вслух этого произнести не отваживалась. Ванда, по своей природе, человек оседлый, осторожный, не ожидала наткнуться на такое так скоро и так быстро расстаться с простой человеческой жизнью, сколько бы себя ни готовила. Да хоть вечность — всё равно в итоге больно.
