Комната с видом на звезды (СИ) - Шиндлер Марина (читать книги полностью .txt) 📗
Моя осведомленность не слишком поразила профессора.
— Кто бы ни была та женщина, вас не должно это интересовать, — отрезал Афанасьев. — Перестаньте искать себе неприятности!
— Или что вы сделаете? — поинтересовалась я. — Тоже запрете меня в психушке, как ее?
— Довольно городить чушь! — старый друг бабушки был зол. — Пойми, ничего из этого тебя не касается! Забудь обо всем и больше не смей туда возвращаться!
— Тогда прекратите врать и скажите хоть раз правду, — произнесла я. — Почему вы так поступили с ней? Она убила своего сына?
— Нет, — покачал головой Афанасьев. — Ее сын давно вырос. Она не преступница.
— Тогда почему вы и моя бабушка бросили ее? — не понимала я. — Она же была вашей подругой!
— Да что ты знаешь об этом? — скривился профессор.
— Многое, — выпалила я. — Кормышов рассказал мне, какими друзьями вы были.
Афанасьев махнул рукой и устало опустился на стул.
— Кормышов, — пробормотал он.
— Только не надо говорить, что он пьяница и кретин, — бросила я.
— Он же видел только часть истории, — пробормотал Юрий Афанасьевич. — Мы не могли по-другому… Ты не смеешь нас судить, девчонка.
В этот момент лампочки под потолком, освещающие темноватый читальный зал, замигали и выключились. Компьютер сразу же погас, и нас окутал сумрак, который обычно собирается под крышами старых домов.
— Питание вырубилось, — пробормотала библиотекарша. — Пойду гляну, в чем там дело…
И она вышла из зала.
— Я и не собираюсь, — призналась я. — Просто скажите, как все случилось. Где сын Вари? Где Лида? Или…
Тут еще одна догадка, более страшная и бесчеловечная, явилась в мои мысли. В первую секунду я отбросила ее, но тут же поймала и принялась рассматривать, точно нищий найденную монету. Я вспомнила письмо, найденное у бабушки, и эту подпись. «Твоя Л». Твоя Л!
— Они же на одно лицо! — воскликнула я, не в силах сдержать эмоций. — Вот зачем поменяли документы! Лидия стала Варей! О Господи!.. Зачем?!
— Ради мальчика, — признался Афанасьев, и в его голосе прозвучала неизбывная тоска. — Кормышов так и не узнал, что случилось в ту роковую ночь в подсобке… Варин муж как-то дал старому сторожу номер больницы, куда он мог бы позвонить в случае чего. Как врач, он понимал, что приступы жены повторятся, и лучше бы ему знать о них первому. Когда Варя снова пропала, мы с Лидой и Светой сразу же поняли, где нужно искать. Едва мы пришли в институт, представление началось. Варя тогда заперлась в подсобке, и сторож пытался выломать дверь. Я снес ее одним ударом, и знаешь, что мы увидели там? Она держала в руке нож и чертила им что-то на руке малыша!
— Те символы на манекене! — с ужасом вспомнила я, и профессор латыни кивнул.
— Мозг человека очень тонкая и неизведанная материя, — проговорил Афанасьев. — Стоит одному механизму отказать, как перед тобой уже другой человек. Тогда Варя и в самом деле собиралась убить ребенка. Она кричала, что он дьявольское отродье, и ему не место в этом мире. Мы так никогда и не узнаем, что творилось в ее голове. В тот момент, увидев ее с ножом в руке, я думал только о ребенке. Не помню, как, но я бросился на нее. Она страшно кричала и лишь чудом не ранила меня. Сторож схватил ее, я отдал ребенка Свете, а сам пытался помочь сторожу. Сила, которая проснулась тогда в этой хрупкой девочке, была невероятной. До сих пор мурашки по коже от той сцены. Помню лицо Лиды, перепуганное и белое, точно снег… Было ясно, что оставлять ребенка с матерью больше нельзя. Вместе с тем, оставлять его на попечение отцу тоже неразумно. А репутация? Что скажут люди, узнав о его жене, пытавшейся убить сына? Ты не знаешь, какое это было время, Кристина. Время, когда ничего нельзя было сделать. А потом настало время, когда ничего нельзя было сказать. Мы не могли допустить, чтобы эта история вышла за пределы подсобки. Старый сторож унес ее с собой в могилу, а мы — похоронили в глубинах души. Когда мы рассказали мужу Вари о том, что Лида должна взять документы Вари и стать матерью для мальчика, он даже не возражал. Вряд ли он понимал, на что идет. Он был подавлен, а времени не было. На следующий день он пошел к главному врачу и сказал, что сестра его жены, Лидия, повредилась рассудком, и он хотел бы обеспечить ей должное лечение, но это никак не должно быть связано с его семьей. Главный врач услышал его. В тот же день Варя, которая уже для всех была Лидой, стала Остаповой Елизаветой Петровной, пациенткой психиатрической клиники. Через несколько дней эта семья уехала в Москву, и мы больше никогда их не видели. Мы решили, что так будет лучше для всех, — никто не хотел вспоминать прошлое. Тогдашний директор института частично знал обо всем, но вопросов не задавал. Официальная версия его устраивала, — Лида в лечебнице, а Варя уезжает с мужем. С тех пор Лидия Карева исчезла для всех. Осталась только Варя, замужняя женщина, мать.
Это было невероятно. Наконец-то все обрывки сведений соединились в одну историю, прозрачную и гладкую, точно лед Байкала. Но и пугающую тоже. Я снова представила ее, одинокую женщину в комнате пансионата. В комнате с видом на звезды.
— И вы ни разу не навестили ее за все эти годы? — едва слышно спросила я.
— Хотел, — признался Юрий Витальевич. — Хотел, но так и не смог. Не смог…
— Она родила еще одного ребенка, — сообщила я. — Сына.
— Откуда ты знаешь? — удивился профессор. Он явно не ведал ничего о жизни Вари после ее заключения в лечебнице. Я вкратце пересказала болтовню медсестры, и Афанасьев пожал плечами.
— Да, это могло быть правдой, — проговорил он. — Жаль, тот другой ребенок не принес ей исцеления…
Компьютер стал издавать пикающие сигналы. Я подумала, что библиотекарше удалось что-то сделать, чтобы вернуть освещение, но лампы над нами так и не зажглись. А экран вдруг замигал, по нему прошлись серо-черные помехи, и я увидела возникшее изображение. Я не сразу поняла, что это. Фото. Фото читального зала. Судя по расположению предметов, фотограф стоял в дверях. За одним из компьютеров сидела девушка, и через долю секунды с ужасом пришло осознание, — это я в данный момент. Передо мной, в том месте, где сидел Юрий Витальевич, была какая-то фигура. В моей груди возникло давящее, тревожное чувство, быстро растекающееся по всему телу. Очевидно, что фото сделано прямо сейчас, но мой взгляд, брошенный на дверь, не увидел там даже намека чьей-то тени. Похоже, мои глаза были полны ужаса, и Юрий Витальевич заметил это даже в полумраке. Не задавая лишних вопросов, он вскочил так быстро, как только мог и заглянул в монитор.
— Профессор, там должны быть вы, — прошептала я. Но на фото изображен молодой парень. Афанасьев молчал. Я подняла взгляд на него и увидела его прикрытые, истонченные старостью веки.
— Там и есть я, — заявил Юрий Витальевич. — Только мне здесь примерно столько же, сколько и тебе сейчас.
Старик опустился на стул. На его лице не было испуга, только смирение. Через секунду экран компьютера потух, и мы остались в сумраке. Словно не живые люди, а два манекена в большом зале. Через несколько минут вспыхнул свет, и компьютер снова загудел. Вошла библиотекарша, что-то бормоча себе под нос, и я в шутку спросила себя, а не она ли сделала фото.
— Как вы думаете, что это значит? — поинтересовалась я, наклонившись к профессору, словно боясь, что мои слова разлетятся по этому залу так же, как и желтоватый электрический свет.
— Что кто-то следит за нами, — проговорил Афанасьев. — А еще неплохо пользуется компьютером.
Я кивнула. Кто-то сфотографировал нас, а потом прислал фото на выключенный компьютер. Выключенный!
— Может, кто-то еще узнал об этой истории с Варей и хочет теперь шантажировать вас? — предположила я. Ведь то, что Юрий Витальевич здесь примерно в том же возрасте, в каком он был во время вышеупомянутых событий, явно не случайность. К тому же, теперь он большой человек, известный профессор. Что будет, если общественность узнает его причастность к такому делу? Кто-то вполне мог воспользоваться этим, чтобы стать чуть богаче.
