Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья (прочитать книгу .TXT) 📗
— Ник…
— Мне Хабаров говорил… Это инфекционист наш, кажется, я тебе про него рассказывал, да?
— Да.
— Так он мне говорил, что Африка из тебя сделает либо циника, либо настоящего врача. Циником не хочу, а до настоящего врача я еще не дорос, видимо. Не для меня там.
— А… куда ты теперь?
— В отделении останусь, у Владимира Алексеевича есть для меня ставка. И я рад, знаешь.
— Ник, послушай. Я… я…
— Не говори ничего. Не стоит. Не сейчас. Мне надо это… пережить. Мы как-нибудь потом об этом поговорим, ладно?
— Ладно.
— Иди сюда. Время сопливых нежностей прошло. И настало время настоящей проверки на прочность.
— Матраса?
— Тебя!
— Ой, я вся прямо дрожу.
— Дрррожишь? — пророкотал он ей в шею. — Отчетливей дрррожи!
Она сначала рассмеялась, а потом… потом было все: и дрожь, и стоны. Но он обманул — все было по-прежнему нежно.
Они виделись едва ли не каждый день. Ну, через день точно. Она узнавала по звуку его мотоцикл и, только лишь услышав, выбегала из квартиры. Ник отказывался заходить. Без объяснений, а она не спрашивала. Один лишь раз решился зайти в гости — когда привез эту свою, а точнее, уже Любину джебену. Больше всего обрадовался этому подарку Любин отец — оказывается, давно мечтал. Тут же опробовал, напоил их кофе, сваренным из привезенных Ником зерен. И расплылся в искренней улыбке, когда Ник сказал, попробовав кофе: «Ну, точь-в-точь как там!». И все равно Любе казалось, что Нику, который, по его собственному утверждению, разучился стесняться, было почему-то неловко у них дома. И она не настаивала.
Звук его мотоцикла знала не только Люба. Как-то почти сразу Ник стал объектом поклонения местной детворы — точнее, ее мальчишеской части. Едва заслышав знакомый рокот, с воплями «Дядь Коля приехал!» малолетние головорезы, как стая голубей, слетались встречать Ника. Любу они считали крайне досадной помехой и совершенно лишним дополнением к «дядь Коле» и его великолепному Кавасаки. «Отпускали» Ника на свидание только после получаса, как минимум, посвященному ответам на животрепещущие вопросы о том, сделает ли на трассе Ниндзя Ямаху R1, а так же паре кругов по двору с маленьким пассажиром, устроенном на сиденье, между рук Ника. На то, чтобы покататься на мотоцикле, была организована целая очередь, за соблюдением которой головорезы следили самостоятельно. Люба терпеливо ждала положенные полчаса, попутно поражаясь тому, как Ник легко общается с этой бандой. Причем, мальчишки, напоминавшие свои поведением в любое иное время племя команчей во время налета на мирный городок, в присутствии Ника вели себя тише воды, ниже травы.
Потом они вдвоем с Ником гуляли. Жаркий август сменил почти по-летнему теплый сентябрь. Бабье лето. Прозрачное осеннее небо, еще зеленые листья. И, несмотря на тепло дня, вечера уже остужают горячие головы прохладным дыханием.
Они много где побывали. Парки, кафе, кинотеатры. Держались за руки, иногда целовались — почти невинно. Почему-то отсутствие на данный момент возможностей для более интимных встреч не напрягало ни ее, ни его. Ну, или ей так казалось. Зато они говорили, смеялись, обсуждали все, что видели. Время словно замерло, остановилось, давая им… А что может дать время? Только себя. Время быть вместе и ни о чем не думать.
Она боялась думать. Не хотела. Жила одним днем. Почему-то осмысливать свои отношения с Ником ей казалось делом сейчас попросту невозможным. И неправильным. Ей, привыкшей разумно смотреть на вещи, взвешивать, давать оценку и прогнозировать события, не хотелось делать ничего из перечисленного. Ей казалось, что стоит начать копаться в себе — и что-то случится тут же. И после этого она уже не будет прежней.
Впрочем, «что-то» случилось и без ее копания в себе. Наверное, просто потому что оно должно было случиться — рано или поздно.
На часах почти десять, уже темнеет, они припозднились. Впрочем, Ник теперь не зависит от общественного транспорта — вольная птица на зеленом Kawasaki Ninja. На плечах Любы — согретая теплом его тела кожаная куртка, Ник же стоит напротив в тонкой футболке и утверждает, что ему не холодно.
— Ладно, давай прощаться, поздно уже, тебе пора домой.
— Хорошо. Про завтра помнишь?
— Помню, — кивает Люба. — Вечером созвонимся.
— Договорились.
Она протягивает ему шлем, который до этого вертела в руках. Выходит неловко, и шлем падает на асфальт.
— Ой!
— Да ничего страшного, — Ник нагибается, поднимает зеленый пластиковый почти шар.
— Цел?
— Цел. Но примета плохая.
— Что именно?
— Уронить шлем — плохая примета.
— Извини, — это глупо — верить в приметы, но она почему-то расстроена, что так неудачно подала ему шлем.
— Да ерунда. Байкеры просто народ суеверный. Уронить шлем — плохо. Уронить ключ зажигания — вообще засада. Ронял сто раз — и ключи, и шлем. И все живой.
— Мне очень жаль, правда.
— Не бери в голову, — отмахивается Ник. — Знаешь, Дэн на все плохие приметы как говорит?
— Как?
— Зато в любви повезет, — он усмехается. — Ладно, завтра услышимся.
Целует в щеку, снимает с ее плеч свою куртку. Спустя минуту он уезжает. Парадоксально, но иногда она даже завидует его мотоциклу — тому, как Ник приникает к нему, ложась почти всем корпусом на свое зеленое чудовище. И сейчас это чудовище с рокотом увозит Ника в очередной раз в темноту.
Вечером, после работы они с мамой пьют на кухне чай. Родители не задают вопросы о ее отношениях с Ником, хотя, наверное, о чем-то догадываются. Но мама не спрашивает, и Люба ей за это благодарна. Вместо этого они разговаривают о последнем «Букере». Все-таки, это клево, когда с родителями можно побеседовать, в том числе, и на профессиональные темы. По крайней мере, с мамой — точно. В фотографии Люба понимает только на уровне «нравится» — «не нравится». И то, что делает собственный отец, ей очень нравится.
Их разговор прерывает телефонный звонок. Мама откладывает на блюдце только что надкушенное лимонное печенье, вытирает пальцы о салфетку, смотрит на экран телефона и удивленно вскидывает бровь.
— Юля звонит. Она же в командировке… — а затем уже в телефон: — Юлечка Юрьевна, чего тебе не сидится спокойно в городе белых ночей?
А потом Вера молчит, хмурится, слушая далекого собеседника.
— Так, ты, мать, главное, успокойся! Глеб же сказал… Да, я понимаю, но ты успокойся! Хорошо. Ладно. Да, прямо сейчас. Обещаю! Как только — сразу перезвоню. Все, давай, выпей чего-нибудь. Не знаю, чего! От нервов! До связи.
