Полночь и магнолии - Пейсли Ребекка (читать полную версию книги txt) 📗

Он хотел, чтобы она поняла, почему ему пришлось сдержать себя. Но, конечно же, он знал, что она ничего не поняла. Она была так невинна, чтобы понять, что случилось.

Он услышал, как она тяжело вздохнула.

— Пичи, прости меня, я чертовски сожалею… Она удивилась, почему он извинялся.

— Сенека, я не понимаю, за что? За что извинить?

— Я знаю, что ты не поняла, — ответил он и вновь укутался лицом в ее шелковистые волосы.

— Но… тогда скажи, почему?

— Нет.

Пичи посмотрела на свое отражение в зеркалах и увидела смущение у себя на лице.

— Я доверилась тебе, а ты теперь не хочешь мне рассказать, что тебя беспокоит…

Боже! Если бы она знала, что ему стоило сохранить ее доверие!

Обеими руками он взял ее лицо и, притянув к себе поближе, поцеловал ей кончик носа.

— Я извиняюсь за то, что так сильно прижимал тебя к себе и что тебе было трудно дышать.

— Что? Сенека, что случилось сейчас?

— Мне понравились ощущения, которые ты испытывала сейчас, когда я держал тебя, — просто объяснил он. — Это доставило мне великое удовольствие, а особенно тогда, когда я двигался.

— До смерти рада, что смогла доставить тебе удовольствие, что смогла сделать тебя счастливым, Сенека. Я же тебе сегодня днем сказала, что хотела тебя сделать счастливым, вот и сделала!

Больше всего Сенеку утешала сейчас мысль о том, что он не тронул ее девственности. Он понял, что хотя она и доверилась ему, но к самому главному еще не была готова. Он хотел, чтобы она сама этого захотела.

— Вода становится прохладной, моя Принцесса, — сказал он озабоченно.

— Мне нравится, когда ты мне говоришь такие нежные слова.

— Правда? — спросил он.

Он взял мыло, намылил себе руки, а затем провел ими по ее плечам. Он начал мыть ее. Задача была не из легких. Он намылил ей спину, а затем стал спускаться ниже. Когда его рука коснулась ее бедер, она резко свела их вместе. Затем он намылил ей голову и смыл ее. Не успел он закончить, как Пичи перехватила у него мыло и стала мыть его так же, как он ее. Внезапно она сказала:

— Теперь вставай! — Ее приказание озадачило его, но он повиновался. Он встал и увидел, как она намыливала ноги… И вдруг она остановилась и широко раскрыла глаза.

— С-с-се-не-ка? Что произошло? Т…ттам у тебя было… как это сказать… все такое большое… И все стояло, …как солдат по стойке «Смирно!» Что с… с этим произошло?

Он ничего не ответил, иначе ему пришлось бы признать, что с ним произошло. Вместо ответа он снова уселся в ванну и смыл мыло со своих ног.

Пичи светилась от счастья, когда он поднял ее на руки и вынес из ванны. В комнате было прохладно, и она прильнула к нему, пряча улыбку у него на груди. Сенека отнес ее к себе в спальню.

— Тебе нужна твоя ночная сорочка? — спросил он, разглядывая ее прозрачную ночную сорочку, лежащую на его кровати.

— Зачем? Я никогда не видела таких «светящихся» вещей в своей жизни…

Он поставил ее на ковер, что лежал перед камином.

— Постой здесь! — сказал он.

Когда он вернулся из ванной, в руках у него была охапка белых полотенец. Ее освещали золотистые блики, исходящие от пламени камина.

А ее глаза?! Они пленили его, заставляя его сердце учащенно биться. И опять у него появилось ощущение того, что это уже в его жизни было, что она вот так когда-то давным-давно стояла перед камином.

— Сенека, — позвала она.

Он очнулся, сел рядом с ней и набросал ей полотенце на плечи, а другое — на ноги. Она сделала то же самое.

Она вытянула ноги перед камином. Полотенца нетели с нее, но она не придала этому значения.

— Хочешь поболтать немного, Сенека? — спросила она.

— Поболтать? — переспросил он.

— Ну, значит, поговорить. Или, лучше, давай поиграем?

— Что за игра? — спросил он.

— Она называется «Первое слово, что придет в голову». Я говорю слово, а ты говоришь первое, что в голову взбредет.

Он никогда не слышал об этой игре.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Я начинаю первым.

— Нет, леди начинают первыми, — запротестовала она. Он вопросительно посмотрел на нее.

— А разве ты леди?

— Поклялась стать ею завтра!

Он руками развел.

— А как ты собираешься совершать этот подвиг?

— Очень просто, Сенека! Я не буду говорить с Латимером о ночной рубашке!

— Пичи, чтобы стать леди, недостаточно… — Но тут он увидел усмешку у нее на лице и понял, что она поддразнивает его. Ну хорошо же! Он также умеет дразнить!

И он продолжал с важным видом:

— Я должен первым начать игру, так как я — принц, а ты — всего-навсего лишь принцесса. Я — наследник трона, я королевской крови, а ты — всего лишь вышла замуж за члена королевской семьи. Я превосхожу тебя!

Она захихикала над его высокомерием:

— Знаешь, Сенека, ты надулся сейчас, как воздушный шар!

Это смешное сравнение крыть ему было нечем. Ему ничего не оставалось делать, как принять условия игры. Он схватил ее в свои объятия и прижал близко к себе.

— Начинай свою игру, — сказал ей он.

— Красить!

— Красить?

— Теперь твое слово.

Слово так не подходило к этой вечерней обстановке, что ему потребовалось время, чтобы сосредоточиться.

— Красить… Тивон.

Она ожидала, что он скажет именно так.

— Ну и наказание назначил ты ему! Он отпустил ее.

— Раскрасить каждую дверь в конюшне — это ли не сильное наказание!?

— Нисколечко.

— Но это трудная работа.

— Для маленького мальчишки это не трудная работа, а, напротив, очень забавная и в удовольствие. Ведь в детстве все любят рисовать! Разве ты не помнишь?

Как ни пытался, он не мог вспомнить. Его молчание о многом сказало Пичи. Ей было интересно узнать о том, что он еще не делал в своей жизни в этом огромном дворце.

— Твоя очередь, — сказала она ему.

— Бедра, — сказал он и посмотрел на ее красивые ноги.

— Сводит судорогой…

Он тоже ожидал такого ответа, ибо знал, что так было на самом деле.

— Моя очередь, — сказала Пичи. — Я… играю.

— Прятки…

— Что???

Ты играл в такую игру, когда был маленьким?

— Нет, я не играл в нее.

— Ну, а тогда откуда же ты знаешь про нее?

— Видел, как играют крестьянские дети. Я наблюдал за ними из окна.

— Да… — посочувствовала она ему. — Теперь твоя очередь…

— Пища…

— Голод, — ответила Пичи.

Он прекрасно понял, почему она так сказала. Ни он, ни она еще не притрагивались к еде. Сенека оставил ее на минуту и пришел к ней с большим подносом, на котором были сыр и хлеб, а также бутылка чудесного красного вина.

Она залюбовалась им.

— Твоя очередь, — обратился к ней Сенека.

— Очередь? Боже! — подумала она.

— Мы же ведь играем, Пичи! Сейчас твоя очередь!

Пичи уловила нежный аромат магнолий и сказала:

— МАГНОЛИИ…

— ПОЛНОЧЬ, — ответил он тотчас же.

— Полночь и магнолии? — произнесла она, смакуя вино. — А что общего у «полночи» и «магнолий»? — переспросила она.

Сенека задумался. Он вспомнил, как она рассматривала интимные места его тела, и ответил:

— Ничего… и все!

Она ничего не поняла из его ответа. Иногда Сенека говорил загадочно, и ей предстояло разгадать эти загадки.

— А может, мне без очереди еще назвать слово? — спросила она у него.

— Конечно же, мне трудно будет тебе отказать. Говори!

— Король, — сказала она, заметив небольшой портрет кого-то из королевской семьи.

— Отец… — ответил он. Пичи взяла его за руку.

— Почему ты называешь его «отец»?

— Потому что он — мой отец.

— Это понятно… Но ты можешь называть его в «папой», или «батюшкой».

Сенеке стало вдруг грустно. Он еще в детстве хотел называть своих родителей «папой» и «мамой». Это было в детстве, когда он был слишком мал а глуп…

— Твой пала никогда не разрешает называть себя, не иначе, как «отец», да? Сенека?

Он ничего не ответил ей, а просто пробормотал:

— Теперь моя очередь… — Но как он ни старался, он не мог сосредоточиться, и в голове крутились только «мама» и «папа».