На чаше весов (СИ) - Кочетова Наталья (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗
Голос Тимура обрывается. Я вздрагиваю и закрываю глаза, морщусь, пытаясь не дать его словам проникнуть в мое сознание. Между нами ничего нет.
— Я… пойду. — Говорит Тимур из коридора и щелкает дверным замком. — Если я буду тебе нужен, ты знаешь, где меня найти.
Голос Тимура прерывистый и печальный. Он врезается в мою спину, словно тысячи раскаленных игл. Мне так жаль. Мне невыносимо жаль. Я резко оборачиваюсь. Я хочу окликнуть его, попросить прощения, но наталкиваюсь на уже закрытую дверь.
Шумно выдыхаю воздух. К глазам подступают слезы. Что со мной? Что со мной происходит?
Во всем виноват Вадим.
Вадим. Вадим. Вадим. Это чертово имя в каждой нервной клетке. В сжатых добела кулаках. В горячих слезах. В болезненно сжимающемся сердце. В сладком трепетании в животе.
Почему его так много в моих мыслях? Почему его так много???
Он как чертов воздух, занимает все предоставленное пространство. Да что там. Он проникает, даже туда, куда я никогда не хотела бы его впустить.
Он — проклятый вирус, разрушающий меня на уровне молекул, атомов, микрочастиц.
Ненавижу его. Ненавижу за то, что он все это делает со мной.
Ему мало того, что он отобрал мою свободу, теперь он еще и решает за меня, кто может ко мне прикасаться.
Проклятый деспот. Тиран. Скотина. Урод.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
Будь он проклят.
Меня сотрясает крупная дрожь. Меня колотит. Хватаю стоящий на столе стакан, с трудом наливаю воды и залпом осушаю его. Перед глазами стоит Вадим. Мне хочется его ударить, я хочу, чтобы ему было больно. Поэтому швыряю в него стакан. Но стакан не достигает цели, он врезается в стену и разлетается на мелкие осколки.
Туда же летит ни в чем неповинный табурет. Ударяется о стену и отскакивает.
Моя злость требует выхода. Она раздирает меня на куски.
Я лихорадочно оглядываю кухню, ищу то, что можно было бы разбить, разрушить, уничтожить. Хватаю стоящие на столе тарелки и с размаху бросаю их на пол. Звук, с которым они разбиваются, настоящая услада для моего слуха. Но мне мало.
Мне не хватает воздуха. Проклятое платье душит. Воротник сжимает горло, и не дает вздохнуть. Я тяну его изо всех сил, но трикотаж не поддается, тогда я резко дергаю ткань, так что, воротник рвется по шву на шее. Я наконец могу вдохнуть полной грудью, и это дает мне силы.
Почти вибрируя от злости, бросаюсь в комнату, скидываю на пол подушку, злобно втаптываю ее ногами в пол. Попавшийся под руки пульт от телевизора летит в стену и разбивается. Хватаю тяжелую вазу из толстого стекла и швыряю ее о пол. Но этой стерве ни почем, она будто из стали. Как и сердце этого чертова гада. Злобно улыбаюсь и, упав на колени, принимаюсь остервенело лупить ею о пол. Я бью, бью и бью, но моих сил не хватает, чтобы разбить. С диким ревом бросаю ее в стену. Треск стекла, разломавшегося на две части, приносит небывалое облегчение, почти радость.
Дышу глубоко и рвано. Упираюсь руками в пол и смеюсь. Я смеюсь и рыдаю. Долго, горько. Так, будто сошла с ума. По моим щекам катятся слезы, со временем смех утихает и все больше перерастает в беззвучные всхлипы.
На глупую вспышку ярости я растратила все свои силы, я не могу даже подняться с пола. Я просто сижу и смотрю на разбитую вазу и понимаю, что легче не стало. Злость выплеснута, но боль осталась. Осталась обида, осталась жалость, разочарование. Остались ненавистное влечение и какая-то глупая надежда.
Я сумасшедшая. Я одержимая. Я не принадлежу себе.
Оглядываю полуразрушенную квартиру, встаю с колен. Возвращаюсь на кухню, аккуратно обхожу осколки. На глаза попадается бутылка шампанского, привезенная мной из прошлой жизни. Беру ее в руки и не без труда откупориваю, делаю глоток прямо из бутылки и морщусь, зажав рот рукой. Пузырьки щекочут язык, но не приносят удовольствия. Ну и плевать, мне нужно заглушить этот ураган, что бушует внутри меня. Я решаю пить, пока не отключусь. Прикладываюсь к горлышку еще раз и слышу звонок в дверь.
Вздрагиваю, разочарованно морщусь и осторожно иду к двери. Бросаю взгляд на часы — половина второго ночи. Я почти уверена, что за дверью стоит Тимур, и это не вызывает у меня ничего кроме досады. Медленно иду к двери, безразлично думая о том, в каком виде сейчас предстану перед Тимуром — растрепанная, зареванная, с потекшей тушью, в порванном платье, болтающемся на груди.
Открываю дверь и поднимаю глаза.
Дышать в том же ритме больше не получается.
Глава 37
Это Вадим.
Передо мной стоит Вадим.
Мое сердце ухает и замирает. Оно останавливается, не знаю почему, но оно по-настоящему останавливается на несколько секунд.
Он видит меня и его лицо вытягивается от удивления, которое быстро сменяется беспокойством.
— Что с тобой? — Глухо спрашивает Вадим, пройдясь взглядом от моего лица до босых ступней, и не дожидаясь ответа, врывается в квартиру.
Оглядывает комнату, так будто ищет кого-то, но видит лишь результат вспышки моего гнева. Снова переводит на меня взгляд и толкает дверь рукой, закрывая. Он смотрит на меня таким сложным взглядом, что я даже не пытаюсь расшифровать, что за ним кроется. Приваливаюсь спиной к стене и поднимаю глаза на Вадима.
— Зачем пришел? — Спрашиваю хриплым от недавних слез голосом.
Вадим не отвечает, отводит глаза, будто мой вопрос застает его врасплох. Я невесело усмехаюсь. Я знаю, зачем он пришел. Он пришел, чтобы выдернуть из моих объятий Тимура. Тимур в моей постели — это не то, что планировал на мой счет Вадим. Я — его кукла, он мной играет, и в его игре не должно быть того, чего он не хочет. Я не могу решать даже то, с кем мне спать…
Морщусь от горечи и злости, что снова начинает пульсировать в висках и зудом расходиться в ладонях. Подношу бутылку к губам, но не успеваю сделать глоток. Вадим хватает бутылку и дергает вниз, так что несколько капель, выплескиваясь, попадает на мою щеку и губы.
— Что ты делаешь? — Выплевывает Вадим, глядя на бутылку, зажатую в моем кулаке, с отвращением и возмущением.
Я медленно вытираю рот и щеку рукавом платья и, сжав зубы, подаюсь вперед к его лицу.
— Нет. Это что делаешь ТЫ? — Я почти рычу в его лицо. Толкаю его в грудь, так что бутылка выпадает из моих рук, падает на пол и шампанское с шипением выливается у наших ног. — Что ты делаешь, Вадим? — Снова бью его в грудь.
Вадим не реагирует. Смотрит на меня своими серыми глазами, словно удав на добычу, и не моргает. Он не выказывает никаких эмоций, но свое дыхание он контролировать не в силах. Его грудь высоко вздымается и опускается, воздух с шумом вырывается из легких.
Мое лицо горит, ладони так и зудят зарядить ему звонкую пощечину, я едва сдерживаю себя, чтобы не вцепиться ногтями в его горло и не расцарапать в кровь. Я подаюсь еще ближе, почти касаясь своей грудью его груди, и сквозь сцепленные зубы рычу, глядя на него снизу-вверх:
— Зачем ты приходишь ко мне среди ночи? Зачем ты угрожаешь Тимуру? Какое ты имеешь право…
— Тимуру? — Зло выплевывает Вадим, внезапно хватая меня за предплечья. Маска хладнокровия слетает с его лица. Имя Тимура обнажает зверя внутри него. — Зачем я угрожаю Тимуру? — Повторяет и склоняется над моим лицом. Встряхивает меня и сильнее сжимает руки. — Ты знаешь зачем. Ты знаешь, Агата. Ты все знаешь сама. Мне не нужно тебе объяснять. Ты, твою мать, все знаешь даже лучше меня!
Скрип зубов, злобный взгляд, больно вцепившиеся в мои предплечья пальцы. Глаза, налитые кровью.
Слишком сильно. Слишком близко. Слишком больно.
Мое сознание оказывается слишком неготовым ко всему этому. Мой мозг теряет смысл происходящего, трещит от напряжения и сбоит. Его злость не пугает меня, не заставляет отстраниться, не вызывает ответной агрессии. Я не замираю, словно напуганный кролик перед жестоким удавом. Я внезапно чувствую, как слабеют мои ноги, а в животе разливается мягкое тепло.
У меня такое ощущение, что под моими ногами тонкий лёд. Я стою на замерзшем озере, и лёд тает и истончается. С каждой секундой все тоньше и тоньше. Я смотрю на Вадима и не знаю, чего хочу больше: ударить его или притянуть к себе. Мне кажется, если я сделаю последнее, лед подо мной треснет. Я пойду ко дну, быстро и неотвратимо. Я уже не смогу спастись. Не смогу сбежать.
