Нежные годы в рассрочку - Богданова Анна Владимировна (читаем книги бесплатно TXT) 📗
* * *
Аврора вышла из дома в лакированных туфельках и сарафане «под крепдешин», что купила ей Зинаида Матвеевна по случаю окончания средней школы. «Куда бы пойти? Куда податься?» – думала она. Без Костика и Ненашевой, которая уехала отдыхать в Киев, ей оказалось совершенно нечем заняться. Но не успел ответ на этот вопрос сформироваться, как она услышала за спиной удалой свист:
– Каренина! А Каренина! Куда намылилась такая вся воздушная?! – Перед ней стоял Метёлкин в новом костюме, приобретённом тоже, кстати, его матерью по случаю окончания десятилетки.
– Тебе-то что?! – возмутилась Аврора в духе своей подруги – Ненашевой.
– Ха! Интересно! – с небывалой важностью и напором воскликнул Юрка. – Да если хочешь знать, меня Жакля попросил с его голубей да с тебя глаз не спускать!
– Вот и иди на голубятню! Что ты около моего подъезда ошиваешься?
– Ха! Чо мне голуби?! За тобой присматривать-то куда интереснее, чем за голубями! Что голуби – птица глупая, неучёная, а ты вон в каких башмаках хиповских!
– Никакие это не башмаки! Это лодочки! – по-детски обидевшись, проговорила Аврора.
– Это лёдочки! – передразнил её Юрик и вдруг улыбнулся так по-доброму, по-хорошему, что заставило нашу героиню посмотреть на него новым, совершенно иным взглядом. Перед ней стоял уже не тот первый хулиган школы, вступавший при любой возможности в перепалку с преподавателями, не тот ушастый парень, что оплевал в замочную скважину платье Клары Степановны, по ошибке приняв его за школьную форму; словно это и не он подкладывал кнопки на стулья своим однокашникам, не он стрелял по окнам из рогатки... Перед Авророй был симпатичный, хотя нет – не просто симпатичный, а интересный юноша; высокий (намного выше Костика), с каштановой шевелюрой, голубоглазый, с прямым, чуть великоватым носом, но это его совсем не портило, напротив, лишь придавало его лицу неповторимости и мужественности, с губами – небольшими, но красивой формы. Так много было в нём неизведанного, загадочного, столько противоречий таил в себе его характер... И вся эта многогранность и многоплановость его нрава, несомненно, отражались на лице, в его движениях, жестах, словах. В Юрии сочеталось, пожалуй, всё самое не сочетаемое в мире: нежность и грубость, доброта и глупая какая-то жадность, невероятная тяга к свободе и желание непременно связать свою жизнь с чьей-то, холодность и, казалось бы, равнодушие с неистовой горячностью и азартом. Конечно, наша героиня не могла с ходу определить, что за человек этот Метёлкин – она лишь почувствовала в нём всё вышеперечисленное, почувствовала бессознательно, скорее интуитивно. И сердце её забилось часто-часто, будто заторопилось куда-то, совсем не по-детски, по-новому – волнующе, в предчувствии чего-то огромного, неизведанного и, несомненно, прекрасного. Испугавшись своего странного чувства, она хотела было сказать, что ей пора идти – мол, некогда мне с тобой стоять, не слишком-то много у меня времени, и тут неожиданно для неё Юра весело воскликнул:
– Каренина! Пошли в кино? А?
– Прямо сейчас? – Аврора растерялась и обрадовалась одновременно – она так давно не была в кино! – в последнее время она в основном проводила свой досуг в обгаженной голубятне.
– Ну, да. А что тут такого?
– Пошли, – согласилась она.
В тот вечер Юрик Метёлкин сделал для себя очень важный вывод и принял решение – одно из самых главных в своей жизни.
– Я влюбился в Аврорку! И я на ней женюсь! – сказал он сам себе и вплотную приступил к намеченному плану.
Он целыми днями, под предлогом Костиной просьбы, ходил кругами у гавриловского подъезда. Стоило девушке выйти на улицу, он хватал её за руку, радостно крича:
– Куда сегодня двинем, а Каренина? В кино, в парк? А может, ты в кафе хочешь? Так ты не стесняйся, скажи! Я ведь друг Костика!
– Пойдём в парк.
– На каруселях будем кататься? – с жаром спрашивал он.
– Ой! Юрка! И откуда ты только деньги берёшь?
– А без денег лучше дома сидеть! Без денег лучше с девушками вовсе не связываться! – уверенно говорил он и по-дружески обнимал её за плечи.
– Юр! Ну, что ты делаешь-то?! – краснела Аврора, пытаясь убрать его руку со своего плеча, несмотря на то, что в этот момент она словно воспаряла к белым, сугробистым, кучевым облакам.
– А что такое? – Метёлкин смотрел на неё невинными глазами.
– Руку-то убери! – Больше, конечно, наша героиня боялась не за свою репутацию в глазах Жаклинского, а того, что мать или брат могут увидеть, как её обнимает здоровый детина.
– Каренина! До тебя прям не дотронешься! Растаешь, что ль?
– Пошли, – и она, вырвавшись вперёд, бежала к автобусной остановке.
Именно тогда, в парке, в то звонкое, дрожащее утро, когда жара ещё не успела вступить в свои права, а в воздухе витали запахи дождя и непонятно откуда принесённой ветром ванили, Юрик признался Авроре в своих чувствах.
Он купил билеты на «чёртово колесо», выждал, пока они не окажутся висящими между небом и землёй, и сказал, смущаясь:
– Аврор! Я ведь люблю тебя, – и куда только девались в этот момент его наглость, хамство и лукавство?
– Да что ты?! – искренне испугалась Гаврилова. Она сначала ничего не могла понять – лишь страх осторожно, словно вор, не зная наверняка, есть ли кто в чужом доме, на цыпочках, пробрался в её душу. Голова кружилась то ли от высоты, то ли от Юркиного признания.
– Не-ет, я, конечно, всё понимаю. Это, может быть, нечестно по отношению к Жакле, но что я могу с собой поделать-то?! – спросил он так, будто во всём была виновата Аврора. – Ты мне ещё тогда, помнишь, на литературе, когда мы вместе с вашим классом сидели – ещё тогда понравилась. А теперь, теперь-то я и вовсе влюбился. Может, о таком стыдно говорить, а я говорю! Я так считаю, – рассуждал Метёлкин, – чо молчать-то, когда сердце прям так и щемит, так и щемит от чувств?!
Героиня наша совершенно растерялась перед простоватой откровенностью Юрика.
– Почему ты молчишь? – спросил он уже совсем другим тоном – серьёзно, по-взрослому.
– Я не знаю, что сказать.
– А что тут говорить? Любишь ты меня или нет? Вот и всё.
– Нет, ну это как-то... – замялась она. – Я так не могу.
– Как так? – Юрка клещами вытягивал из неё признание.
– А если я скажу – «нет»?
– Зачем так говорить? – растерялся он. – Ты правду скажи! Правду!
– А если это и есть правда?
– Врёшь, Каренина! По глазам вижу, что врёшь! – Метёлкин не желал соглашаться с тем, что никак не могла принять его душа.
– Не вру! – Авроре стало интересно, что будет дальше, и теперь глаза её горели огнём – она играла. – Сердцу не прикажешь!
– А ему и приказывать не надо! – усмехнулся он.
– Н-да?
– Да. Потому что оно уже любит. Так-то! – уверенно воскликнул Юрка и забормотал с жаром: – Ну, Басенка, скажи правду-то!
– Кто? Басенка? – удивилась Гаврилова. – Что это значит?
– Басенка? А ты что, не знаешь?
– Нет.
– Это значит самая красивая! Самая любимая! Вот что! Признайся, Басенка! – поторапливал её Метёлкин, так как с ужасом обнаружил, что их «корзина» медленно, но верно приближается к земле.
Внутри Авроры происходило что-то совершенно непостижимое – с одной стороны, она поняла, что действительно влюбилась в Юрку, но никак не могла переступить барьер и признаться ему в ответном чувстве. Она вдруг вспомнила Костика, как тот ворковал с голубями, как учил её поить птиц изо рта. Потом из памяти её вынырнул тот неприятный эпизод на поле, и снова, как тогда, она почувствовала горькое, отвратительное послевкусие.
Аврора взглянула на Метёлкина – тот пытливо смотрел на неё.
– Ну влюбилась! Ну что в этом такого-то?! – раскололась она и посмотрела вниз. Юрик её обнял – так обнял, что Аврора в тот момент поняла – ей никуда уже не деться от него, и поцеловал. Нет, это было не невинное детское чмоканье Лопатина и не неумелый поцелуй Костика с леденцом во рту. Это было что-то потрясающее – родное, головокружительное, выбивающее почву из-под ног (если б, конечно, она не висела в воздухе, а стояла на земле).
