Сорока - Седлова Валентина (серия книг txt, fb2) 📗
Невеселый ход Сорокиных мыслей прервал чей-то звонкий голос:
— Такие люди и без охраны! Сколько лет сколько зим!
— Свояк, ты, что ли?
— А кому же еще быть, как не мне!
Это действительно был Сашка Свойский, он же Свояк. Повзрослевший, возмужавший, но все с той же неизменной ухмылкой во весь рот. Он стоял перед костром, высокий, красивый, одетый в камуфляж, в высоких ботинках, как у киношного спецназа. Сорока помнила его еще сопливым подростком, вечно шлявшимся по чужим кострам и выпрашивающим что-нибудь съестное, поскольку денег, выданных родителями, ему хватало только на выпивку, а вот с закуской было туго. Представить себе слет без Свояка было невозможно. Правда, в последнее время он куда-то пропал, и Сорока, честно говоря, даже стала потихоньку забывать этого персонажа.
— А ты что, из армии на побывку прибыл?
— Да Бог с тобой, вот уже второй год как демобилизовался. Полностью исполнил свой солдатский долг и вернулся в лоно семьи. Ну и в лес, разумеется, хотя именно на слет выбираюсь впервые. Даже командира с народом за собой потащил, чтобы они на все это мероприятие сами посмотрели. Кстати, гитара у тебя с собой?
— А где же ей еще быть, конечно, со мной.
— Все, хватит сидеть и грустить, как васнецовская Аленушка, идем со мной. У моего командира сегодня день рождения, а вот веселье без гитары не задается, и все тут. Я в принципе поэтому и пошел искать по лесу хоть кого-нибудь играющего, и представь себе, первый же костер, на который я вышел, был твой. Так что ты попала. Считай это знаком судьбы, если хочешь. А против судьбы не попрешь, сама знаешь. Идем, сейчас я тебя со своим командиром познакомлю, вот такой мужик! Я ему вообще-то жизнью обязан, даже так.
— А может быть, не стоит? Я сейчас не в том настроении. Еще испорчу вам праздник. Да и командира твоего я не знаю, получится, что приду на день рождения к незнакомому человеку, да еще и без подарка. Я так не могу, честное слово. Ну найди кого-нибудь другого, зачем я вам нужна?
— Хватит заморочки бросать, бери деревянную женщину, и пойдем. Тебе у нас понравится. Через пять минут, ручаюсь, от твоего плохого настроения останутся одни воспоминания, если еще, конечно, захочешь вспоминать, что тебе было плохо. А что без подарка, так твои песни и есть самый лучший подарок, ты даже сама себе представить не можешь какой!
— Ладно, Бог с тобой, только я должна Альку, ну, Альдебарана, предупредить, где я нахожусь, а то он за водой пошел, придет, а меня нет.
— За это не беспокойся, я его сам предупрежу. Да тут и идти до нас метров тридцать, мы же соседи! Вечером проводим обратно, не волнуйся. И не бойся, ребята у нас хорошие, тебе понравится!
Ошарашенную напором Свояка и под его же конвоем Сороку повели куда-то в лесную чащу. Ксюшину гитару Свояк нес сам. Идти действительно оказалось недалеко. Через минуту они вышли на маленькую поляну, полностью укрытую от дождя тентами из серебрянки. Штук семь палаток тоже были заботливо укутаны все той же серебрянкой. «Да, неплохо ребята развернулись, основательно», — подумала про себя Сорока, а в следующую секунду сама увидела этих «ребят». На поляне сидели, стояли, занимались хозяйственными делами человек двадцать, одетых все в тот же камуфляж, что и Свояк. Выглядела эта толпа весьма устрашающе, хотя воевать здесь вроде бы никто не собирался: над костром висели чаны с дымящейся кашей и вечными макаронами, на импровизированном столике, срубленном из подручного материала, лежала нарезка — сыр, колбаса, сало. Кто-то рубил дрова, еще двое «спецназовцев» благоустраивали «Пентагон», подтаскивая к нему дополнительные бревна и срубая с них «гостевые» сучки, чтобы никто не порвал себе штаны.
— Сюрприз! Встречайте самого лучшего гитариста, которого я знаю! Командир, иди сюда, я познакомлю тебя с Сорокой. Она, правда, призналась, что настроение у нее оставляет желать лучшего, но я думаю, мы это дело быстро поправим!
О Боже! Все двадцать при первых же словах Свояка дружно повернули головы и уставились на Ксению. От смущения она была готова бежать от них обратно к себе на костер так быстро, как только могла. К горлу снова подступили слезы, предательский румянец залил ее щеки. Но черт побери! Она уже давно не девочка, чтобы так краснеть перед кем бы то ни было. Шкурка облезет! И она неимоверным усилием воли гордо вскинула голову и дерзко посмотрела в сторону «спецназа».
К ним подошел крепко сбитый, плечистый и одновременно по-кошачьему гибкий мужчина с пронзительно-серыми глазами. У Сороки возникло внутреннее ощущение, что эти глаза могут быть стальными, как вода в Балтийском море, и мало кому захочется встать в такой момент на пути этого человека. Русые волосы торчали «ежиком», над бровью виднелась бледная стрелка старого шрама, которая, впрочем, ничуть не портила незнакомца.
— Встречай, командир! Это Сорока!
— Ксения, — представилась она, не в силах оторвать взгляд от этих серых глаз, которые, казалось, насквозь видят все тайники ее души.
— А это мой командир, Денис. Он же Берсерк!
— Бер… чего?
— Берсерк, — с улыбкой, неожиданной на его лице, ответил сам виновник торжества.
— А что это значит?
— Командир, давай я объясню, — вклинился Свояк. — В общем, так: если в двух словах, то берсерк — это воин, не умеющий отступать. Были такие раньше, во времена викингов, одержимые воины. Зачастую один-два таких вот берсерка решали исход всей битвы, даже если противника было в несколько раз больше. Если интересно, я потом тебе поподробнее расскажу все легенды о берсерках. Хотя об одном нашем ты наверняка слышала — Евпатий Коловрат.
— Да, что-то такое припоминаю, хотя крайне смутно.
— Неудивительно, про них сейчас мало пишут, — бросил Денис. — Ну что, Ксюша, идем к нашему костру?
Взяв Ксюшину ладошку в свою, Денис повел ее к «Пентагону» и усадил на самое удобное место, даже подстелив дополнительную пенку. Со всех сторон ей улыбались бритые и заросшие щетиной мужские физиономии, а кто-то уже протягивал ей солдатскую кружку с прозрачным содержимым. Она, все еще не придя в себя окончательно от всего происходящего, машинально сделала приличный глоток и тихо ойкнула. Вокруг понимающе переглянулись и протянули зеленый ломтик соленого огурца. Сорока с жадностью набросилась на него.
— Извините, девушка, но дамам здесь предлагают только чистые напитки. Спирт, спирт и еще раз спирт, — произнес бородач, который и дал Сороке ту самую злосчастную кружку.
— Плагиат, — отозвалась Сорока, — хотя на кота Бегемота вы не тянете.
На что бородач, ни на минуту не смутившись, ответил:
— Зато если бы вы видели мой профиль в лунном свете!..
Да, попала так попала. Одна на костре с двумя десятками мужиков, да еще такого вида, что ночью бы их видеть нежелательно, а то еще долго кошмары сниться будут. Хотя у них здесь даже уютно, и морды у них вполне доброжелательные. Вот со спиртом она промахнулась, зато связки разогрела, можно не распеваться. Ну что ж… «Вы хочете песен — их есть у меня». И Сорока взяла в руки гитару, заботливо поданную ей Свояком.
И понеслось-поехало. Сорока уже давно не устраивала вот таких сольных концертов. В последнее время это ей было уже не так интересно, как раньше. Да и гитару в лес она таскала больше из-за того, что всегда находился кто-то, кто обязательно вспоминал, что она поет бардовские песни, и просил сыграть что-нибудь на заказ. Она пела все новые и новые песни и не замечала, как за ее спиной Свояк перемигивается с Денисом и тот показывает в ответ большой палец.
«Зеленые братья» осмелели и потихоньку начали просить Сороку спеть те или иные песни, в основном на военные темы. К своему искреннему удивлению (все-таки репертуар у нее был более чем приличным), Ксения поняла, что практически ничего из заказанного не знает. Тогда она, извинившись, спела им старые афганские песни, которым ее еще в далеком детстве научили ребята со двора, в свою очередь услышав их от своих старших братьев. Как ни странно, но все они прошли на ура: разговоры на костре разом прекратились, а потом Сорока услышала, как ее новые знакомые начали ей подпевать. От афганских песен она перешла к творчеству Розенбаума, потом в ход пошли песни Великой Отечественной, потом бардовские песни о войне. Напевные, искренние, они всегда нравились Ксении, хотя играла она их по своей старой традиции только раз в году, 9 мая, стараясь провести этот день где-нибудь в лесах около Крюкова. Там она остро, всей своей сутью чувствовала боль и радость победы и всегда вспоминала фотографии родных, погибших на полях сражений.
