Люби меня (ЛП) - Брукс Анна (читать хорошую книгу .txt) 📗

— У меня столько денег, что я не знаю, что с ними делать, дорогая.

Её глаза расширяются, а затем она хмурится. Путаница вполне ожидаема, поскольку я живу в дерьмовой дыре и езжу на старой развалюхе. Но я не вижу необходимости покупать новый грузовик, когда тот, что у меня есть, всё ещё работает нормально. А это место — всего лишь временное. Мне много не нужно, поэтому я не вижу причин покупать дом побольше.

— Люди платят большие деньги за то, чтобы я делал им татуировки. Кроме того, я всегда клялся себе, что никогда не окажусь в положении голодного или бездомного, поэтому я склонен быть более экономным, чем большинство людей.

— О, ладно. Тогда ты можешь отдать ему деньги.

— Могу. Но я не собираюсь этого делать.

— Что? — она повышает голос. — Но ты только что сказал, что они убьют её, если не заплатить.

Прежде чем сказать ей что-то ещё, я задаю ей вопрос.

— Ты когда-нибудь думала о том, почему я знаю таких людей, как те парни, которые были здесь сегодня? Или тех парней, которые были здесь в прошлом месяце? Или почему я должен был красть еду в детстве?

— Я не пытаюсь осуждать тебя, но ты сказал, что вырос в Долине, так что я просто предположила…

— Ты права. Мы все выросли в одном квартале: Грязь, или Ленни — это его настоящее имя — Пити и я. Мы понимали, каково это — бороться за выживание и быть голодными. Мы помогали друг другу, когда нам приходилось спать на улице, пока наши матери кололись или занимались проституцией.

Пока я говорю, её лицо бледнеет, а глаза становятся влажными.

— Они оба, Грязь и Пити, с двенадцати лет принимали и продавали наркотики. Я держался подальше от этого дерьма, потому что, хоть и знал, что мусор, я понимал, что хочу выбраться оттуда. К тому же я был слишком занят поисками пищи, чтобы тратить время на наркотики. Моя мать не очень хороший человек, Рейн. Она мерзкая, бесчувственная, холодная и жестокая женщина.

— Мне очень жаль.

Я делаю глоток пива и начинаю сдирать этикетку.

— Чёрт возьми, детка. Она сидела и смотрела каждый раз, когда отчим выбивал из меня дерьмо. Ни разу она не попыталась остановить его. Именно она запирала меня в шкафу, чтобы не слышать, как я плачу после того, как он сломает мне ещё один палец.

— О, боже, Вон, — шепчет она так тихо, что я едва слышу.

— Не знаю, как я выжил, но я выжил. Я хотел выбраться оттуда, и я хотел чего-то лучшего. Каждое чёртово утро я просыпался и молился, чтобы в этот день мама сказала мне, что любит меня. Что, может быть, она заступится за меня. Я перепробовал всё. Когда отчим обращал на неё свой гнев, я боролся за неё. Я сражался за неё! — я выкрикиваю последнюю фразу и швыряю бутылку пива через всю комнату. — Чёрт, — я прижимаю кулаки к глазам.

— Вон… — дрожащий голос Рейн заставляет меня опустить руки.

— Моя мама была без сознания, а он… — я сглатываю грёбаный комок в горле. — Я видел, как он воткнул иглу себе в руку. В этом не было ничего нового для меня, но я ждал, когда он тоже отключится, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь в кладовке. Я умирал с голоду. Это заняло всего несколько секунд после того, как отчим ввёл себе наркотик, прежде чем он начал биться в конвульсиях.

Она встаёт и хватает меня за руки.

— О, Боже.

— Я вошёл в гостиную, встал над ним и стал смотреть, — моё сердце колотится, а руки дрожат. Воспоминания, чертовы кошмары — они начинают обвиваться вокруг моего горла так же туго, как мой отчим душил меня. — Вместе с кровью из носа и пеной изо рта я видел, как из него вытекает жизнь. Я даже не позвонил в полицию. Я просто пошёл в свою комнату, забрался под простыню и стал ждать. Притворился, что сплю.

— Это, должно быть, было ужасно.

Смех, который выходит из меня, больше похож на плач.

— Это не было ужасно. Что было ужасно, так это то, что мама обвинила меня и выгнала из дома, потому что думала, что я мог бы предотвратить это. Она даже не знала, где я нахожусь больше половины времени, да её это и не волновало. Поэтому тот факт, что она обвинила меня, был абсурдным. Вообще-то нет, беру свои слова обратно. Это не было ужасно; это было, вероятно, лучшее, что она могла сделать для меня. Я был бездомным около семи месяцев, прежде чем меня арестовали за пьянство как несовершеннолетнего, незаконное проникновение на территорию, вандализм и нарушение комендантского часа, а затем я провёл следующие три года в колонии для несовершеннолетних, пока мне не исполнилось восемнадцать, и они вытолкнули меня оттуда только в том, в чём я был одет.

— Ты был всего лишь ребёнком, Вон. Боже мой, не могу поверить, что никто не пришёл на помощь.

Я не отвечаю на её заявление. Может быть, я и был молод, но я отличал добро от зла.

— Может быть, если бы я спас его, она полюбила бы меня хоть немного. Она меня ненавидит. Я не знаю, что сделал, но, как бы я ни старался, она не замечала меня. Она никогда не любила меня, Рейн. Всё, чего я когда-либо хотел, это чтобы мать заботилась обо мне, но она никогда не заботилась. Она никогда этого не делала. Всё, чего я хотел, — это чтобы эта женщина любила меня.

Рейн обнимает меня и сжимает сильнее.

— Ш-ш-ш, — она обхватывает моё лицо и прижимается губами к моим. — Мне очень жаль, Вон. Мне так чертовски жаль.

Я даже не могу ничего сказать, потому что эмоции, которых я избегаю, бьют меня сильнее, чем когда-либо в жизни. Я никогда не произносил этих слов вслух, и то, что они слетают с моих губ, пугает меня до чёртиков. Как бы я ни старался ненавидеть свою мать и сколько бы раз ни пытался забыть о ней, я, чёрт возьми, не могу.

Из-за неё я и вернулся. Когда в ту ночь умер мой отчим, я не только потерял его, но и потерял маленькую надежду на то, что мама когда-нибудь полюбит меня. Она ни разу не навестила меня в тюрьме, ни разу не попыталась позвонить. И каждый грёбаный год, когда я посылаю ей поздравительную открытку, она отсылает её обратно.

— Ты замечательный человек, Вон. Ты добрый и сострадательный. Ты невероятно внимательный, весёлый и такой заботливый. Я люблю тебя. Я люблю тебя так чертовски сильно. Я знаю, что это не одно и то же, но я не хочу, чтобы ты хоть на секунду подумал, что не заслуживаешь этого.

Я целую Рейн в макушку и вдыхаю её успокаивающий аромат.

— Я этого не заслуживаю, Рейн. Я никогда не буду заслуживать твоей любви, но раз ты готова отдать её, я возьму её и никогда не отпущу.

Глава 23

Рейн

— Позволь мне спросить тебя кое о чём, — я отстраняюсь от Вона, но держу его за руки. — Если бы мы поменялись ролями, она бы тебе помогла? — когда я спрашиваю его, я всё ещё пытаюсь понять всё это.

— Нет, — он отвечает сразу и без вопросов. — Она бы не стала.

— Чутьё подсказывает мне, что ты поступаешь правильно, Вон, — я чувствую отвращение к ней. Какая мать выгонит своего ребёнка на улицу, будет сидеть и смотреть, как его бьют? — А если ты заплатишь этим людям, у тебя будут неприятности? Я имею в виду, что не могу себе представить, что ты захочешь иметь с ними дело.

— Мне удалось сохранить нейтралитет, и как бы мне ни хотелось сказать, что Пити позволил бы мне просто отдать ему деньги и уйти, я ему не доверяю. В детстве мы были дружны, но с годами всё изменилось. У него и у Грязи есть своя территория и своя… специальность. Каким-то образом им удалось сохранить сердечность. Но деньги — это корень всех зол, и я был свидетелем последствий того, что происходит, когда не платишь им вовремя. Или, когда они поймут, что у кого-то действительно есть то, что им нужно, а это деньги в девяноста девяти процентах случаев.

— Извини, наверное, я просто наивна. Что ты имеешь в виду? — я чувствую, что раньше он был совсем другим человеком, чем тот, которого я полюбила сейчас. То, о чём он говорит, и то, как он вырос, — кажется невозможным, чтобы он стал таким человеком, как сейчас. То, как он расправился с этим парнем, я никогда не думала, что он на это способен, но понимаю, что на него повлияло то, как и где он вырос.