Вышибая двери - Цхай Максим (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Но сейчас Али напился до безобразия и никого не различает: как и все турки, он пьет не для просветления души, а для помрачения рассудка. Выкаченные глаза похожи на бильярдные шары, а из больших ноздрей вот-вот вырвутся две струи пара. Оставляю своих парней контролировать выход и не подпускать к нам не менее пьяных дружков Али. Сам же вступаю с ним в дипломатические переговоры.
— Али, ты узнаёшь меня?
— Того, кто ко мне подойдет, клянусь Аллахом, убью! Смерти не боишься?
— Ну, мне-то можно подойти, я же твой друг.
Али долго и подозрительно смотрит мне в лицо:
— Тебе можно. Но не близко.
— Где твоя карта?
— Ага, я так и знал! Вы все не любите меня, вам нужны только мои деньги. На! Забирай! — И он сует мне зеленую сотню.
— Мне не нужны твои деньги, мне нужна твоя карта.
— Это ты только на вид хороший мужик… А на самом деле ты хитрый.
— Хочешь сказать, что я подлый?
— И подлый! — Тут он всхлипывает. — Вы все хотите моих денег, а сердце мое кому нужно?
— Мне. Мы с тобой пили пиво, и ты приглашал меня к своим девочкам.
— Я вспомнил: ты мой друг и я люблю тебя. Ты не виноват. Тебе нужны мои деньги…
— Не говори ерунды. Я же не взял деньги, мне нужна твоя карта.
— Зачем? Зачем тебе моя карта?
— Карта принадлежит дискотеке.
Турок мрачно сопит. Думает.
— А я не отдам. Я буду здесь жить. Раз вы ко мне так относитесь, я буду жить здесь, возле пепельницы в углу.
— Тебе нельзя здесь жить.
— Ты выгоняешь меня, мой друг. Ты предатель!
— Неправда. Ты слишком много выпил, теперь отдай карту, расплатись и иди домой, завтра мы все тебя ждем, потому что ты хороший человек и мама у тебя тоже хорошая.
— Она была падшая женщина…
— Как тебе не стыдно, мы все уважаем ее, она достойная женщина!
— Все женщины — шлюхи!
— Не говори так. Твоя мама — настоящая турецкая женщина, а значит, она не шлюха. Правда?
— Ай, дорогой, дай я тебя поцелую…
— Не дам. Лучше верни мне карту и иди домой спать.
— Так я и знал! Ты предатель, ты вытащил меня из дискотеки, хотя я трезвый, оскорбил мою маму…
— А ты потерял свою карту, поэтому и не отдаешь. Напился как мальчишка и потерял.
— Я? Никогда! — Али достает портмоне, оттуда вываливаются вперемешку деньги, презервативы и разные карточки. — Вот! Вот она! — торжествуя, хлопает ею об стол.
— Али, смотри, ты рассыпал деньги… Алекс, быстрее.
Алекс молниеносным кошачьим движением стягивает карту со стола и галопом мчится к кассе, крича: «Макс, только держи его!»
— А-а-а-а! Сволочь!!! Дырка от задницы!!! Пусти меня!!! Этот ублюдок украл мою карту!!! Пусти или я убью тебя, клянусь мамой!
— Да, твоя мама очень достойная женщина.
— Да… это правда… и отец!
— Конечно! Твой отец очень достойный человек, все знают твоего отца.
Али неожиданно нахмуривается:
— Откуда ты можешь знать моего отца? Ты его не видел ни разу!
— Я вижу его сына. Али, ведь ты похож на своего отца?
— Конечно, все так говорят…
— Вот видишь, разве я тебе соврал хоть раз?
— Нет… ты мой лучший друг… мой единственный друг. — И он лезет целовать мне руку.
В этот трогательный момент появляется Алекс и пытается мне что-то сказать. Успеваю шепнуть, что Али придет с деньгами завтра, главное — карточку вернули в кассу. Но Али, сфокусировавшись на Алексе, снова издает торжествующий вопль:
— А-а-а-а! Сын собаки! Я убью тебя! — И всей своей стокилограммовой тушей бросается на Алекса.
Я с трудом его удерживаю.
— Почему ты держишь меня?! Почему ты за него, а не за меня?
— Может быть, потому, что я подлый?
— Да, ты подлый. — Али плачет.
— И хитрый.
— Да… У тебя нет сердца! У вас, азиатов, нет сердца!
— Али, ты тоже азиат.
— Да! — Плачет еще горше. — У меня тоже нет сердца!
— Али, видишь, как все хорошо. Теперь иди домой, а завтра приходи опять, у меня будет выходной, и мы с тобой выпьем по три кружки.
— По две, мой друг, только по две… Три — это слишком много. Я не пью столько, ты же знаешь…
Али медленно собирает в портмоне высыпавшееся оттуда барахло и походкой колосса на глиняных ногах направляется к выходу.
Я облегченно вздыхаю, но, как выясняется, рано. В дверях возникает Ян, директор танцхауса:
— Али, ты опять набузил!
Тихо матерюсь сквозь зубы. Ян говорит тепло, почти по-отечески, но он явно не уловил общий смысл происходящего. Упрекать сейчас не лучшее время. При виде Яна в глазах Али снова загорается счастливый огонь:
— С-с-сукина подлюга!!! Я тебя насквозь вижу! Ты хочешь моих денег!!!
Снова подкравшийся Алекс, пользуясь тем, что объектом критики теперь сделался оторопевший Ян, подхватывает Али под левый локоть, Да Грио — под правый, и они медленно, но непреклонно буксируют его к двери. Али не обращает на них внимания. Его мозг ошарашен радостью встречи с директором и занят подбором слов для такой удачной и редкой случайности, поэтому тело упирается скорее автоматически. Покрасневший Ян поправляет белоснежный воротничок и принимает решение:
— Наш Али получает запрет на вход на три недели.
— По две!!! — орет упирающийся турок. — Три — это слишком много… — доверительно, по-детски шепчет он Да Грио и вдруг снова грозно поводит кудлатой головой, похожей на казан для плова средних размеров. Взгляд его кровяных глаз упирается в Алекса. Пока импульс от них не добрался до головного мозга, я подталкиваю Али в спину и сбиваю фокусировку. Глаза его снова начинают блуждать. Пока он сконцентрируется, пройдет время.
— По две, мой друг, только по две!
Подмигиваю Яну: «Уступи!»
— Ну хорошо, пусть будет две недели… — Ян добр и милостив.
Али торжествующе поднимает шишковатый указательный палец к небу и в таком виде исчезает в дверном проеме. В следующую секунду оба охранника заскакивают обратно и плотно запирают за собой дверь. С улицы раздаются мерные удары чего-то тяжелого обо что-то мягкое. Выглядываю в смотровое окно.
Двухметровый Али, достаточно твердо стоя на ногах, равномерно и сосредоточенно бьет себя пудовым кулаком по красной физиономии. На ней удивление и обида. Закрываю окно.
Завтра выходной. Приеду в танцхаус и выпью два пива. Только два. Три — это слишком много.
* * *
Я уже думал, что меня мало что может удивить.
Мчался вчера ночью по совершенно пустому шоссе вдалеке от города.
Полнолуние.
Выключил свет.
По бокам мелькают, переворачиваются в своем проективном движении осенние поля, дышащие легкой испариной, зависшей над ними, как призраки драконов.
А прямо на меня летит, чуть дрожа, залитая лунным светом дорожная лента.
Выключил мотор.
С горы разогнался быстро. Так и парил без звука и света.
Чуть дрожит призрачная дорога, свистит ветер в ушах, шевелятся полупрозрачные драконы, и луна ласково — мертвенным светом освещает все это безобразие.
* * *
Двери вагона с тихим шуршанием закрылись. В окнах в последний раз мелькнула ее серая курточка, и поезд, быстро набирая скорость, увез от меня мою мечту.
Ну и пусть.
Ну и ладно.
Какая она умница все-таки…
— Мы пойдем сейчас ко мне, пить чай!
— Нет, Макс, я знаю, чем это кончится.
— Ничего подобного. Если я зову женщину пить чай, даже в час ночи, это означает только то, что мы будем вместе пить чай. И ничего больше.
— Нет. Ты меня дуришь.
— В благородство никто не верит, а жаль…
— Ну, скажи честно, если бы я согласилась, ты бы и не попробовал продолжить?
— Нет…
Она хватает меня за плечи и начинает, смеясь, трясти как грушу.
— Тогда ты не мужик, Макс!
— Я не мужик. Я мужчина. Пойдем пить чай, и ты увидишь разницу.
— Нет.
Качает головой из стороны в сторону, как делают маленькие дети, но в ее зеленых глазах, еще секунду назад озорных и быстрых, теперь читается то самое сожалеюще-ласковое выражение, которое заставляет почувствовать вечное превосходство девочки — женщины над мужчиной — пацаном.
